– Здравствуйте! – произнес дядя Миша, явно довольный тем, что к нему обращается молодая девушка.
– Как у вас дела, как жизнь? – Оля решила, что не будет называть себя, якобы полагая, что дядя Миша вспомнил ее в ответ.
– Дела? Прекрасно у нас дела! Живем! – икнул дядя Миша. Он явно, в отличие от жены, был оптимистом. Во всяком случае, сегодня.
– Как Оля?
– А, Ольга-то у нас лучше всех. На Рублевке сейчас живет.
– Да вы что? – Оля добавила удивления и энтузиазма своему голосу. – Как она туда попала?
– Так как-как – замуж вышла. Муж-то у нее, сам у президента работает, отец в нефтянке, хозяин фирмы. Да вообще хорошо устроилась. Домой вот только не ездит совсем, не видим ее.
Но Олю мало интересовала частота Лелиных визитов на малую родину. Она, как никогда, была близка к своей цели. Ну, или хотя бы к первому шагу на пути ее достижения.
– У президента работает? А как его зовут? Наверное, известная личность?
– Да хрен его знает, известная, неизвестная. Я телек не смотрю, так не знаю. Зовут… Егор его зовут. Зарецкий.
Бог ты мой. Он еще и Зарецкий. В детстве Оля часто мечтала о подобной фамилии, а потом решила, что замуж пойдет только за человека с фамилией, более привлекательной, нежели Курицына.
Ольга Зарецкая. Ольга Зарецкая. А она – по-прежнему Оля Курицына. Но домой в тот день Оля мчалась, словно на крыльях. Родители были еще на работе, чему она была очень рада. Последующие два часа Оля провела в интернете – в поисках информации о Егоре Зарецком. Информации было немного. Страничек в соцсетях у него, как и у Лели, не было. Из того, что Оля смогла найти, следовало, что он – младший сын топ-менеджера и совладельца крупной нефтяной компании, получил образование в МГУ и пришел работать в компанию отца, откуда прямым чартерным рейсом – в администрацию президента, где уже к тому моменту успешно трудился старший брат. Видимо, у Зарецкого-старшего в Кремле неплохие связи. Фотографий Егора в интернете тоже было немного – буквально две-три, не постановочные, просто фото рабочих моментов, случайно попавшие в сеть. Ну, разумеется, Егор оказался очень привлекательным брюнетом, с решительным и, кажется, немного задорным взглядом карих глаз. В такого бы и Оля влюбилась с радостью. По запросу «свадьба Егора Зарецкого» поисковые системы ничего не выдали. На запрос об Ольге Зарецкой тоже отмолчались. Оля, кстати, пыталась выспросить адрес Лели на Рублевке у ее пьяного отца, под предлогом, что она живет там же и могла бы заглянуть к ней в гости. Предлогов она бы могла и не придумывать – Лелин отец был в том состоянии, когда мозг уже не распознает логики и здравого смысла в чьих-то словах. Но и адреса он сказать не смог – оказалось, что он даже и не был ни разу у Лели на Рублевке. Из всего этого Оля сделала вывод, что Леля не очень-то дорожит отношениями со своими родителями, а может быть, даже стыдится их.
Так или иначе, теперь Оле было известно имя, место работы и почти что адрес Лелиного мужа. Вот только что с этим делать дальше, она себе плохо представляла.
– А может быть, ну ее уже, эту Лелю? – спрашивала ее тетя Маша однажды вечером пару недель спустя. Тетя Маша не знала об Олиных планах поквитаться со школьной обидчицей. Ее просто беспокоил тот факт, что Леля с ее успешным замужеством не дает покоя ее квартирантке. – Посмотри на Сережу, вон он какой хороший у тебя. Ну, что с этих олигархов взять? Неизвестно еще, как он там ее держит. А Сережа тебя любит, сразу видно, и относится с уважением.
Да, был у Оли такой Сережа. Застенчивый друг с архитектурного, невысокий, худенький, такой же неторопливый, среднестатистический и унылый, как и сама Оля. Хотя, мы помним, что Оля умела веселиться, ей для этого нужно было только оказаться в подходящей компании и подходящем настроении. А вот Сережа веселиться не умел совсем и даже шуток порой не воспринимал, глядя на Олю большими, задумчивыми, как у оленя, глазами. Оля Сережу не любила, но ей было удобно иметь его под рукой. Он был рядом уже почти год – в качестве ее молодого человека, а до этого – еще пару лет в качестве просто друга. Хотя уже тогда Оля знала, что Сережа в нее влюблен. Однажды Оле в руки попалась книжка о том, как влюбить в себя мужчину. Эту технологию тихоня Оля успешно испытала на нескольких парнях. Первого она влюбила в себя курсе на третьем. Тогда ее охватил азарт: мальчик был на два года младше, да еще и словно застрял в подростковом возрасте. Он не только не умел ухаживать за девушками, но даже обычных вежливых жестов себе не позволял – уступить место, пропустить вперед. И обращался ко всем девушкам исключительно по фамилии. Поэтому когда он начал звать Олю по имени, спрашивать в буфете, что ей купить, и занимать место рядом с собой, Оля восприняла это как свой первый большой успех. Чуть позже они перешли к пьяным поцелуям, и Оля уже всерьез стала задумываться о том, как дальше вести себя с этим явно девственным парнем, когда в ее жизни появился Сережа.
Когда в Олиной жизни появился Сережа, Оля давно уже не была девственницей. В отличие от своей распутной и доступной школьной подружки Насти, Оля отдавалась парням исключительно в расчете на большие чувства. Расчет, правда, каждый раз не оправдывался, но в мужских объятиях Оля хоть ненадолго ощущала себя любимой, впитывая их тепло каждой клеточкой своего тела – ей так не хватало этого с самого детства. Если честно, объятия и нежные, ласковые прикосновения, напоминавшие ей мамины руки, нравились Оле гораздо больше, чем сам процесс совокупления. В нем Оле виделось, что-то мерзкое и постыдное, то, что принято замалчивать. Во всяком случае, в ее семье. Но парням всегда хотелось больше, чем просто нежные объятия, и Оля послушно пыхтела, изображая удовольствие и страсть. Однако, насытившись, парень обычно исчезал из Олиной жизни – либо еще несколько раз появлялся в ней по мере надобности. Сережа в итоге стал единственным, кто готов был остаться. Сначала Оля по привычке испытала на нем все приемы очаровывания, прописанные в книге. Надо отметить, что технология эта действовала не на каждого, а только на парней попроще и без претензий. Им, видимо, жутко не хватало нежностей, комплиментов и восхищения. Сережа был простым парнем, он быстро попался, но так же быстро и наскучил Оле. Оля не могла отделаться от ощущения, что вместе они напоминают пару валенок. Но за неимением лучшего она благосклонно принимала Сережины ухаживания, а он принимал за благовоспитанность ее отстраненность. После окончания вуза, когда Оля осталась без каждодневной компании своих подружек, один на один с окружающей действительностью, Сережа стал значить для нее чуть больше. И в результате однажды она позволила ему стать ее парнем. Сережа воспринимал их отношения очень серьезно, видел Олю своей будущей женой и предлагал даже снять совместное жилище – он, как и Оля был не москвичом, и даже не подмосковичем, и снимал комнату на пару с приятелем. Но Оле на данный момент времени компания тети Маши была как-то привычнее и милее Сережиной. К тому же, новая работа открывала перед ней совершенно иные перспективы. Правда, пока ее скромные чары плохо действовали на хозяев квартир и домов, стены которых она расписывала. В объятиях и постелях парочки таких хозяев ей удалось-таки побывать, но это опять оказалась не любовь, а банальное удовлетворение мужской похоти. Впрочем, любви Оле хватало и Сережиной. А вот найти богача, под руку с которым можно было бы войти в Лелин круг – это было бы то, что нужно. Оля в своих замыслах не шла дальше того, что они с Лелей оказываются на одной социальной лестнице, причем желательно так, чтобы Оля была хотя бы на ступеньку повыше. Все, что нужно было Оле – это чтобы Леля увидела, что Оля из нищей забитой очкарки превратилась в роскошную богатую женщину, да еще и известную художницу. Пока Оля мало походила на роскошную женщину, хоть и заметно похорошела со школьных времен, но она не сомневалась, что именно так будет выглядеть во время их встречи. А что касается известности – Оля тщеславно полагала, что если хозяин одной квартиры рекомендует ее хозяину другой – это и есть признание. А выставки и всемирная слава придут чуть позже.
***
С Егором Зарецким Оля познакомилась в одном из коттеджных поселков, тесно примыкающих к юго-западной окраине Москвы. Она стояла возле автомобиля и ждала, пока хозяин дома, где она только что завершила свою работу, галантно погрузит в багажник ее рабочие принадлежности. Нынешний ее наниматель, Олег, был лет тридцати пяти, женат, дважды отец и дружелюбно-равнодушен к Олиным чарам. Поэтому она оставила попытки соблазнить Олега и на работу приезжала в удобном, но абсолютно несексуальном комбинезоне. Когда Егор остановил свой роскошный внедорожник возле автомобиля Олега, его взгляду предстала невысокая светловолосая девушка в забавном сером комбинезоне, с длинной растрепанной косой и огромными голубыми глазами. Выглядела она не то, чтобы соблазнительно, скорее заманчиво-невинно. Олег слыл хорошим семьянином, а потому присутствие незнакомой девушки в загородном коттедже приятеля вызвало у Егора немалое любопытство.
Оля, разумеется, не знала, что Егор – это тот самый Егор, хотя галочку мысленно поставила и решила, что по дороге в город расспросит у Олега поподробнее об этом Егоре. Но ответ она получила чуть раньше. Узнав от Олега, что Оля занималась в его коттедже художественным оформлением стены в гостиной, Егор, чуть прищурившись, задумчиво сказал:
– Какая милая художница! – отчего Олино сердце затрепетало и готово было сразу упасть в объятия нового знакомого.
– Может, вы и мне тоже стену оформите?
–Ну, разумеется, это же моя работа, – чуть быстрее, чем следовало бы, выпалила Оля.
Егор помолчал, секунду-другую пристально глядя на Олю. Потом обратился к Олегу:
– Хорошо рисует?
– Да вообще отлично! – весело отозвался Олег.
– Хорошо. Тогда позвоните мне в ближайшие дни. Договоримся о встрече, покажете мне свое портфолио.
Егор протянул Оле визитку и снова обратился к Олегу:
– Хочу отцу порекомендовать. Он все планирует у себя в кабинете сделать что-нибудь эдакое, а что именно, никак не может придумать.
Мужчины продолжили беседу, а Оля, словно оглушенная, смотрела на визитку, где простыми черными буквами было написано: «ЕГОР ЗАРЕЦКИЙ». Прощание с Егором Оля запомнила плохо, она была как в тумане, одновременно обрадованная знакомством, взволнованная тем, что будет дальше, смущенная своим неприглядным видом, в котором она предстала перед мужем одноклассницы.
Тетя Маша слушала Олю молча. Она не могла понять, что у той на уме, но прекрасно видела, как Оля взбудоражена, и только тихонько покачивала головой. Почему-то ей это не нравилось. Оле тоже что-то не нравилось, что-то грызло ее, точило, словно червячок яблоко, но что именно, она разобралась только, лежа в неподвижной ночной тишине своей комнаты. Грызло ее мерзкое чувство все той же несправедливости. Ощущение, что Егор смотрел на нее, как на товар, на интересную затею, не более того. Понимание, что не будет она при встрече с Лелей стоять с ней на одной ступеньке. Зависть, разочарование, гнев. И единственный способ, который родился в ее голове – единственный способ насолить Леле, который она сочла вполне подходящим для своей мучительницы – переспать с ее мужем.
***
Следующим же утром Леля позвонила по телефону, указанному на визитке Егора Зарецкого. Но ее тщеславие было серьезно покорежено – трубку не только взял не Егор, а его секретарша, но она, в свою очередь, всего лишь сообщила ей телефон дизайнера, с которым Оле и предстояло обсудить все детали. Оказалось, что отец Егора отбраковал все предложения дизайнера по оформлению стены в собственном кабинете, требуя чего-то необычного, но, как и полагается людям, несведущим в дизайнерском мастерстве, не мог внятно объяснить, чего именно. Оля, несмотря на свое разочарование таким поворотом общения, подошла к делу весьма профессионально. Встретившись с дизайнером (ею оказалась весьма известная в узких кругах дама средних лет), она внимательно ознакомилась с проектом кабинета, с предыдущими вариантами оформления стены и даже расспросила Эвелину (так звали даму-дизайнера) о характере и привычках Зарецкого-старшего. Эвелина, смотревшая поначалу на Олю недоверчиво-снисходительно, под конец разговора даже слегка зауважала безвестную художницу. Тем более, что портфолио ее оказалось вполне себе интересным, а некоторые фамилии заказчиков были знакомы и самой Эвелине. В результате неделю спустя, когда Олин эскиз для Зарецкого был готов, Эвелина предложила поехать на встречу с заказчиком вместе, чтобы Оля сама объяснила ему концепцию своей задумки и, в случае чего, сама же ее отстояла. Все, чего желала Эвелина, – это чтобы поскорее начать работу в кабинете, которая пока что упиралась в стену в прямом и переносном смысле этого слова.
Зарецкий-старший оказался жестковатым и нетерпеливым в общении. Он без всякого энтузиазма взглянул на представленный ему эскиз, выполненный в сине-голубых тонах.
– Что это?
– Сюрреализм с элементами обнаженной женщины, – с вызовом ответила ему Оля. Эта работа действительно стала вызовом – вызовом и самой Оле, до сих пор конфузившейся от интимных речей и стесняющейся своего тела, вызовом Зарецкому, оттолкнувшему уже не один творческий труд, вызовом и всему обществу, которому доведется лицезреть эту картину на стене кабинета, если, конечно, ее одобрит человек, стоящий сейчас напротив.
А в глазах человека, между тем, вспыхнул интерес. Оля рассчитывала на него. Она давно приметила, что заказчики любят, когда проекту дают имя. Когда определяют стиль – красивым, редким, умным словом. Когда со стилями экспериментируют и придумывают что-то особенное – специально для них. И больше ни для кого. Картина, на которую сейчас с интересом смотрел Зарецкий, была действительно выполнена в духе сюрреализма. Она представляла собой что-то среднее между полотнами Дали и Магрита, что-то неведомое и манящее. И обнаженная женщина – нет, кажется, это просто причудливая волна сказочной реки взвилась вверх. Или все-таки женщина бесстыдно подставляет свою грудь игривым потокам? Зарецкий-старший принял вызов. Оле не пришлось сказать ни слова в защиту своего проекта. Единственное, о чем спросил ее хозяин дома – не является ли эта картина копией известного полотна?
***
Оля уже неделю трудилась в особняке Зарецкого, но Егор там так и не появлялся. Собственно, там вообще никто не появлялся, кроме Зарецкого-старшего, прислуги и охранников, сидевших в сторожке у ворот. Зарецкий, столкнувшись однажды в дверях с Олей, которая только что окончила работу, спросил, куда и на чем она добирается. Узнав, что ездит Оля с тремя пересадками на другой конец Москвы, Зарецкий предложил ей на время работы перебраться в одну из комнат первого этажа, предназначенных для обслуживающего персонала. И, хотя Оля была уязвлена очевидным указанием на ее положение, от предложения она не отказалась. В тот вечер она быстро собрала необходимые вещи и потом долго сидела на кухне с тетей Машей.
– А что ты будешь делать, если встретишься с Лелей? Ты так долго мечтала ей нос утереть, думаешь, получится? – напрямик спросила тетя Маша. Она понимала, что вопрос не совсем корректный, но ей очень хотелось выяснить, что у Оли на уме. Тетя Маша боялась, что знает ответ.
– Нет, не получится. Не знаю даже. Я не хочу с ней встречаться, если честно. Кто я для нее? Прислуга, наемный работник. Лишний повод снова поиздеваться надо мной.
– Оля, ну что ты такое говоришь? – тетя Маша почувствовала угрызения совести. – Ты прекрасный художник, ты там, потому что профессионал своего дела. Певцы вон тоже за деньги выступают на вечеринках, а все равно звезды. И ведут себя, как звезды. Ну-ка, держи голову выше!
– Да, вы правы, тетя Маша. Надо вести себя, как звезда!
Оля решила: если ей доведется встретиться с Лелей, она будет высоко держать голову и вообще сделает вид, что оказала большую честь Зарецкому-старшему, согласившись на его просьбу.
Спустя два дня, в субботу, особняк отца навестил Егор. Он был один. И опять застал Олю врасплох. Нет, она, конечно, не позволяла себе плохо выглядеть в доме Зарецкого, просто была слишком увлечена процессом и вздрогнула от неожиданности, когда за спиной раздался голос Егора.
– Ого, какая у нас здесь красота! – разумеется, из вежливости или просто, чтобы что-нибудь сказать, произнес Егор. Красоты еще не было. Стена была покрыта сине-голубыми пятнами, которые еще не обрели форму.
– А что это будет? Какая-то абстракция?
– Сюрреализм с элементами обнаженной женщины, – снова, как в прошлый раз, ответила Оля.
– Интересно! Элементы обнаженной женщины, я так понимаю, позже появятся?
– Разумеется.
– То есть папа на это согласился?