Восхождение

Ритмичное шарканье, вздохи и кряхтение, и вот старик появился в гостиной.

– Давай, сынок, покажь, где черкнуть надо.

Молодой человек уже в сотый раз ткнул пальцем в черту у края листа платежной ведомости.

– Бог ты мой, – проскрипел старик, – очки на кухне забыл. Сейчас, милок, я мигом…

– Да нет же, Степан Макарыч, очки у вас в нагрудном кармане.

– Ой, и правда, дырявая моя башка, – старик с усмешкой ругнулся в бороду и достал очки.

Наконец заветная подпись поставлена и деньги пересчитаны. Не скрывая облегчения, молодой человек направился к двери.

– Когда еще придешь, сынок?

Стоя на пороге, молодой человек обернулся, сказал ледяным голосом:

– Через месяц, дедуля, через месяц.

Не прощаясь, он торопливо покинул похожую на бомжатник квартиру и исчез за лестничными пролетами.

– Дай бог тебе здоровья, милок! – прокричал ему вслед старик и захлопнул дверь.

– Чтоб ты провалился, ублюдок, – хмуро пробурчал он себе под нос пару секунд спустя, защелкивая замки и вешая цепочку.

Оставшись один, он распрямился и бодрой походкой прошел в гостиную. Выдвинул ящик комода, приподнял лежащие плотной стопкой простыни и вытащил из-под них ноутбук. Затем вернулся к столу и, безжалостно смахнув весь мусор на пол, положил компьютер на столешницу, нажал кнопку старт.

Через минуту система была готова к распоряжениям хозяина. Мужчина снял бесполезные очки, швырнул на диван. Туда же отправились растрепанная борода и лохматый парик. Теперь, когда маскарад больше не мешал и не раздражал, мужчина погрузился в работу. За четверть часа проверил все сообщения, отписался начальству, которое требовало ежедневные доклады, затем пролистал последние новости как на общедоступных сайтах, так и на внутрисистемном форуме. Все было тихо, никаких подвижек. Оставалось сделать последнее и главное – созвониться по спецсвязи с Малышевым и получить последнюю сводку по двум особо важным вопросам.

Он щелкнул мышкой по самому недавнему сообщению, оно открылось, показав номер телефона. Каждый день приходил новый мейл с новыми инструкциями для связи. Что поделать, крайние меры предосторожности.

Он достал из кармана брюк служебный телефон, набрал указанный в письме номер. Два гудка, и послышался знакомый голос:

– Слушаю вас, товарищ полковник!

– Здорово, Гена. Что слышно с улицы Дыбенко?

– Без новостей, товарищ полковник, Лесенковская не объявлялась.

– Звонки близким? Друзьям?

– Вся мобильная связь под нашим контролем, в том числе сетевой трафик. Пока ничего.

– Ясно… – полковник вздохнул. – Есть новости о Молотке?

– Только при личной встрече, – последовал лаконичный ответ.

Все верно, по инструкции.

– Буду на обычном месте через час, отбой.

Не дожидаясь ответа, полковник отключился и спрятал телефон в карман.

* * *

Сборы не заняли много времени. Телогрейка и дранные штаны отправились в шкаф, оттуда появились джинсы и футболка, а легкая светлая ветровка с капюшоном завершила перевоплощение. Погода стояла нестабильная, хоть на дворе и лето, но Питер есть Питер. Прохладный дождь мог хлынуть когда угодно в течение дня, даже если с утра небо было голубое, а летнее солнце приятно согревало северный город.

Мужчина швырнул засаленный помятый паспорт на имя Степана Макаровича Иванова в ящик стола и достал бордовую корочку удостоверения сотрудника военной разведки на имя Олега Сергеевича Верещагина. Раскрыл, вгляделся. Нелегок был путь от лейтенанта к полковнику спецотдела ГРУ, путь, орошенный реками крови – своей и чужой – и слезами утрат и страданий. Чечня и северный Кавказ, ближнее и дальнее зарубежье, задания особой важности и крайней деликатности по всему миру, о которых обычно не рассказывают громогласно и о которых не прочтешь в газете. Тяжелые годы службы оставили свой отпечаток на лице не только шрамами и ранними морщинами, но и седыми висками, а также особым выражением в глазах – выражением стальной решимости, неколебимой стойкости и всевидящей проницательности.

Рядом с удостоверением в ящике – обычный гражданский паспорт, а в него вложена выцветшая фотография. Олег взял ее в руки, всмотрелся в милые сердцу образы. Челюсти невольно сжались, желваки заиграли на щеках. Молодая светловолосая женщина с трехлетним мальчишкой на руках. Смотрят в объектив камеры, радостно улыбаются мужу и папе, знают, что фото он возьмет с собой, чтобы во время долгих командировок видеть свою семью хотя бы так, на фотографии. Этому снимку больше двадцати лет, все эти годы он берег его как зеницу ока. Ведь это то немногое, что осталось от семьи, не считая писем, открыток и просто воспоминаний. Та ночь в Белграде в одночасье изменила все в его жизни. «Умные» бомбы натовских бомбардировщиков оказались не настолько умны, как уверяли западные военные. Жилые кварталы, больницы, дипломатические корпуса – все рушилось и горело под ракетами миротворцев, которые калечили, жгли и убивали всех без разбору, и гражданских, и военных. Опознали женщину и ребенка не сразу, собирали по кусочкам. Прямое попадание.

Олег вложил фотку обратно меж страниц паспорта, а паспорт в ящик стола. Последнее, что достал, был стечкин. Проверив боезаряд, он спрятал пистолет в широкий карман куртки, застегнул его на молнию и, заперев ящик стола, направился к входной двери. Доклада Малышева ждал с нетерпением, вести о Молотке были сейчас приоритетом номер один, на ранг выше, чем пропавшая девушка с Дыбенко.

* * *

Станция «Проспект Ветеранов» в этот час полнилась народом, несметные толпы выплескивались из вагонов и единой массой плыли к выходу. Олег Верещагин был одним из немногих, кто, усердно работая локтями, продвигался в противоположном направлении. В последний вагон успел заскочить за мгновение до того, как двери сомкнулись, отделяя его от столпотворения на платформе. Сел, как обычно, на самое последнее сидение с правой стороны. Состав тронулся и, неторопливо покачиваясь, начал набирать скорость.

Прошло примерно четверть часа, прежде чем приятный женский голос объявил станцию «Балтийская». Олег выпрямился, повернулся к окну. Наконец поезд затормозил и встал, двери открылись. В вагон вошли две женщины, подвыпивший дедок и молодой парень интеллигентного вида в джинсовых брюках и пиджаке, с темно-бордовым портфелем из натуральной кожи. В вагоне имелось немало свободных мест, но он сел на соседнее с Олегом сиденье. Когда поезд загремел колесами о рельсы, парень повернулся к Верещагину и негромко произнес:

– Добрый вечер, товарищ полковник.

– Привет, Гена, – откликнулся Олег, его голос был едва слышен сквозь стук колес. – Не томи, рассказывай.

Оперативник окинул профессиональным взглядом немногочисленных пассажиров поезда. Никто, казалось, не проявлял излишнего внимания к двум беседующим мужчинам.

– Наблюдение за Королевым ведется по-прежнему круглосуточное, никаких новостей. Работа, дом, встречи с друзьями. Недавно побывал у своей матери в Павлово. Ни телефоны, ни Интернет…

– Довольно о Королеве, – нетерпеливо перебил Олег, – мне сейчас другое интересно…

– Олег Сергеевич, это важно, – настоял Малышев и, выдержав строгий взгляд командира, продолжил: – Были замечены две попытки сближения пиндосов с Королевым. Оба раза отступались, не хотели «светиться», но у моих людей глаз наметан, мы их быстренько пробили, теперь пасем. Продолжают вертеться вокруг него, ищут ходы-выходы.

Олег в задумчивости почесал нос, по спине пробежал холодок.

– Пиндосы, говоришь…

– Так точно, Хайдер и Виндж. Скоро узнаем, к чьей резидентуре принадлежат. Как будет инфа, сразу доложу.

Олег выругался. Как американцы могли узнать о деле Лесенковской и что именно им известно, оставалось только гадать. Но сейчас ясно было лишь одно – где-то в ФСБ засела крыса. Дело в том, что оперативники, занятые визуальным наблюдением за Королевым и отслеживанием его мобильных контактов и цифрового трафика, принадлежат федералам, но находятся во временном подчинении ГРУ и отчитываются Малышеву. Всей картиной они, конечно, не владеют – кроме приказа наблюдать и докладывать никакой информации не получали. Но в их отделе еще четыре человека, и кто-то из них стучит.

– Уроды! – в сердцах прорычал Верещагин.

– Кто, пиндосы?

– И они тоже. Ладно, картина ясна, спасибо. Я свяжусь с Семеновым из их отдела, пусть вычищают. Что насчет Лесенковской?

– Пока без новостей. Мы аккуратненько заглянули в ее квартиру – ничего такого, что могло бы навести на след. Также задали поиск по всем нашим и мидовским базам данных на человека, внешне напоминающего отца Лесенковской. Кроме его брата, который в настоящее время проживает в Казахстане, никого. Но тот не покидал пределов своей страны, уже проверили. Так что пока глухо.

– Америкосы?