«Благо разрешился письмом…» Переписка Ф. В. Булгарина

3. Ф. В. Булгарин И. Лелевелю

8 декабря 1822 г.

Милостивый государь

Критика, или лучше вступление к критике произвело здесь сильный шум[115 - Речь идет о начале публикации рецензии Лелевеля в № 23 СА за 1822 г. Она предварялась обширным предисловием «К читателям от издателя Северного архива». Булгарин писал: «Знаменитому писателю должно быть приятно иметь критиком известного ученостию мужа. Слава Корнеля не только не затмилась от строгого суда Волтерова, но, напротив того, под защитою разборчивого мнения сделалась неприкосновенною для критиков недозрелых. Каждый отличный писатель, без сомнения, должен желать себе основательного критика, но признаюсь, что прискорбно и огорчительно видеть достойного и заслуженного литератора, обременяемого пристрастными суждениями людей, старающихся помрачить блеск его творений. Давно ожидали, чтоб истинные ученые и знатоки исторических наук занялись рассмотрением трудов Н. М. Карамзина. Ныне г. Лелевель предпринял сей подвиг и, по благосклонности своей к издаваемому нами журналу, избрал оный для помещения своего разбора на все доныне вышедшие томы Российской Истории. Мы будем помещать сей разбор в “Северном архиве” на 1823 год. – Польская словесность и отличные в оной писатели весьма мало известны российской публике; по сей причине и поставляем мы себе долгом познакомить наших читателей с г. Лелевелем и с учеными его трудами. Г. Лелевель бесспорно принадлежит к числу отличнейших историков в Европе и столько же приносит чести своему отечеству, сколько сам уважаем своими согражданами. Он родился в Варшаве около 1785 года и начал упражняться в науках под руководством покойного Фаддея Чацкого, мужа истинно ученого, великодушного покровителя наук и любителей оных. Г. Лелевель был в продолжение некоторого времени учителем истории в устроенной Чацким Кременецкой гимназии, а оттуда вызван Виленским университетом для преподавания там сей науки, вместо умершего профессора Гусаревского. Прожив несколько лет в Вильне, он снискал себе отличную славу многими весьма основательными историческими сочинениями и пробрел любовь и почтение своих слушателей благородным образом мыслей и ясностию в преподавании истории. В 1808 году, к общему сожалению, оставил он Вильну и переселился в Варшаву, где ему предложили звание профессора в новозаведенном университете и место при публичной библиотеке. Когда объявлен был конкурс для занятия кафедры истории при Виленском университете, то г. Лелевель, побуждаемый настояниями своих друзей, желавших прибресть его снова для литовского юношества, написал диссертацию, которая удостоилась одобрения университетской конференции. В прошлом 1821 году он возвратился в Вильну, где под благотворною эгидою великодушного Монарха Российского науки процветают более, нежели в других местах бывшей Польши. Г. Лелевель принят был жителями и студентами с восторгом, и первая его лекция представила в точности Академию афинскую». После подробного описания триумфа Лелевеля на первой своей лекции в Виленском университете, которое, по-видимому, было написано О. И. Сенковским, находившимся тогда в Вильне, шло перечисление выпущенных им книг и следующее заверение Булгарина: «Мы можем ручаться читателям нашим в том, что сочинения г. Лелевеля в общем мнении признаются исполненными основательной и здравой критики и что скромность, печать истинного таланта, отличающая г. Лелевеля в общественной жизни, украшает равномерно и его творения, и тем самым возвышает их достоинство. <…> Многие из сих сочинений переведены на немецкий и на латинский языки и заслужили похвалы в ученых ведомостях и литературных журналах в Германии и Англии» (СА. 1822. № 23. С. 402–405, 407).]. Все не могут ею нахвалиться. Имя Ваше переходит из уст в уста самых высокопоставленных лиц, как Голицын, Сперанский, Оленин etc.[116 - и др. (лат.).], отдающих дань Вашим учености и таланту и вместе со всей публикой нетерпеливо ждущих продолжения[117 - О реакции на публикацию рецензии см.: Galster В. О Lelewelowskiej krytyce «Historii» Karamzina // Galster В. Paralele romantyczne. Warszawa, 1987. S. 24–48; Козлов В. П. «История государства Российского» Н. М. Карамзина в оценках современников. М., 1989. С. 105–109, 112–113.]. Где я ни покажусь, ко мне обращаются с вопросами о вас и просят поскорее продолжения. Несколько фанатичных поклонников Карамзина морщатся, хотя и они отдают вам справедливость. Карамзин молчит, ибо нечего сказать. Я для уврачевания его раны печатаю в 24-м нумере глупейшую похвалу ему, взятую из немецких газет, присланную мне его горячим приверженцем[118 - См.: Геерен А. Г. Взгляд на «Историю государства Российского» Н. М. Карамзина // СА. 1822. № 24. С. 486–506. Переводчиком, который в публикации не указан, был Н. И. Тургенев. В записке, посланной Булгарину 7 декабря 1822 г., он протестовал против намерения Булгарина сопроводить рецензию Геерена своими замечаниями, см.: Дневники и письма Н. И. Тургенева. Пг., 1921. Т. 3. С. 398.], а потом разобью эти глупости, чтобы очистить от пятна мой журнал[119 - См.: Московский уроженец А. М. Замечания одного из сотрудников Северного Архива на статью, помещенную в № 24 сего журнала на 1822 год под заглавием «Взгляд на Историю государства Российского, г. Карамзина (из Геттингенских ученых ведомостей)» // СА. 1823. № 1. С. 91–100.]. Милостивый государь и мой уважаемый земляк, постарайся осчастливить меня и вышли без замедления продолжение. Сооружая собственную славу, вместе с тем выдвигаешь и меня, делаешь журнал мой классическим и упрочиваешь его существование. Что могу я сделать, чтоб отблагодарить тебя? Скажи – а я готов на все. Я предложил вас в члены двух здешних ученых обществ[120 - Имеются в виду Вольное общество любителей российской словесности и Общество любителей словесности, наук и художеств, членом которых был Булгарин.]. Вы окажете нам честь, если согласитесь вступить в наше общество, где все вас прославляют. В ожидании благоприятного ответа, до самой смерти остаюсь с глубочайшим уважением и благодарностью нижайшим и искренним слугою

Тадеуш Булгарин

4. И. Лелевель Ф. В. Булгарину

31 декабря 1822 г. Вильно.

Милостивый государь

Из писем г. Сенковского[121 - Письма О. И. Сенковского к Лелевелю были опубликованы в варшавской газете «Эхо» (Echo. 1878. № 41–72).] я вижу, что вы негодуете на меня за то, что я не отвечал на ваши неоднократные ко мне обращения. Ваше негодование справедливо, но все-таки я полагал, что на время может успокоить ваше нетерпение то, что я принялся за разбор Карамзина, равно как и письма г. Контрыма, и мое письмо к г. Сенковскому. Поэтому-то я и не торопился с ответами даже на заданные мне вопросы. Я не надеюсь, чтобы мне удалось где-нибудь найти о времени рождения Марины. На это надо случай или разыскания в семейных документах. Точно так же не могу вам ничего определенного сказать об имени трембовльской героини. Мне кажется, что Элеонора. Искал я и там и сям, но напрасно: не могу вспомнить, где я читал о ней. Пожалуй, я и отыскал бы ее имя, если б не холод в библиотеке и не ежедневные занятия, которые делают решительно невозможными разыскания и писание писем без существенной надобности.

Разбор Карамзина будет – только, милостивый государь, терпение. Напоминайте мне, чтобы я сдержал слово, но, впрочем, и это не весьма нужно, только не выдумывайте бесполезных поощрений. Я стараюсь ознакомиться с довольно обширным трудом Карамзина, с трудом, содержащим столько подробностей, столько мелочей, да и написанным на малознакомом мне языке. Для этого нужно немало времени, и тем больше, что этим я могу заниматься только урывками, так как у меня есть постоянное и ежедневное занятие, которое для меня не так легко, как вы себе можете полагать. Уже давно я задумал познакомиться с Карамзиным и взяться за его разбор. Разбирал я много наших сочинений, но все они были короче Карамзина. Надеюсь, что справлюсь и с бо?льшим. Принялся я за разбор из тех же побуждений, из каких брался за рассмотрение стольких иных трудов, то есть для собственного удовольствия, потребности, наконец, для того, чтобы чем-нибудь поделиться с публикой. Будьте уверены, милостивый государь, что не иные побуждения склонили меня к этому. Ускорил я свою работу и ускоряю, потому что вы этого желаете. От души и сердца я рад бы угодить вам, и особенно вашему усердию, – не для славы, которою вы мне уже сильно надоели, а еще менее для того, чтобы вызвать у автора какое-нибудь горькое чувство. Я знаю и сильно убежден, и г. Контрым согласен в этом со мною, что г. Сенковский рассказывает вымыслы о худом расположении духа автора; но, с другой стороны, помимо этих шуточек г. Сенковского, не только наблюдая человеческую природу, но и зная по опыту и разным отношениям, в каких мне приходилось находиться с разными личностями, я сильно убежден, что отзыв щелкопера из присоединенного края ни в каком случае не может быть приятен знаменитому и столь много значащему в России писателю. Я бы поступил против своих желаний, если бы мне вдруг пришлось вызывать у кого-нибудь неприятные чувства. Время их охлаждает и делает людей более снисходительными. Надеюсь, что, медленно продвигаясь, я заслужу лучшее отношение у Карамзина, в котором я тем более нуждаюсь, чем более осмеливаюсь о нем говорить. Месяц один, другой промедления ничего не значат при постоянном существовании вашего столь важного предприятия. Будьте только снисходительны. Я не удивляюсь, что г. Сенковский горячится, так как он посетил Египет, согретый холодными мумиями[122 - О. И. Сенковский путешествовал по Египту в 1820–1821 гг.]. Если действительно могу сделать вам какое-нибудь одолжение разбором Карамзина, то извольте же, милостивый государь, проявить снисхождение к моей немощи. Что касается меня, то я благодарен за милостивое принятие моего разбора в «Северный архив» и, по возможности, буду стараться удовлетворить вашим желаниям.

Перевод хвалят все[123 - Рецензию Лелевеля переводил Булгарин при участии Сенковского.]. Лобойко, читая его вслух, постоянно прерывал чтение, говоря, что ясен, легок, чист, что отличен и в словах и в строе, что невозможно, чтобы так писал по-русски иностранец, что, должно быть, помогал кто-нибудь из природных русских.

Много вам обязан за присылку экземпляра «Архива»; не помню, в каком журнале и в каких номерах был разбор Ходаковского[124 - См.: Ходаковский З. Разыскания касательно русской истории // Вестник Европы. 1819. № 20. С. 275–301. Ходаковский предъявлял Карамзину упреки в некритическом использовании иностранных источников, осовременивании прошлого, стремлении осюжетить и олитературить повествование в ущерб исторической точности.]. В Петербурге должно быть известно, вышел ли IX том Карамзина на французском языке?[125 - Этот том вышел в следующем году: Karamzin N. M. Histoire de l’empire de Russie / Traduite par m. St.-Thomas. Paris, 1823. T. 9.]

Может быть, через месяц, может, быстрее пришлю следующую часть заметок о Карамзине. Я намерен сравнить его с нашим Нарушевичем и остановиться на характере его сочинения и истине, насколько он ей удовлетворяет. Дальше, не указывая прямо автору, чего бы следовало желать, чтобы было в его сочинении, думаю рассмотреть характер и свойства той части истории, о которой он писал в 8 томах[126 - Речь идет о первом издании «Истории государства Российского» (8 т. СПб., 1816–1817), которое поступило в продажу в 1818 г. 9-й том вышел из печати в 1821 г., и, видимо, Лелевель его еще не получил или не успел прочесть.]. Уже под конец приступлю к отдельным подробностям, в которых и критические возражения, разумеется, без отдельных колких замечаний, вполне могут появиться. Объем неопределенен. Будете торопить, выйду из терпения, не хватит мне времени, сокращу и быстро закончу. Медленнее двигаясь, я найду возможным дополнить, а тогда будет и несколько лучше, и точнее, и обширнее. Во всяком случае (если не помешают сверхчеловеческие препятствия) все окончу к пасхе[127 - Католическая пасха в 1823 г. приходилась на 30 марта. После этого письма Булгарин в примечании к одной из публикаций сообщил читателям следующее: «…издатель извещает читателей, что критический разбор Истории Государства Российского г. Карамзина непременно будет продолжаться и в сем году. По различным обстоятельствам, более по причине отдаленного местопребывания г. Лелевеля, которое затрудняет корреспонденцию, разбор сей не может быть напечатан в Северном Архиве прежде февраля или марта месяца текущего года» (СА. 1823. № 2. С. 197).]. – Прошу только терпения, доверия и спокойствия. На этот раз пусть будет достаточно написанного. Поручаю себя благосклонному вниманию, взаимному доброжелательству и доброму сердцу.

Ваш слуга Лелевель.

Вот вам доказательство, что надоедаю и надоедать не перестаю; кстати, сколько стоит в Петербург издание Карамзина на французском[128 - См.: Karamsin N. M. Histoire de L’Empire de Russie / Traduite Mm. St.-Thomas et Jauffret. Paris, 1819–1820. 8 vol.]? Будьте здоровы.

Ваш К. Контрым.

Надоедать напрасно. Напрасно этим хвастается г. Казимир[129 - Имеется в виду Казимир Контрым.]. Чаще всего он должен радоваться, когда я упоминаю Карамзина, так как сам боится надоедать. Так сильно надоедал, что стал искать значение этого слова в словаре Линде[130 - См.: Linde S. B. Slownik jezyka polskiego. Warszawa, 1807–1814. 6 t.]. Впрочем, обыкновенно молчит спокойно и тихо ведет себя. Пусть бы?! Но он хвастается. Онацевич вам кланяется.

5. Ф. В. Булгарин И. Лелевелю

2 января 1823 г.

Уважаемый земляк

С нетерпением ожидаю исполнения обещания Вашего, почти с отчаянием просматриваю почту. Не откажитесь осчастливить меня и еще более себя прославить. Пришлите хоть печатный лист критики, чтобы публика не приняла моего объявления за самохвальство[131 - В объявлении об издании СА в 1823 г. Булгарин назвал Лелевеля среди авторов, предоставивших свои рукописи для публикации в этом году (СА. 1822. № 19. С. 81).]. Имею честь уведомить Вас, что общество любителей словесности, состоящее под председательством Глинки[132 - Ф. Н. Глинка состоял председателем Вольного общества любителей российской словесности с 1819 г. См.: Базанов В. С. Ученая республика. М.; Л., 1964. С. 118.], единогласно избрало вас почетным членом[133 - Лелевель был избран почетным членом Вольного общества любителей российской словесности 18 декабря 1822 г. См.: Базанов В. Указ. соч. С. 447.]. Диплом получите после праздников. С глубочайшим уважением имею честь быть Вашим, милостивый государь, покорнейшим слугою

Т. Булгарин.

6. И. Лелевель Ф. В. Булгарину

[Январь 1823 г.[134 - «Это письмо без числа, но очевидно, что оно написано между первым и третьим письмом. В первом Лелевель обещал выслать вторую честь критики, при настоящем же посылает, в третьем же делает уже дополнения к высланной статье. Притом оно писано вскоре по выходе в свет декабрьской книжки 1822 года “Сев[ерного] архива”, в которой помещена биография Лелевеля, которую он пополняет и исправляет в настоящем письме. Кроме того, оно пролежало у автора почти месяц, вследствие получения письма Сенковского от 3 января 1823 г.» (Русская старина. 1872. № 8. С. 633. Примеч. С. Л. Пташицкого). Это значит, что письмо было послано в январе 1823 г.]]

Г. Контрым, хотя и не хорошо исполняет свою обязанность надоеды, говорит, однако, что в Петербурге желали бы, чтобы я действовал относительно Карамзина наскоком, цитировал его страницы, его слова, противоречия, якобы незначительные отступления от истины. Убеждает меня, что вы сами этого желаете, и не перестает убеждать, хотя я и говорил ему, что на такое наездническое отношение я вовсе не думаю посвящать мой труд, что это вовсе не в моем вкусе, что если только этого от меня требуют, я сожалею, что так много обо мне разболтали. – Подробностей не пропущу, по ним у меня много заметок, но ими придется воспользоваться в той степени, в какой они находятся в связи с тщательным разбором. То, что посылаю теперь, является плодом спешки. Если вы желаете получить мои заметки о мелочах, то известите об этом, сохраните эту часть на дальнейшее время, а я труду моему придам иной порядок; но для того, чтобы получить хотя бы часть наезднических мелочей, вам придется подождать до пасхи. – Пока посылаю вам продолжение моих заметок. Они являются плодом спешки, как это показывают помарки более частые, чем в первой части, а эти помарки доказывают, что мои мысли не были как следует додуманы. – Я бы предпочел, чтобы не было такой спешки, но что ж делать! – Если угодно, можете этим немедленно воспользоваться, а можете и несколько придержать, по крайней мере, с месяц, так как предупреждаю, что до пасхи не успею ничего приготовить. Помните это хорошо и напрасно не настаивайте, не стремитесь бесполезно надоедать, не печальтесь и не сердитесь, ибо трудно сердиться на дождь, когда он идет. Может быть, посланная вам статья покажется слишком обширною, может быть, при спокойном размышлении я нашел бы, что выбросить, но ваша торопливость не позволяет мне ограничиться должным пределом. По крайней мере, займет более места. Перевод этой статьи будет труднее первой, между тем многое зависит от хорошего понимания моих мыслей и слов и от удачной передачи многих мест. На перевод первой статьи, насколько я понял, мне нечего пенять. Я надеюсь, что у вас с этой тоже получится. Два приведенные текста, немецкий и французский, если придется перевести, пожалуй, не дурно было бы сохранить в подлиннике в примечании. Написав их, я хотел вычеркнуть, но Онацевич и другие наши, которым я читал, велели оставить, говоря, что важны и уместны. Может быть, у вас есть кому сообщить эту статью до напечатания, именно кому-нибудь из русских, знакомых с сочинением Карамзина, чтобы узнать его мнение: может быть, сообщенное мне пред напечатанием, оно позволило бы уточнить некоторые мои мысли. Мне бы это было очень приятно. В одном месте этой статьи есть указание на выноску (а), выноски же нет. Это предоставлено на ваше усмотрение, если пожелаете от вашего редакторского имени прибавить, что об этих столбах Болеслава Храброго я писал и царствование этого Болеслава объяснял в сочинениях: 1) «Завоевания Болеслава великого, с двумя географическими картами», соч[инение] это помещено в 1816 г. в «Тыгоднике виленьском», напечатанном в типографии Жулковского, во II томе, в номерах 27–34[135 - См.: Zdobycze Boleslawa Wielkiego // Tygodnik Wilenski. 1816. № 27–34.]. 2) Об отношениях польских королей к немцам и о королевском титуле до времени раздела между сыновьями Кривоустого. Сочинение помещено в 1820 г. в варшавском «Паментнике науковом»[136 - См.: O zwiazkach krоlоw polskich z niemcami i titule jich krоlewskim, do czasu podzialu miedzy synоw Krzywoustego // Pamietnik naukowy. Warszawa, 1819. T. 2. P. 178–187.].

Что это вы[137 - Имеются в виду Булгарин и Сенковский.] написали обо мне в «Северном архиве»[138 - Имеется в виду предисловие к публикации рецензии Лелевеля: К читателям, от издателя Северного Архива // 1822. № 23. С. 402–407.] (так как г. Сенковский большую часть этого приписывает себе), жаль, что не по более верным сведениям и не с большею достоверностью); я скорее готов был бы прочесть, что я ученик Гроддека, так как я ему немного обязан, чем то, что я прочитал, что я ученик Чацкого, который устно мне ничем не помог и никого никогда не учил. Для вашего сведения присоединяю здесь две-три заметки о себе.

Родился я в Варшаве в 1786 году, в марте; сначала я получил домашнее воспитание в доме родителей. Высшие классы прошел в Варшаве в конвикте[139 - Конвикт – общежитие при учебных (преимущественно духовных католических) заведениях.] collegii nobilii[140 - Благородная коллегия (лат.) – учебное заведение для дворян.] пиаров[141 - Пиары – католический орден, созданный в 1621 г. с целью обучения юношества. Название получил от школы, учрежденной основателем ордена, прозванной «Schola pia» («Набожная школа»).], откуда отправился в Вильно в университет с целью посвятить себя наукам и учительскому званию. В продолжение моего четырехлетнего пребывания в Виленском университете история сделалась моим единственным занятием. Прибыв в Вильно, я еще застал последний год чтений по истории старца, ксендза Томаша Гусаржевского, который, насколько у него в эти два года оставалось еще жизни, охотно мне помогал своими советами. Среди многих благосклонных ко мне в Виленском университете лиц особенною благосклонностью и дружбою почтил меня Эрнест Готфрид Гроддек, проф[ессор] литер[атуры] греческой и латинской, ныне статский советник. Он был моим руководителем и учителем не только в дружеских беседах, но и в многолетней переписке. Тад[еуш] Чацкий, новогродский староста, с геройским самопожертвованием преданный просвещению земляков, слыша, что я упражняюсь в истории, призвал меня в Кременец. Несколько помедлив, я явился в Кременец, где в 1810 году недолго преподавал историю географии. Во время моего пребывания на Волыни я познакомился с упомянутым мужем. Он всегда готов был осуществлять надо мною руководство; в открытом им для меня собрании его книг я быстро их просматривал, но и одно уже наблюдение за ним могло побудить к службе обществу. Однако стечением обстоятельств я был перенесен в Варшаву, где в частной домашней жизни наука делалась для меня развлечением. Некоторые сведения об этом есть в моих «Исследованиях древности в географич[еском] отношении» на стр. 22 и 23[142 - См.: Badania starozytnosci we wzgledzie geografji. Wilno; Warszawa, 1818.]. В 1815 г. весною я был прислан в Вильно для занятия кафедры истории, которая была вакантною со смерти Гусаржевского; курс этот я читал три года с лишком. В 1818 году я был приглашен на должность библиотекаря в Варш[авский] унив[ерситет], а также для преподавания библиографии, и потом специальных разделов истории. В 1821 году по конкурсу я получил кафедру ист[ории] в Вил[енском] унив[ерситете], а с 1822 года вступил в должность, которую исполняю до сих пор.

Перечисление сочинений в 3-м номере[143 - Имеется в виду предисловие к публикации рецензии в № 23. Либо Лелевель ошибся, называя номер журнала, либо это ошибка публикатора.] могло бы пополнить известие, что замечания на Холеву[144 - См.: Uwagi nad Mateuszem herbu Cholewa polskim XII wieku dzieiopisem, a w sczegоlnosci nad pierwsza dzieiоw iego xiega. Warszawa; Wilno, 1811.] были первым отделом наблюдений моих в отношении народной истории, что второй отдел был закончен в «Тыгоднике виленьском», выходившем в 1816 г., и содержал следующие сочинения:

1. Просвещение и науки в Польше до введения книгопечатания.

2. Разбор шести рассуждений Яна Викентия Бандтке по вопросам польского права.

3. Надгробная надпись Болеслава Великого в Познани.

4. Приобретения Болеслава Великого.

5. Винульские славяне по Баварскому Географу[145 - См.: Oswiecenie i nauki w Polszcze az do czasu wprowadzenia do niej druku // Tygodnik Wilenski. 1815. № 2–6; 1816. № 7–11; Jana Wincentego Bandtkie niektоre rozprawy w przedmiocie prawa polskiego // Ibid. 1816. № 14–17; Grobowy napis Boleslawa Wielkiеgo w Poznaniu // Ibid. 1816. № 18, 19; Zdobycze Boleslawa Wielkiеgo // Ibid. 1816. № 27–34; Winulska Slawianszczyzna z Geografa Bawarskiego // Ibid. 1816. № 47–50.].

Может быть не лишняя и та заметка, а при ней и поправка, что в 1818 г. вышло более всего моих сочинений и притом самые обширные; помещенные под № 7 исследования заключают 591 страницу, 19 географических карт в пол-листа и одну маленькую[146 - Под № 7 в преамбуле значилась упомянутая в примеч. 34 книга.]. С этим отделом в связи сочинение:

Открытия карфагенян и греков на Атлантическом океане. Изд. в Варшаве в 1821 г. в пиарской типографии 8°, стр. 177 с географическою картою в пол-листа[147 - См.: Odkrycia Karthagоw i Grekоw na Oceanie Atlanckim. Warszawa, 1821.].

Что помещено под № 8, Древняя история… до XVI века[148 - В СА название книги Лелевеля переведено так: «Древняя история, от начала исторических времен до второй половины XVI столетия».], то это не так, ее заглавие: Древняя история от начала исторических времен до второй половины шестого века христианской эры. Вильно 1818 г., 505 стр., 16 исторических гравированных карт и четыре литографированные гравюры, изображающие развалины построек разных народов[149 - См.: Dzieje starozytne od poczatku czasоw historycznych do drugiej polowy wieku szоstego ery chrzescijanskiej. Wilno, 1818.].

В этом же году вышло: Теодора Ваги Ист[ория] князей и королей польских, вторично просмотренная и дополненная. Вильно 1818, 8°. Первую половину этого сочинения я сильно переделал. К ней относится:

Прибавление к Теодора Ваги Истории князей и королей польских. Царствование Станислава Августа. В Варшаве 1819. Небольшая брошюра в 66 стр.[150 - См.: Waga T. Historia ksiazat i krоlоw polskich krоtko zebrana. Dla lepszego uzytku powtоrnie przejrzana i dodatkami pomnozona [przez Lelewela]. Wilno, 1818; Dodatek do Teodora Wagi Historyi ksiazat i krоlоw polskich. Panowanie Stanislawa Augusta. Warszawa, 1819.]

Не известно ли вам: сохраняет ли Гауеншильд в немецком переводе Карамзина примечания целиком[151 - См.: Geschichte des Russischen Reiches / ?bersetzt von Fr. v. Hauenschild. Riga: Hartmann, 1820–1823. Bd. 1–3. Гауеншильд в 1822 г. был уволен от русской службы и после 3-го тома отказался от перевода последующих, которые переводили другие лица. Переведены в этом издании были не только основной текст, но и примечания.] или отрезает их подобно французским переводчикам?

Выражение прагматическая история, которое употребляю, есть техническое в науке истории. Не знаю, переведено ли оно на русский язык. «История медицины в России» Рихтера названа историей прагматической, не знаю, как это переведено в русском издании[152 - См.: Richter W. M. Geschichte der Medicin in Russland. Moskwa, 1813–1817; рус. перевод: Рихтер В. М. История медицины в России: В 3 т. М., 1814–1820. В русском издании слова «прагматическая» нет.]. Но это не та прагматическая история, про которую я говорю в моей рецензии. Это злоупотребление словом «прагматический», которое употребляется для общего обозначения причин и следствий, равно как и некоторого философствования. Прагматическая история, о которой я упоминаю, есть именно история, известная грекам и римлянам, то есть с политическим характером… Полибий первый развил свои замечания и наблюдения, на которые стали обращать внимание позднейшие писатели. Итальянские историки XV века – прагматические. Полибий считается первым прагматическим историческим писателем, хотя до него были такими Фукидид и другие. Одним словом, прагматическая история есть политическая история[153 - Этот абзац из письма Лелевеля Булгарин вставил с небольшими изменениями в текст рецензии Лелевеля как примечание (СА. 1823. № 19. С. 73).].

И статья, приложенная к этому письму, и письмо готовы почти месяц, и я хотел их сейчас послать, чтобы сделать вам сюрприз. Когда, однако, я собирался их отправить, я получил письмо Сенковского, в котором в числе мотивов к ускорению выставлен тот, что друзья Карамзина, которые не очень мною довольны, говорят, что я испугался. Задержал я отправление, чтобы они получили большее удовольствие от моего испуга. В примечании или где-нибудь мимоходом можете предупредить публику, что по крайней мере три или четыре раздела рецензии на Карамзина вы без спешки, совершенно без спешки поместите в своем «Архиве», а рецензия все еще не будет окончена… Г. Контрым в эти времена худо себя вел, так как не только не надоедал, но даже часто ударял себя в грудь, потому что провинился, но не говорит, в чем…

Поручая себя вашим памяти и благосклонному сердцу,

Ваш слуга Лелевель Иоахим.

Уже здесь, в Вильне, приходилось мне слышать, как говорили, что это за рецензия (говорят о введении), которая не ссылается на русских писателей! После этой части предчувствую, что и в Петербурге появятся подобные упреки. Это ничего, хотя б и долго продлилось.

7. Ф. В. Булгарин И. Лелевелю

20 января 1823 г.

Милостивый государь

Прошу извинить, что надоедаю Вам, публика мне надоедает еще более, со всех сторон получаю письма с вопросами. Посылаю вам уведомление президента о принятии вас членом общества. «Историю» Карамзина получите при случае, который вскоре представится; жду, жду с болью в сердце в надежде, что вы не подведете меня под удары.

Остаюсь с глубочайшим уважением к Вам, милостивый государь, нижайшим слугою

Т. Булгарин.