Явление прекрасной N

Явление прекрасной N
Евгения Райнеш

Спустя много лет Нира Эльман приезжает в Яругу и открывает заброшенный диско-бар, принадлежащий ещё её матери. У Ниры в городе детства осталось много друзей, но радости от встречи мешает одно обстоятельство: восемнадцать лет назад её объявили умершей. Алексей Гордеев, первая любовь Ниры, пытается выяснить, что же произошло тогда, и зачем на самом деле вернулась подруга юности. И… она ли это вообще?

Евгения Райнеш

Явление прекрасной N

Пролог

Она проснулась за минуту до прихода проводницы. Что-то подтолкнуло, сладко пробежало мурашками по всему телу: «Яруга», и тут же хрипловатый голос подхватил, перекатывая из сна в реальность:

– Яруга! Через пятнадцать минут закрываю туалет. Санитарная зона.

Вагон мягко покачивало из стороны в сторону, ещё бы спать и спать под мерный перестук колёс. Но рычащее «р-р-р», сломавшее тонкую перегородку между миром сновидений и духотой ещё тёмного купе, тут же наполнило энергией.

Вода в умывальнике оказалась ледяной, и это окончательно пробудило и тело, и душу. Она быстро и ловко собрала постель, переоделась в джинсы и тёплый свитер, затолкала пижаму в небольшой пластиковый чемоданчик. Туда же отправился и несессер с пенкой для умывания, зубной щёткой и пастой, подумав, она положила и бутылку с газированной водой, отпитую совсем чуть-чуть.

Больше собирать нечего. Села на нижнюю полку в пустом купе и уставилась в окно. В темноте пролетали редкие огоньки полустанков и крошечных деревень в несколько домов.

– Прибываем через пятнадцать минут, – сообщила безликая проводница, с шумом двигая дверь купе. – Чай, кофе будете? Успеете ещё, если быстро.

Забрала сложенную постель и уже собиралась выйти, не дождавшись ответа.

– Да, кофе, пожалуйста, – тихо сказала одинокая пассажирка.

Кофе очень кстати.

Она пила сильно разведённый кипятком порошок, но даже смутно уловимый кофейный привкус придавал бодрости, а то, что он был горячим и сладким, почти примирило с суррогатом. Сейчас всё вокруг казалось милым, и она обрадовалась бы даже просто кипятку.

Всё прекрасно, а будет ещё лучше.

Душа пела. Даже не пела, а вибрировала, предчувствуя: скоро, очень скоро произойдёт встреча, ради которой жила все эти годы. Одно безликое сплошное пятно: серые будни, растянувшиеся на вечность, с тех пор как она покинула город детства.

Путешествие во времени? Ностальгия по прошлому?

Она тихо и нежно засмеялась сама с собой.

Нет.

Долгожданное свидание, с которого только и начнётся настоящая жизнь. До этого момента всё было просто ожиданием.

Тайной, которую она никогда никому не открывала. Ни мужу, ни друзьям, ни коллегам.

Даже пресловутому попутчику, случись он в купе, одинокая пассажирка не рассказала бы о своей сладкой боли. Это только её тайна.

Мартовский блеклый рассвет серой полоской поднимался за перелесками, которые сменили мрачный бор, бежавший за поездом всю дорогу. Она уже могла разглядеть за окном и дальние хутора, и кучки деревьев, жавшихся друг другу в бескрайнем поле.

Отыщет ли, узнает? Память искажает и образы, и пространство. Да и город наверняка разросся, изменился, заколосился новостройками и забутонился торговыми центрами. Или, совсем наоборот, Яруга могла подряхлеть, измельчать, превратиться в старуху, живущую лишь воспоминаниями. Сколько лет прошло, это странное обручение состоялось, когда она была совсем ребёнком. Тогда и не поняла даже, что на самом деле случилось в тот день.

Посмотрела на перстень, украшавший безымянный палец. Узнает, конечно, узнает. Как иначе? Память могла подвести, обмануть про голос, но реальное свидетельство – вот оно. Значит, и голос не причудился, тот, разделивший отныне и навсегда жизнь на «до» и «после».

И самое прекрасное этого «после» неумолимо приближалось.

Редкие развалюшки за окном становились всё выше и массивнее. Замелькали кирпичные хрущёвки, превращаясь в спальные районы девятиэтажек. Она с жадностью вглядывалась в начинающийся город: узнают ли они друг друга?

– Яруга, – третий раз за это утро прокричала проводница.

Поезд, тяжело постанывая, сбавлял ход.

Встала, застегнула тёплую куртку, намотала поверх капюшона пушистый шарф. Подхватила чемоданчик, стараясь не задевать джинсы колёсиками, рванула в тамбур.

Сейчас она была способна выпрыгнуть прямо на ходу. Но поезд последний раз дёрнулся, и вагон застыл напротив бледно-зелёного здания вокзала.

Глава первая. Самый геройский молодец

Внучка была симпатичная, и, очевидно, когда не тревожилась за деда, весёлая. Гордею она сразу понравилась. Лицо совсем юное, но с милыми, едва заметными морщинками по «улыбочным» линиям. Сейчас она искренне переживала, не отходила от старика. По опыту Гордея, большинство молодых родственников пациентов, вызвавших неотложку, глухо сидели в своих телефонах, призывая к сочувствию незнакомый народ по ту сторону экрана.

Переживала, но не лезла, не мешалась. Хотя Гордей сразу заметил на полках учебники по медицине. Классическая анатомия, патология в двух томах, латинская терминология…

– Мед? Какой курс? – он одобрительно кивнул на полку, выгоняя пузырьки воздуха из шприца.

Фельдшер Ирина расчехляла кардиограф, пристроив его на прикроватном столике. Пока Гордей вводил лекарство, она успела размотать провода и наложить электроды.

– Почти третий, – грустно улыбнулась девушка. – Сильно «почти». Академ пришлось взять.

И тут же покосилась на деда:

– Но ничего страшного, в следующем году восстановлюсь. Так даже лучше, отдохну немного, определюсь со специализацией.

Прекрасная в своей старомодной правильности девушка. Избушка из двух комнат и небольшой кухни под низким потолком тоже выглядела старомодно, но приятно. Чисто выскобленная и тщательно убранная. На белоснежной салфетке с ручными кружевами лежал закрытый ноутбук. «Надо же, где-то ещё остались такие самосвязанные салфеточки», – удивился Гордей.

Зажужжал кардиограф, все замолчали, а когда электроды вернулись на место, внучка первая прервала тишину:

– Дед, ты как?

– По сравнению с Бубликовым, очень даже неплохо, – непонятно буркнул Сергей Викторович.

Она попыталась незаметно заглянуть в кардиограмму. Гордей, разворачивая ленту, не возражал, сразу проникнувшись симпатией. И как к будущей коллеге, и как к заботливой внучке, и как… к красивой девушке.

– В больницу опять не поедете? – в анамнезе Сергея Викторовича числилось два отказа от госпитализации за последние полгода. – Ирина, фуросемид…

Пока он вводил препарат, фельдшер сматывала провода.

– Я подпишу, – перевёл дыхание дед. – Давайте вашу бумагу.

– Резкие перепады давления, – сказал Ирина, наблюдая, как с лица Сергея Викторовича сходит восковая бледность. – Многие страдают. Последние два часа все как с цепи сорвались, вызов за вызовом. Присесть некогда. И это в нашей-то сонной Яруге…

– Перепады давления – следствие, а не причина, – авторитетно заявил вполне оживший Сергей Викторович.