Король Севера. Любовь

Селисса, теплая, взъерошенная после сна, потягивалась, сидя на краю кровати. В спальне было натоплено, но она не спешила расставаться с одеялом, и оно складками обрамляло ее фигуру, выставляя наружу лишь личико, то и дело искажаемое гримасой зевка, да живот.

– Зрители уже собираются, – сказал Линель. – Бьюсь об заклад, под крайним ясенем стоит твоя фрейлина Дарт с каким-то рыцарем.

– А-а, Милена, – королева вновь зевнула, сверкнув белоснежными зубами. – Надо будет ей сказать, чтоб была поаккуратней: что-то этот парень не кажется мне готовым к женитьбе. Вот покувыркаться на сеновале – пожалуйста, а так чтоб всерьез…

– Да какой там сеновал! – Линель, несколько раздраженный непонятливостью жены, махнул рукой. – Я ей про серьезные вещи, а она мне про сеновал!

– Серьезные вещи? Ты считаешь серьезным известием, что моя фрейлина кокетничает с каким-то обалдуем?

– Нет, дорогая, я имею в виду, что до поединка еще час, а во дворе предостаточно народу. Уже места на трибунах занимают, боятся, что всем не хватит, – и действительно, некоторые из благородных уже сидели на малочисленных скамьях, выставленных вдоль площади, вяло переговариваясь. – Ты представляешь, что будет, когда подойдет время?

– Народу станет больше, – Селисса равнодушно пожала плечами. – А ты чего хотел, чтобы они пропустили такое развлечение?

– Развлечение! – Линель хлопнул ладонью по подоконнику. – Это позор, а не развлечение! Проклятый Линнфред, кто заставлял его на каждом углу трепаться о поединке?

– Ну, не зря же говорят, что у Уолдера не все сыновья умные, – королева, приняв решение вставать, принялась выворачиваться из одеяла. – Что ж ты не приказал ему молчать?

– Мне в голову не пришло. Само собой разумеющимся казалось, что такие вещи следует держать в тайне, так нет.

– Ну-у, – задумчиво потянула королева, изучая пол. Лежавший на нем ковер по-видимому не казался ей настолько надежным, чтобы доверить ему босую ногу, – тебе не кажется, что ему-то как раз ничего подобного не казалось?

– Что ты имеешь в виду? – удивился Линель.

– Что он тоже может полагать, что поступок его рыцаря как-то опорочил тебя.

Король промолчал. Дурацкая, совершенно идиотская ситуация. Как, скажите на милость, на его королевской репутации может отразиться поведение рыцаря Молдлейта? Тем более, что он-то, король, поступок рыцаря неправильным не считал… Ну, наказали болтливого деревенщину, так что с того?

Линель никак не мог понять, отчего такая суета. Тем больше его удивило отношение к случившемуся Байярда.

Королевский советник тщательно выспрашивал все подробности случившегося, особенно обращая внимание на слова наказанного парня. Чем больше он слышал, тем мрачнее становился, а потом и вовсе вздохнул, закрыв лицо руками. Этот жест доконал короля, тот плюнул и ушел. Он даже хотел было отменить поединок, на который уже дал разрешение, но побоялся, что это плохо скажется на нем. И теперь, глядя в окно, он размышлял, не поступил ли опрометчиво.

Время текло, и народу во дворе становилось все больше и больше – сплошь знать. Весть о случившемся в глухой деревушке дошла до каждого. Благодаря трепливым языкам придворных, дошла в приукрашенном, преувеличенном виде. До ушей Линеля долетели и самые отвратительные из этих версий, например, согласно одной из них, деревенщина рассказывал о мародерах из королевской армии, и король лично повелел его умертвить, чтобы слухи о бесчинствах его людей не доползли до других деревень.

Как гадко все выглядело!

И еще рыцарь этот… как его там… Ольбург или Орбурк. А, не суть важно! Важно то, что этот помешанный на рыцарских обетах мужик счел свою честь затронутой, а страдать от этого Линелю.

Ох. Ну что, им тут медом намазано?!

На площадь перед дворцом в полном составе вышли члены королевского совета. Несколько лордов с сыновьями и дочерьми, уже занявшие места на скамьях, потеснились. До поединка оставалось меньше получаса. Что ж, пора и королю занять свое место.

Пока супруг стоял у окна, наблюдая разворачивающийся спектакль, королева успела выбрать себе платье и позвонить в колокольчик, подзывая служанку. Линель со вздохом снял с вешалки темно-синий, контрастный с ярко-алым одеянием жены камзол.

– Оставь, – невольно поморщился он, глядя, как Селисса достает из шкатулки сапфировое ожерелье. – Возьми лучше изумруды или гранаты. Жемчуг в крайнем случае.

Судя по недоуменному взгляду, королева сильно удивилась. Муж раньше никогда не мешал ей одеваться так, как она хотела. Но недоумение на ее лице быстро сменилось злостью, и сапфировое ожерелье было с решительностью застегнуто на шее.

Линель только хмыкнул. В конце концов, в одном нижнем белье и с этим ожерельем жена смотрелась ой как соблазнительно…

Воплощению в жизнь возникших шаловливых мыслей помешал приход слуг. Настроение короля совсем испортилось.

Для королевской четы у самой границы ристалища поставили два удобных кресла, к которым Линель прошел, не глядя на окружающих. Только умастившись на мягком сидении он обвел площадь взглядом. А посмотреть было на что.

Поглядеть на поединок за королевскую честь пришел едва ли не весь двор. Под утренним солнцем переливались всеми цветами радуги драгоценности, яркими пятнами выделялись в толпе женские платья. Со всех сторон слышались шепотки и похихикивания дам. Немного поодаль от благородных стояли слуги, стараясь особенно не привлекать к себе внимания. Мальчишки, в изобилии водившиеся на кухне и в конюшне, оседлали все доступные для того крыши и болтали ногами. Один, особенно усердный, доболтался до того, что слетевший с его ноги башмак едва не попал в голову повару.

Зарождающийся скандал прервало появление поединщиков. Рыцари, красуясь на публике, вышли одновременно с двух сторон площади, сверкая начищенным доспехом. Оба – с непокрытыми головами, держа шлема подмышками – синхронно поклонились королю.

Появился королевский герольд.

– Жители великолепного Сильвхолла! – голос привычного к долгой и громкой говорильне человека разнесся по всему двору. – Сегодняшний день, вне сомнений, благословленный всеми богами, ознаменован рыцарским поединком в защиту чести вассала благородного лорда Уолдера Молдлейта Орбрука и Его Величества Линеля Первого Сильвберна, – при этих словах Линель скривился, но быстро взял себя в руки. – Рыцарь Орбрук обвиняет рыцаря Мельзака в оскорблении деянием, выразившемся в том, что в присутствии Его Величества сей рыцарь позволил себе истязание и лишение языка подданного Его Величества за поносные слова о войске Его Величества, чем подтвердил оные, ибо насилие в ответ на оскорбительную речь лишь подтверждает истинность этой речи. Сим, не позволив Его Величеству самолично вершить суд над своим подданным, рыцарь Мельзак присвоил себе полномочие королевской власти и сим деянием нанес Его Величеству несмываемое оскорбление, кое нанесено и рыцарям, сопровождавшим короля, ибо оскорбление короля в присутствии его рыцарей ложится на сих рыцарей пятном позора. Посему рыцарь Орбрук обратился к сюзерену за разрешением на поединок между ним и рыцарем Мельзаком, ибо по законам войны рыцари одного господина не вправе выступать друг против друга помимо воли последнего. Лорд Молдлейт, даете ли Вы соизволение на оный поединок.

– Даю, – сказал Уолдер. По выражению его лица ничего нельзя было понять.

Герольд вопросительно взглянул на короля и склонился в глубоком поклоне. Линель махнул рукой, показывая, что можно начинать. Подбежавшие оруженосцы помогли поединщикам надеть шлемы, вручили тяжелые щиты. Рыцари медленно пошли на сближение.

Это только в сказках герои от рассвета до заката гремят мечами, в жизни все совсем не так. Попробуй-ка помаши железякой весом в три-четыре фунта несколько часов подряд, принимая на нее удары, да отражая их. Мало кто долго продержится. А вот углядеть у противника слабое место, рубануть, пусть один раз, но зато с результатом, это совсем другое дело. Звон стали на потеху зрителей хорош для турниров, не для смертельной битвы. А именно смертельная битва сейчас разворачивалась перед глазами толпы.

Мельзак, более рослый, чем его противник, с длинными руками, первым пошел в наступление. Рубящий удар он нанес справа налево, грозя развалить противника, но уже в полете поменял траекторию движения меча, и лезвие полоснуло слева направо сверху вниз по ногам Орбрука.

Сухопарый рыцарь не стал парировать удар. Опытный, по-видимому знавший технику работы своего соперника, он просто сделал шаг назад, выходя из-под удара. И тут же, резким рывком устремившись вперед, атаковал сам.

Мечи столкнулись, зазвенели. Мельзак сильным тычком щита попытался отбросить от себя противника, и Орбрук не стал ему в том препятствовать. Разорвав дистанцию, он закружил вокруг соперника, как охотничий пес вокруг медведя.

Впрочем, сравнение не вполне подходящее. Умный пес никогда не пойдет в атаку на лесного хозяина: собаке задрать медведя – задача невыполнимая, бесперспективная и опасная. А Орбрук все же собирался напасть, хоть и выжидал для этого подходящий момент.

И такой шанс ему очень скоро представился.

Высокий рост и большая физическая сила иногда идут не на пользу, а во вред. Такое случается порой, если воин, привыкший побеждать именно за счет этих качеств, забывает о чужом опыте.

Мельзак забыл. Он устал поворачиваться вслед кружащему вокруг него противнику и начал атаку. Меч перышком порхнул в его руке в хитром замахе… и именно этот момент избрал Орбрук, чтобы поднырнуть под воздетую руку и ударить в подмышку противника.

Под доспехами и поддоспешником не было видно, как хлынула из рассеченной жилы кровь, и женщины удивленно заохали, не понимая, с чего такой сильный рыцарь оседает на землю от невинного тычка. Мужчины, больше разбиравшиеся в драках, равнодушно отворачивались. Бой был окончен, с такими ранами как у Мельзака не то что дальше не бьются – не живут.

– Как быстро! – расстроенная Селисса повернулась к мужу. – Столько приготовлений, и все ради минуты! Зато хоть победил этот Орбрук…

И в этот момент Линель вдруг внезапно, сильно, едва ли не в первый раз за всю их совместную жизнь, разозлился на жену. На в целом умную Селиссу порой находила непонятная дурь, и жена невесть с чего переставала понимать совершенно очевидные вещи. Такие, например, как то, что для короля было бы желательнее, победи Мельзак Орбрука, а не наоборот. Ведь победа этого дурака означала, что его честь, честь короля и впрямь была запятнана, что в той задрипанной деревушке и впрямь случилось нечто из ряда вон выходящее, а он, король, этого не увидел. Не просто не увидел, а счел приемлемым. И если Селисса этого не понимает, то другие, те, кому это надо, все прекрасно поймут. И не замедлят обернуть в свою пользу, как только представится возможным.

Линель заскрипел зубами, силясь перебороть себя. Нельзя, нельзя перед всеми показывать недовольство, пусть даже это самое недовольство так и грозит разорвать изнутри…

Излучающий поддержку взгляд Байярда, возникшего как из ниоткуда удержал Сильвберна от глупостей. Король нашел в себе силы подняться, произнести что-то донельзя высокопарное вроде «Корона благодарит своего верного рыцаря за защиту Нашей чести…» , и так далее. На душе было муторно. Было ощущение, что что-то идет не так, да к тому же еще – давно.

Рейна

Существуют люди, принятие решений которым дается тяжело. Люди, поддающиеся давлению, такие, которым проще согласиться с чужим мнением, нежели отстоять свое, пусть даже это повлечет многие беды и лишения. Сложно отвечать за свою жизнь.

Еще сложнее – за жизнь других.

С давних времен, согласно заветам предков, лорды-наместники вершили суд над своими подданными. Кто-то, принимая ответственность, решал судьбы всех своих людей сам, кто-то спихивал проблемы крестьян на плечи вассалов, оставляя себе лишь тяжбы меж этими самыми вассалами. Судьей для всех без различия был король, способный самолично рассмотреть любое дело, пусть даже касающееся самого распоследнего человеческого отребья.