Раскрываем карты. Сборник рассказов

На последних словах мисс Редфелс сделала едва заметный акцент. Том сообразил, что сегодня ему более не положено ни о чем спрашивать.

– Наш Уилли, – сладко вздохнула мисс через некоторое время, – как же нам всем будет его не хватать, – с этими словами она поправила белоснежные перчатки, которые никогда не снимала, и продолжила пить чай.

La belle dame sans merci

    Марианна Юркова

Крики за окнами не прекращались уже вторые сутки, не стихая даже после заката. Констанс не могла заснуть днём и не хотела выходить вечером, но было ясно, что отсиживаться вечно не получится. И что тяжёлые двери не могут бесконечно сдерживать революционно настроенных горожан. Поэтому Констанс лежала в постели, созерцая потолок, и просто позволяла себе ещё немного оттянуть неизбежное.

Она знала, что всё к тому и приведёт. Кризис последних лет подточил терпение, аристократия изживала себя, и Констанс предсказывала что-то подобное ещё с год назад, как только начались неурожаи. Сейчас она была готова, но легче от этого не становилось.

В дверь спальни мягко постучали.

– Моя госпожа, к вам гость. Он не представился, но сказал, что вы поймёте.

Констанс закрыла глаза и шумно выдохнула. Да, она прекрасно поняла.

– Позови служанку, – отозвалась она. – А гость пусть подождёт.

Там, за окном, сейчас рушился старый мир. И на его руинах предстояло строить новый. Но пока что оставались последние минуты, когда можно было представить себе, что всё в порядке.

Служанка, молчаливая и печальная, одевала Констанс в роскошное платье – по последней моде (грустная ирония), её любимого нежно-розового оттенка. Укладывала в высокую причёску светлые кудри, украшала перьями, надевала драгоценности, обувала ноги в шёлковые туфельки в тон.

Констанс была прекрасна. Она это знала, и она пользовалась этим беззастенчиво, выстраивая вокруг себя армию поклонников и обожателей, пользуясь ими умело и аккуратно. В зеркале она видела сейчас осколок рушащегося мира – роскошный, напудренный и изысканный. В последний раз.

* * *

В просторную гостиную, освещённую лишь светом нескольких свечей у дивана, Констанс вошла с гордо поднятой головой.

– Моя маленькая Штанце, – по-немецки произнёс гость, усмехнувшись и окидывая её долгим оценивающим взглядом. Ничто в лице Констанс не дрогнуло, она лишь вопросительно взглянула на него, и гостю пришлось подняться и поклониться ей. Лишь после этого красавица изволила грациозно опуститься на широкое кресло напротив и распахнуть веер, томно обмахиваясь им.

– Тебе надо бежать, моя прелестная Штанце. Ты построила здесь своё маленькое королевство, не так ли? За тебя готовы головы сложить.

– И сложат, – холодно проронила Констанс по-французски. – Зачем ты пришёл, Мишель? Я не звала тебя. И в прошлый раз мы попрощались.

– Я никуда не денусь из твоей жизни, дорогая.

– Неужели? – Констанс чуть склонила голову. В светлых голубых глазах невозможно было что-то прочитать, красивое напудренное лицо хранило совершенно бесстрастное выражение.

Маленькое королевство. То, что она построила своими руками: шаткий остров равновесия в городе, подчиняющемся луне, а не жажде крови. Лесть, подкупы, убийства, любовные интриги, Констанс не стеснялась никаких средств. Она была не одна: с ней была её верная свита, выбранная с тщанием самого пристрастного ювелира.

И она была в ответе не только за себя, но и за них.

– Я пришёл протянуть тебе руку, моя Штанце. Руку помощи. Взгляни на себя. Ты – хрупкая драгоценность. Ты не можешь достаться им.

– Кто сказал, что я достанусь?

Михаэль подошёл к ней, опустившись на колено рядом с пышной юбкой, и не успел ничего сказать, как в лоб ему упёрся сложенный веер.

– «Твоей маленькой Штанце» больше нет. И здесь ты должен говорить по-французски. Уходи, Мишель, пока я не передумала.

– Мы ещё встретимся.

– Молись, чтобы нет. Жак! Проводи моего гостя. Он уже уходит.

Лакей вынырнул словно бы из ниоткуда, острым взглядом уставившись на Михаэля. За приоткрытыми губами были видны острые клыки.

– Встретимся, моя маленькая Штанце.

Констанс в это мгновение хотела вцепиться ногтями в его горло, разодрать, окрасить кровью свой роскошный розовый наряд. Но это значило бы проиграть.

Она больше не проигрывает.

В гостиную робко заглянула служанка, и Констанс внезапно улыбнулась:

– Мари, милая. Я видела, недавно ты ходила на ярмарку. У тебя был такой славный наряд в тот день. Скажи, тебе нравятся мои платья? Или мои украшения?

* * *

Тяжёлые двери снова задрожали от ударов с той стороны. Все мужчины этого дома сейчас собрались около неё, в ужасе понимая, что не смогут сдержать недовольную толпу.

– Откройте двери! – послышался вдруг голос хозяйки с лестницы, и они обернулись. В простом платье, с убранными под чепец волосами Констанс выглядела словно даже моложе и ярче, чем она была. – Впустите их! Мы на одной стороне с ними.

– Но госпожа…

– Госпожа? – вскинула брови Констанс. – Та, что сбежала сегодня со своим несчастным ухажёром, оставив свои богатства на разорение служанкам? О, не беспокойтесь за неё. Справедливое возмездие наверняка их настигнет.

Чтобы построить новый мир, не обязательно рушить старый. Достаточно просто отказаться от него, каким бы тяжёлым ни был этот шаг. И Констанс смело шагнула вперёд, отрекаясь от себя во имя нового витка истории, готовая войти в него с гордо поднятой головой и провести за собой свою маленькую свиту.

Баба Яга

    Елена Ольцман

Кто из вас не читал сказок про злую, коварную, страшную Бабу Ягу?

А не задумывались ли вы о том, откуда она взялась и почему про нее так много слухов ходит на Руси? А может и правды в них лишь на грош? Задумались? То-то! Слушайте.

Давным-давно, уж и забыли все когда, жила-была в селе Якишкино симпатичная статная девушка Акулина Егоровна: круглолицая, щёчки румяные, губки пухлые, глазки ясные, нос хоть и великоват и крючковат, но не портил красавицу, только шарм придавал. Жила она бедно, но достойно.

Когда ей было семнадцать лет, она осталась сиротой с девятью младшими братьями и сестрами. Другая бы отчаялась, во все грехи смертные пустилась или руки на себя наложила. Но не такая наша Акулина. Поплакала она, погоревала, да все в доме взяла в свои руки: троих старших мальчиков к помещику отправила работать. С утра до вечера вкалывали они на чужого дядю, приходили поздно – валились с ног от усталости, но зато приносили в дом муку, пшено, молоко – кормили всю семью. Еще двоих помоложе на обучение определила к гончару (за харчи работали) – всё меньше голодных ртов в доме. Младшенькую, пятилетнюю Верочку, к барину пристроила за их дитем присматривать. Трудно ей было, конечно, сама ведь еще малютка, но есть захочешь – быстро повзрослеешь и справишься. Остальные три девчонки по дому помогали: стирали, готовили, рубахи шили, штопали, уборкой занимались.

А что же сама Акулина?

Она организовывала жизнь большого семейства, строго следила за порядком, не позволяя никому распускаться или лениться, иногда наказывала непокорных детей: на горох за провинности ставила голыми коленками или била по попе ивовым прутиком. Так ведь для их же пользы, а не жестокости ради.

Ответственность на ней лежала огромная, поэтому сюсюкать с детьми ей было некогда, да домочадцы и сами ей перечить никогда не решались.

Зато с односельчанами, особенно с зажиточными, вела себя иначе: умела и улыбнуться, и польстить им. Сама Акулина никогда не работала: зимой на печи грелась, а летом сидела на скамеечке в палисаднике в чистом передничке и цветастом платочке, кота Наума, любимца своего, тискала да гладила или птичек кормила (сорок да ворон), цветочки-травки поливала (лопухи, одуванчики, крапиву-лебеду) да зазывала к себе проходящих мимо дорогих гостей: