Я не верю крикам птиц. Женевский квартет. Лето

Черным котом в застенках памяти свернулось еще одно болезненное воспоминание: они с его первой девушкой смотрят «Титаник», у него в носу пощипывает, он уже чувствует обжигающее тепло слез на щеках, а она бесстрастна, как капитан дальнего плавания. Джонни тогда ушел на кухню якобы попить воды, но успел увидеть легкую снисходительную улыбку на ее губах. Сначала они ждут от тебя чувствительности, а потом безмолвно порицают за нее. Чем не дьявольская логика?

Нет, он не сдастся в очередной женский плен. Пусть эта англичанка утопит горечь отказа в трех порциях маргариты.

Вернувшись домой этим вечером, Джонни решил, что пришло время убраться. Не то чтобы его напрягал беспорядок, но дважды споткнувшись об обувные коробки, в которых хранились музыкальные диски, парень решил, что с него хватит.

Он уже вооружился шваброй и пылесосом, чувствуя себя маленькой прилежной хозяюшкой и приготовился к подвигу, сравнимому с походом Фродо в Мордор, когда в дверь позвонили.

Джонни, уверенный что звонит Ноа, решил затаиться, но потом понял, что снаружи все равно видно, что у него горит свет.

– Иду я, иду, – проворчал он, надевая штаны, заляпанные кетчупом.

Открыл замок и остолбенел. На пороге стояла она, только в два раза шикарнее. Может быть, воспоминания о ней обесцветила разлука? Или она так серьезно взялась за себя? Последний ее образ, отпечатавшийся в памяти, орутинился домашней одеждой, волосами, вяло стянутыми резинкой в небрежный пучок и усталостью, темными кругами залегшей под глазами.

А теперь…

Длинные волосы узнаваемого оттенка кармина стали ярче, насыщеннее: вместо штопорных завитушек кудрей – блестящая гладкая волна, ровно накрашенные винной помадой губы, узкое изумрудное платье, выгодно подчеркивающее постройневшие бедра, черные босоножки. Уверенный, даже немного насмешливый взгляд.

А еще ему передалось какое-то внутреннее ощущение покоя, исходящее от нее. Словно раньше она сеяла вокруг себя шторм сомнений и эмоциональных колебаний, а сейчас доверилась золотому свету маяка, указывающего путь.

Джонни даже не мог придумать какую-нибудь язвительную шутку, чтобы наказать ее за то, что она задела его. Тогда он выпалил единственную саркастическую реплику, которая пришла ему в голову:

– Наконец нагулялась, Айрис?

Она посмотрела на него с недоумением, словно не поняла сути претензии. Поправила тонкий серебряный браслет на руке, привлекая внимание к аристократической узости запястья.

– Прости, как ты меня назвал?

И властно переступила порог маленькой квартиры, как запрещенную границу прячущегося ото всех государства.

– Черт, она не преувеличивала, что у тебя тут авгиевы конюшни, – сказала девушка, брезгливо поморщившись. А потом с явным наслаждением воззрилась на Джонни, потерявшего дар речи.

– Покажешь мне квартиру?

Экспозиция №3

…Толстый седой недовольный мужчина весь в поту. Только что он спустился с седьмого этажа и очень устал. Теперь он сидит в машине, ожидая, пока сердечный ритм придет в норму. Болит поясница, будто кто-то просверлил там отверстие, давление зашкаливает, как температура на Марсе. Он достает из кармана блистер с валидолом и судорожно кладет на толстый розовый язык сразу две белые, пахнущие ментолом таблетки.

Когда он сидит на переднем сидении, его огромный живот, набитый опилками еды и уставших от тесноты внутренностей, достает до самого руля, мешая некоторым маневрам. Но дела толстого седого недовольного мужчины не терпят отлагательств, поэтому он с кряхтеньем заводит мотор и едет в продуктовый магазин.

После медленной поездки с тележкой между рядами замороженных полуфабрикатов и стеклянными прилавками с толстыми змеями лоснящихся колбас и подмигивающих желтыми дырками глаз сыров, мужчина останавливается, чтобы перевести дыхание – пот градом стекает со лба, и он промокает его тряпочкой для чистки машинных стекол. Который день он забывает забросить его в стирку!

Толстый седой недовольный мужчина несколько оживляется, попадая в алкогольный отдел: батарея зеленых, белых и красных бутылок с разноцветными этикетками пробуждает радостный хриплый клекот в его груди, нёбо щекочет перышко предвкушения. Нагруженный пакетами, он выходит на улицу, костеря про себя шумные счастливые семьи, наглых подростков, глупых неповоротливых стариков, то и дело преграждающих путь. Куда все они несутся, почему не могут сидеть дома? «Ты вообще смотришь, куда идешь?» – шипит он немолодой женщине с собачкой.

Толстый седой недовольный мужчина с трудом залезает обратно в машину, давая себе двадцать минут на восстановление после этой энергозатратной вылазки. Видит бог, походы по магазинам отнимают слишком много сил. Нет конца этой одиссее: ему предстоит еще долгая дорога домой, а потом путь из машины до подъезда, от двери до лифта, от лифта до квартиры, и, наконец, из прихожей до продавленного дивана…

Третья глава

– У вас тут жара, как в Сайгоне, – сказала девушка, хватая просроченные счета со стола Джонни и картинно обмахиваясь ими, как венецианским веером. – Я-то думала в Швейцарии холодно. Альпы, лыжи, все такое…

– Может, прекратишь этот цирк, Айрис? – закатил глаза Джонни. Лучше бы она не возвращалась.

– У тебя проблемы со слухом? Я не Айрис, я же сказала.

Она прошла по засаленному ворсу ковра и села на самый краешек кресла, боясь испачкать свое элегантное платье.

– И кто же ты? Актриса с конкурса двойников? Проекция Айрис из прошлого, когда мы еще не были знакомы? Галлюцинация? – издевался Джонни, стараясь придумать самые нелепые варианты.

– Ты забыл еще пару версий, – улыбнулась то ли Айрис, то ли не Айрис, – например, что я подменыш, а ее похитили фейри, или что ее клонировали в секретной лаборатории, или, наконец, что я самый настоящий доппельгангер[17 - Двойник (прим. ред)]…

– Можно не употреблять таких сложных слов? – поморщился ирландец. – Я человек простой, меня эти интеллектуальные изыски только раздражают.

Незнакомка проигнорировала его комментарий и достала из маленькой серебряной сумочки пачку тонких ментоловых сигарет.

– Хочешь убедить меня, что это не ты, потому что начала курить? – он поднес ей зажигалку.

– Если бы ты не был таким ограниченным, мог бы догадаться, что у людей бывают братья и сестры, – нарушила наконец молчание девушка. – Иногда даже близнецы.