Непростые истории 4: Печальные звёзды, счастливые звёзды

Дочь настороженно насупилась, покосилась на бабушку:

– Я хотела сделать вам подарки, но не уверена, что угадала.

Руки Риты замерли, она обернулась к дочери, посмотрела удивлённо:

– А грохот-то от чего?

В дом вернулся Андрей, по-детски счастливая улыбка расплывалась на его загорелом лице:

– Там такая красота во дворе…

Сне Гурка вскарабкался по скользкой водосточной трубе на второй этаж, ловко вскрыл замок магнитными ключами, проник внутрь. Протокол обязывал действовать быстро и скрытно. Он притаился за занавеской: в комнате кто-то был, он слышал тихие голоса.

– Как бы Инга не обидела маму своим ворчанием, – сокрушался мужской голос.

Тихий вздох, женский.

– Она умненькая девочка, уверена, ей хватит такта держать свои настроения при себе, – послышалось чмоканье. Сне Гурка поморщился.

– От окна дует, неужели мама Марина проветривает дом в такой мороз?! – шелест и торопливые шаги у занавески. Сне Гурка вжался в стену, соскользнул с подоконника и укрылся плотной тканью, свисающей с потолка.

Женский профиль, тонкий, изящный. Тёмные волосы собраны небрежно на затылке, локоны рассыпались по плечам. Эта женщина красива даже по меркам его мира. Здесь же, наверно, слывёт редкой красавицей. Сне Гурка подавил в себе вздох и… чихнул. «Разорви скварр эти тряпки!»

– Будь здоров!

– Будь здорова!

Аборигены одновременно пожелали друг другу здоровья и рассмеялись.

– Вот видишь, ты уже и простыл! – тихо проговорила женщина и отошла от окна. Капитан облегчённо выдохнул.

Послышался звон посуды внизу:

– О, мама уже на стол собирает, пойдём, поможем, неудобно, – мужской голос с нотками грусти.

Тихие шаги по лестнице.

Капитан прислушался, коммуникатор безмолвно подсказал – помещение чисто.

Следов глюка здесь нет.

Значит, разбойник спрятался на первом этаже.

Сне Гурка осторожно направился вниз, бесшумно спустился по винтовой лестнице, вжимаясь в стену и скользя неслышно. Маскировочный костюм успешно мимикрировал под примитивную обшивку жилища. Капитан просочился в приоткрытую дверь. У стены притаилась лежанка с ворохом мягких подголовников, яркие половики скрадывали шум шагов, хотя першение в горле угрожало рассекретить присутствие начальника галактического патруля. Он тихо откашлялся.

– Ну, что тут за распевание новогодних гимнов без нас?! – услышал грубоватый голос в соседнем помещении.

На дисплее сине-оранжевым пятном цвели следы глюка. Сне Гурка понял – беглец здесь, в этой самой комнате. Он пригляделся: галогеновый отсвет из шкафа, отпечаток пятипалой крохотной лапы на дверце. Неужели всё так просто?

Сгруппировавшись, он метнулся к противоположной стене, рывком распахнул дверцу. Там, сгорбившись и спрятав бледное лицо между острых коленок, сидела полусонная аборигенская девочка. Капитан деактивировал функцию маскировки костюма, выставил вперёд парализатор. Увидев капитана, она широко распахнула глаза, а из округлившегося рта был готов вырваться крик, но застрял в тонком тщедушном горле. Сне Гурка направил на девочку пластинку-сканер. Тот пискнул, мгновенно сообщив капитану: перед ним нелегал, глюк Дет Моесс собственной персоной, хотя и в режиме трансформации.

– Ни с места, – прошептал капитан, – именем галактической полиции вы арестованы и будете препровождены для отбывания наказания.

– А мы праздновать собираемся с бабушкой, – приглушенный детский голос из соседней комнаты.

Рот глюка скривился, глаза стали ещё больше, словно подлец собирался трансформироваться прямо здесь, на глазах у капитана Сне Гурки. Тот предостерегающе выставил вперёд руку, вооружённую парализатором.

Торопливые шаги за полуприкрытой дверью. Капитан понял – медлить нельзя, иначе они могут быть рассекречены, значит, придётся делать зачистку и потратить на неё остаток ночи. И это ляжет пятном на его безупречный послужной список.

Выплеснув на глюка парализующее поле, он подхватил остолбеневшее создание и рванул к ближайшему выходу – им оказалось окно. Бросок, переворот, и вот прозрачные осколки оседают за спиной, формируясь в управляемое облако. Зырк и Зуяба уже подоспели на помощь, организовывая прикрытие. Ещё одна струя мимикрида – и стекольное облако, покружив у стены, мягко втянулось внутрь дома и встало в пазы деревянной рамы, будто и не разбивалось никогда.

– Быстрее! – скомандовал капитан, бросаясь к посадочным модулям. Зуяба торопливо заметал следы, смахивая дорожку в белой, искрящейся в лунном свете пыли.

К окну дома прильнуло узкое лицо, ладонь легла на только что спаянное стекло в поисках хоть одной трещины или следа, и, не найдя их, удивлённо выглянуло во двор, вслед удаляющимся серебристым теням.

На крыльце, попыхивая сигареткой, замер мужчина. Его взгляд случайно упал на пролесок за домом. Там, между тёмных провалов заснеженных ёлок, мелькали неясные образы, а потом что-то вспыхнуло голубым, и в небо поднялись три серебристые, словно ёлочные шары, капсулы. Мелодично тренькнув, они взмыли вверх, оставив после себя радужные брызги.

***

– С Новым годом, с Новым годом! – подвизгивала Инга под бой курантов. – Мамочка, папочка, с Новым годом, – подбежала, обхватила родителей, притянула к себе, чмокнула горячими губами одного, потом другого. – Бабулечка, с Новым годом тебя, здоровья!

Андрей и Рита переглядывались. Вначале они решили, что дочь усердно изображает веселье и, помня о недавней истерике в машине, были ей благодарны. Да и бабушка ничего не замечала, а всё больше таяла от внучкиного внимания. Но хоровод в стиле благовоспитанной княжны с заламыванием рук и восторженными воплями вообще был не в духе их ребёнка.

В дверь постучали:

– Здоровья вам, – в дом, неловко потоптавшись в сенях и сметая с валенок пушистые комья снега, заглянул мужичок в модном тулупе, который он, впрочем, совершенно по-деревенски подпоясал широким армейским ремнём. – С Новым годом, Марина-свет-Николавна, счастья, здоровья, благоденствия…

Бабушка смущённо улыбнулась:

– Проходите, Иван Иванович, гостем будете, всегда вам рада.

Мужичок обежал цепким взглядом присутствующих, остановился на украшенной деревянными игрушками ёлочке, вздохнул:

– Ёлочку-то какую знатную сообразили. Небось, из города везли, – Андрею показалось, в голосе старичка слышались удивление и разочарование. – А то я иду мимо, смотрю – ёлочка-то моя не наряженная на морозе притулилась, не нужна, видать, оказалась.

Бабушка всплеснула руками:

– Да что ж вы такое говорите, вот она, ваша ёлочка стоит, – она обернулась к сыну. – Верно ведь, Андрюша?

Тот пожал плечами:

– У поленницы две ёлки стояли, я взял одну, вторую оставил.

Иван Иванович расстроено вздохнул, присаживаясь за стол, примирительно прошептал:

– Да и не суть важно, из одной две стало или нет… Как хорошо, что к вам семейство ваше пожаловало, Марина Николавна. Семьёй-то оно всегда хорошо. А мои-то так и не выбрались, – старик сокрушённо покачал головой, вздохнул.

Инга погладила старика по морщинистой щеке: