– Как знаешь. Но помнишь? Что кровью начнётся, то ею и закончится.
– Боишься никак? – усмехнулась Стася.
– Нет, не боюсь, – покачала головой старая ведьма. – Давно на этом свете живу. Мне помирать скоро. Так что дашь?
– Что хочешь бери! Крови надо? Всю забери! – горячо отвечала Стаська.
– Нет, твоей не надо. Твоя не поможет. Через шесть месяцев приходи. Там и поглядим.
Разозлилась Стася, вылетела из избы. Шесть месяцев ждать?! Да потом поняла, что ребёночка ждёт. Не от Василя только…
Ох, смертным боем лупил её мужик. Сильно уж ласковая стала баба да податливая, как мёд, сладкая. Понял, что не его дитя носит под сердцем Стаська-то. Не выдержала та, за жизнь свою испугалась да и рассказала Василю про змея-то. Не поверил поначалу, снова дуру-бабу отлупил. Потом засомневался. Вдвоём к знахарке отправились, она и показала им в зеркале зачарованном змеевы хоромы. И Любомиру, со своим ненаглядным милующуюся.
Словно бес в Василя вселился. Ночь пил, день пил, ещё ночь пил, а наутро к Стаське пришёл, говорит – знаю, мол, отомстить хочешь. И я хочу. За жизни наши неудалые. Да и змея по-любому выловить надо, нечего ему округу тиранить.
В озере-то снова баба утопилась.
Шесть месяцев пролетели как день. Тяжко было Стасе дитя носить. Отправилась она к знахарке в назначенный срок и родила ребёночка недоношенного, да помер он. А из его кости да крови лезвие ведьма для ножа сделала – заговорила, крепче стали оно стало. Стасе в руку вложила и сказала:
– Вот этим змея убьёшь. Только нож, ненавистью закаленный, шкуру его проткнёт да в самое сердце вонзится. Если силы у тебя будут.
– Будут, – отвечала Стася да смехом безумным засмеялась.
– Может, вернется ко мне Любомира, будет кому дар-ворожбу передать. А то не найти покоя мне… – пробормотала старуха, да не слышала её Стася.
Любомира, и верно, жила-не тужила со змеем своим. Была у него под землёй хата – не хата, дом – не дом, дворец – не дворец, но хоромы богатые. Любил девицу змей, на руках носил, насмотреться не мог. Любушкой своей да Любомирушкой называл, от всего ограждал. И она не могла наглядеться на милого, на родненького. Больше жизни любила. Не жалела, что деревню покинула.
Только по матери скучала да иногда отца вспоминала.
Порой улетал змей, наказывал – не ходи в деревню. Придумаем, как с ними свидеться.
Не выдержала однажды Любомира, заскучала сильно и к матери с отцом отправилась. Хоть одним глазком на родных посмотреть!
Тут-то и поймал её Василь, косу на кулак намотал, в деревню волоком поволок.
Вся деревня собралась: охота посмотреть на жену змееву! Вот кто во всех бедах виноват! Теперь только самого змея изловить да убить тварь поганую! Глядишь, и русалки перестанут деревенских донимать, к себе зазывать, успокоится озеро-то.
Да только не в русалках дело было, а в том, что Стася, как безумная, – глаза очумелые, в уголках губ пена застыла, – по хатам бегала, везде про Любомиру рассказывала – что от той все беды. Где скотина захворала или кормилец ногу сломал да недвижим лежит – всё это Любомирка со змеем со своим наколдовали!
Озверели деревенские. Разорвать на части хотели Любомиру, да заступилась за неё Стаська – не трожьте, говорит. Змей-то её проклятый сам к нам придёт, бабу свою вызволять! Чай, в лесу он хозяин, а тут мы его встретим!
Совсем Стася облик человеческий потеряла, на русалку похожа стала, зубы скалит, страшная. Как ведьма прямо.
Привязали Любомиру к дереву недалеко от хаты отца с матерью, да так и оставили. Стася верёвку принесла, сама узлы проверила, крепки ли, да ещё и в лицо пленнице плюнула.
Губы запёкшиеся с трудом разомкнув, прошептала девица:
– За что, Стасенька? Никому мы зла не делаем. Он от русалок вас бережёт, только он их и сдерживает. И тебя спас… Что же ты делаешь, за что губишь нас?..
– Спас?! – взвыла Стася. – Надругаться надо мной хотел, чести девичьей лишить, а ты – ведьма, ведьма, ведьма!..
Сказала – и сама поверила, от злости да ненависти и забыла, как дело было-то.
Плакали отец и мать, в ногах валялись, дочку отпустить просили. Как ночь пришла, освободить хотели. Там их и поймали, в хате заперли. Двери-окна заколотили, кто-то нечаянно огонь обронил – занялась хата Марьянина да Трофимова, прямо на глазах у дочери и занялась.
Нечеловечески кричала Любомира, в путах билась, как бесноватая.
– Ма-а-атушка! Ба-а-атенька!..
– Вот! Вот, смотрите! Говорила я, ведьма она! Ишь, как выкручивается! – совсем Стася умом тронулась.
А Василь посмотрел на Любомиру, на дом Трофима да Марьяны, приворотное зелье свои чары и потеряло. В голове прояснилось – что ж он делает-то?!
В хате горящей уже и вопли стихли. Ринулся Василь голыми руками поленья откидывать, завыл дико, руки обжёгши. Снова кинулся, да оттащили его мужики от пожарища.
Белым-бела стояла Любомира, пустыми и уже сухими глазами на дом пылающий смотрела.
А тут и крылья огромные захлопали.
Прилетел змей, перед Любомирой приземлился, пасть страшную оскалил.
Мужики только того и ждали, на змея пошли – не брали шкуру толстую ни заточенные колья, ни ножи, ни топоры. Ничего не брало.
Огрызался змей, рычал, пугал, да ни одного деревенского не поранил – отпихивал, отталкивал, не трогал, не увечил. Сами друг друга покалечили-поранились, гурьбой на тварь окаянную набрасываясь. От вида да крови запаха еще больше зверели.
Ни слова не проронила Любомира, к дереву привязанная, ни звука. С побоища глаз не сводила. Только слёзы текли.
Василь образумить хотел мужиков-то, да сам пострадал, сильно ему досталось. Очнулся, к бывшей невесте подполз да отвязал её, освободил несчастную. Шатаясь, двинулась Любомира прямо к змею. Позвала, руки протянула. Обернулся он, на любушку свою посмотрел.
Стася же нож заговоренный достала, да в этот момент в сердце змея и вонзила. Змей на Стаську удивленно взглянул, на рану, из которой кровь чёрная рекой хлынула. Лапы когтистые к Любомире протянул и, ей в глаза глядя, на землю осел.
Страшно закричала Любомира да замертво и упала, разорвалось сердце девичье. Прямо на мёртвого змея и рухнула, только руки скользнули по обе стороны чешуйчатого тела, обнимая в последний раз любимого.
Тут и травница-знахарка явилась, на змея с Любомирой посмотрела да на Стасю безумную:
– Не вышло у тебя, Стаська. Всё одно они вместе останутся, хоть и не здесь. А тебе прощения нет. Как и мне за ворожбу мою. Нам обеим вовек не расплатиться, ни на этом свете, ни на том.
В этот миг шум послышался – никак ещё змей летит? Нет, это озеро из берегов вышло, деревню захлестнуло. С чёрными водами и девы озёрные явились.
Дико визжали русалки, на куски разрывая всех – и кто участвовал в страшном деянии, и кто невиновен был. Вой людской до неба поднимался. Стасю схватили девицы хвостатые, за космы поволокли, зубами острыми в тело грешное вгрызались, сжирая заживо. Пламя от дома Марьяны да Трофима на другие хаты перекинулось, а когда огонь с водой сошлись, зрелище невиданное открылось – горела вода и лилось ручьём пламя. Орали русалки, кричали, волю почуяв. В вопле нечеловеческом тоска смертная слышалась – любили русалки змея-то, любили и мстили людям неразумным, которые сами заступника убили, зло на свободу выпустили.
От того, что с голоду слишком много мяса человечьего съели, большая часть русалок тут и передохла.
…Рухнули дома в потоки чёрные, водой покрылось всё.
Когда ушла вода, ничего не осталось на этом месте. Ни хат, ни тел людских, ни змея мертвого с любимой своей. Всё огонь да вода забрали.
Один Василь уцелел. То ли потому что в содеянном раскаялся, то ли по какой другой причине – неведомо. Да только выбросило его волной на пригорок. Там и очнулся.