Непростые истории 3. В стране чудес

«Соглашаться?» – я медлил. Жить без радости бега. Стать изгоем… но жить. Смерть страшила больше. Выбора не осталось. В противном случае я не выкарабкался бы, умер, словно бестолковый крольчонок. Страшно. Люди – враги кентавров! Мысли вихрем скакали в голове. Тяжело.

Человек между тем промыл рану водой из фляги, вправил кость (я едва не оглох от собственного крика) и нанёс мазь. Она принесла облегчение, окутала прохладой горящую ногу, к которой рыжий примотал бинтами длинную ветку.

– Можешь думать, – сказал он и со стоном выпрямился. – Сегодня мы всё равно никуда не уйдём. Тебе нужно отдохнуть и выспаться. Боль вскоре должна утихнуть. Не против, если я разведу огонь? Уже стало зябко.

«Что он задумал? – думал я и не мог довериться человеку. – Не может быть, чтобы он просто так помог».

– Ты замёрз, – не вопрос, утверждение. Он отошёл к ближайшему дереву, где, судя по всему, оставил вещи. Немного повозившись, вытащил объёмный свёрток. – Я как знал, что пригодится, – расслышал смешок.

Он накрыл меня тёплым одеялом. Сразу стало легче. Тепло. Сонливость навалилась подобно волне, я удерживал глаза открытыми. Боль, потеря крови, тяжёлые мысли истрепали разум. Рана горела, хотя боль утихла, растеклась жаром, но окончательно уходить не собиралась.

– Больно, – простонал я в полудрёме.

Лежать на боку было тяжело, мышцы одеревенели от сырого холода, но едва пошевелившись, вновь всхлипывал:

– Больно…

– Не волнуйся, пройдёт, – ободряюще говорил парень.

Он развёл костерок. Свет резал глаза, от этого выступили слезы. Живое тепло приятно согрело продрогшее тело. Я задремал, а он невольно потревожил лёгкий сон:

– Прости, – произнёс он тихо, – можно я сяду рядом? Одеяло у меня одно, а в лесу по ночам дико холодно, – покраснел. Я это видел, несмотря на неровный свет костра.

Страшно? Нет, я слишком устал, чтобы бояться. Кивнул и приподнялся. Он замялся, сел, подобрав ноги. Накрыл свои и мои плечи.

– Прости, – прошептал рыжий, – но это пока всё, что я могу сделать. Тебе нужно поспать. Завтра предстоит долго идти, дома я смогу лучше позаботиться о твоей ране. Если ты, конечно, согласен.

Он сидел совсем близко, и от него тянуло теплом. А ещё острым и пряным запахом, словно от букета целебных трав. Почему-то рядом с ним я почувствовал спокойствие. На его лице не было злобы, только сочувствие и сонность. Он потёр глаза, размазывал по скуле грязь, а возможно и кровь – я не различил. У него грубое лицо, добрая улыбка и карие глаза, в которых плескалась надежда на сон.

– Зачем? – Мне было важно знать.

– А как же иначе? Ты же мог умереть! – он искренне удивился.

– Но… люди ненавидят нас.

– И что? Меня односельчане тоже терпеть не могут, потому что боятся, считают колдуном. А я всего лишь знаю больше, чем эти слепцы и остолопы.

Он рассказал о себе. Изгой, что живёт в одиночестве далеко от деревни. Хоть селяне и питают неприязнь к колдуну, приходят за помощью, когда прижмёт беда.

– А я умею готовить лекарства, знаю о травах почти всё, – он тоскливо улыбнулся. – Так что не мне тебя ненавидеть.

– Прости.

Он вёл себя иначе, чем другие люди, которых я мог вспомнить. Он оказался добрым, открытым, он заботился и беспокоился обо мне. Тяжело признавать, но я был благодарен ему. Буду благодарен до конца жизни.

Он едва не клевал носом. Не понимая, что делаю, я устроился головой на его коленях. Сон пришёл через тепло и запах трав… целый букет.

***

Повреждённую правую ногу Дольф – так его звали – утром согнул и перевязал, закрепив половиной толстой ветки. Он знал своё дело, уверенно наносил лечебную мазь и бинтовал ногу. Действовал умело и уверенно.

Весь день мы шли. Дольф помогал мне и поддерживал, когда я терял равновесие. Медленно ковыляя на трёх ногах, я опирался на его плечо, невольно перенося весь вес.

– До ночи мы не успеем добраться, – сказал он под вечер. – Заночуем в поле.

Мы снова спали рядом, под одним одеялом у небольшого костерка. Запах трав дарил чувство умиротворения и защищённости.

– Скажи, – спросил он следующим днём, – а как тебя зовут? Твоё имя, я до сих пор не знаю его.

– Элиас, – прошептал я.

– Красиво, – улыбнулся Дольф.

Он рассказывал в дороге забавные истории, пытаясь отвлечь и повеселить. А обо мне не спрашивал. Только имя.

– Элиас, ты… боишься? – спросил он. Идти оставалось недолго, деревня показалась на горизонте.

– Да, – чуть помолчав, произнёс я.

Прошло больше двух дней, я не мог с уверенностью сказать, что перестал бояться. «Он человек!» – и для меня этим всё было сказано. Недоверие к людям навсегда останется у кентавров в крови.

– Прости. – Я отвернулся, пряча глаза и покрасневшее от стыда лицо.

– Ясно. Я не могу требовать от тебя доверия.

Тогда я почувствовал укол вины. Столько всего произошло в эти дни: едва не умерев, я получил шанс на спасение.

– Да не переживай, я прекрасно понимаю, что тебя гложет. Будь настороже, тогда проживёшь дольше, – он засмеялся. Так легко и непринуждённо, что и я невольно тоже улыбнулся.

Далеко за полдень, когда солнце склонилось к закату, небо потемнело, и прохлада вместе с невесомым туманом потянулась из ближайших лесов, он указал на темнеющий впереди ряд домиков.

– Мы почти пришли. Но нам не туда, – повёл пальцем вдоль горизонта вправо. – Вон там, за лесом.

– Ты живёшь далеко от сородичей? – удивился я.

– Меня считают колдуном.

Он говорил, говорил, говорил… Как ни странно, это успокаивало. Дольф одинокий, но общительный, открытый и добрый, словно жеребёнок.

Ещё до заката мы шли до жилища Дольфа, что на опушке ютилось под раскидистой сосной. Его дом показался мне крошечным: одна комната с земляным полом, провисшей крышей, маленьким оконцем и покосившейся хлипкой дверью. Из мебели только кровать и стол с единственной табуреткой. Небольшая печь в углу, почти чёрная из-за сажи.

– Если ты не против, я постелю тебе соломы. Кровать не выдержит кентавра.

Он улыбнулся. Дольф постоянно улыбался. Озорная, смущённая или грустная – улыбка украшала его лицо. А ещё рябые крапинки на носу и щеках – Дольф словно рождён солнцем. И лугами: от него веет теплом и травами.

Он помог мне устроиться на соломе, мягкой и ароматной. Усталость от длительного перехода дала знать: глаза слипались. Прислонившись спиной к нагретой от печи стене, я наблюдал, как Дольф готовил очередную порцию лекарств. Его длинные пальцы порхали над мешочками, коробочками, склянками, таскали щепотки, смешивали, растирали… Даже завораживающе.

– Так! – он резко развернулся, я вздрогнул. – Всё готово!