– Дело-то семейное, – с сомнением пробормотала она, вглядываясь в облака темного тумана, наведенного Ярославой – а он – чужая кровь.
– Бабушка! – завела было Ярослава, но Могиня глянула на нее так, что та примолкла, отвела глаза.
– Сами управимся, – она обернулась к Ефросинье. – Дед Елизар остался ночью за кродой приглядывать, ты же наутро домовину наполни, да родне Акима, Никанора, Коловрата да Перебея передай, – Ефросинья кивнула в ответ. – Я же первой росой на дальнюю заимку мне надобно: ночь завтра редкая, кой-чего пособирать надо. Посоветоваться кой-с-кем.
– Ярушку здесь оставишь? С собой же хотела взять, – Ефросинья забрала из рук Марьюшки нитки, аккуратно смотала рассыпавшийся конец.
– Не оставлять же ей гостью, – при этих словах Ярослава нахмурилась, искоса глянула на Катю, но спорить не стала. Могиня поднялась из-за стола: – На том и порешим: как возвернусь с заимки, посмотрю шкатулку снова.
И одним движением развеяв туман, вышла из светелки.
Глава 9. Портрет
Катя и Ярослава остались одни.
Ярослава, зажгла оставленную Могиней свечу, плотнее закрыла ставни.
Тавда молчала, окутанная пением сверчков, тихими шорохами листвы. Вдалеке брехливо лаяла собака, да перекрикивались стражники.
– Ярушка, – тихо ее позвала Катя. – А что, бабушка твоя и вправду… – она осеклась, не решаясь закончить фразу.
– Что «вправду»? – не поняла та. Катя оглянулась на дверь.
– Ведьма, – прошептала она, округлив глаза.
Ярослава поправила:
– Вернее, ведунья.
– А разница есть?
– А то! Конечно, есть, – Ярослава со знанием дела расправила рукава, устроилась за столом, – ведунья – это духовидица, дар свой от богов получает, а ведьма – от слова «ведать», знать то есть, она сама учится. Поняла ли?
Катя опасливо оглянулась на дверь.
– Да не особо.
– Ну, вот гляди, – Ярослава наклонилась, почти легла грудью на стол. – Ведьма может дурное слово сказать, вред причинить, потому что знает, какое слово сказать надо. И исправить беду сможет, только ежели слово обратное знает. А ежели не знает, то все, почитай, нету спасения. А ведунье знать то слово не обязательно, ей всего лишь пожелать надобно, хорошего ли, плохого ли… И оно случается. Сила в ней такая огромная, небесная. Понимаешь теперь?
Катя поежилась:
– А бабушка твоя тоже может и плохое, и хорошее желать?
– Бабушка злого не делает. Потому как знает, как зло выглядит! – внушительно глянула Ярослава.
– А вы не скрываете, что колдовством и магией занимаетесь? – удивилась Катя. Ярушка вздернула брови. – Ну, понимаешь, это же странно как-то.
– Странно, что ты носишь мужские портки, и не стыдишься того, – огрызнулась Ярушка.
Она резко встала и переставила свечу на сундук рядом с кроватью.
– Что тут странного? – продолжила, вернувшись на свое место. – Обычное дело, важное и нужное. Бабушку очень уважают. Ее потому Могиней и величают. К ней из самого Тобольска приезжали князья тамошние великие да бояре, – добавила она благоговейным шепотом.
Но в следующее мгновение она задумчиво добавила:
– Но, знаешь, правду бабушка сказывала, времена нынче ох какие неспокойные. Идешь по улице, а в спину могут и камень бросить… Боятся люди всего. И более всего того, что не понимают.
Она вышла из-за стола:
– Спать надо сбираться.
Сняла верхнее платье, аккуратно разложила его на лавке, расплела косу, измятую ленту плотно намотала на деревянную катушку.
– А ты чего сидишь? Спать ложись!
– Как же мне маму найти? – с тоской прошептала Катя.
Ярослава присела на край кровати, вынула из-под подушки гребень, стала причесывать волосы:
– Слышала же: бабушка с Заимки возвернется, там и решим. Пока ждать велено.
Катя пересела ближе к Ярушке, перехватила ее горячую ладонь:
– А если с мамой беда? Если ждать нельзя никак?
Ярослава отложила в сторону гребень, уставила на огонь:
– Сами мы все равно ничего не сделаем, – и, будто спохватившись, добавила: – Спать ложись!
Быстро задула свечу и юркнула под одеяло.
Комната погрузилась в мрак: только через узкие щели ставен тонкой лентой тянулся лунный свет, едва освещая фигуру уткнувшейся к стене Ярославы.
Катя прислушалась: из кованного сундука то и дело доносился крип, да дверью что-то мерно шуршало, поскрипывали половицы.
Она боязливо поежилась, быстро сбросила с себя верхнее платье и забралась под одеяло, ближе к стене.
* * *
Но сон не шел. Катя все ворочалась с боку на бок, тихонько, чтобы не разбудить Ярославу.
Та порывисто вздохнула и приподнялась на локте:
– Угомониться сегодня этот ирод треклятый?! – бросила кованному сундуку.
– А оно всегда здесь так?
– Что «так»?