Дитя ненависти

– Иди, всё хорошо. Я справлюсь.

Антон страстно поцеловал в губы.

– Я люблю тебя.

Вздрогнула. Нет, только не это! Но он был счастлив, словно это его чадо появится сейчас на свет. Мужчина бросился за порог.

Спазм схватки парализовал, растирая меня по постели. Я совсем забыла, как это больно, но в этот раз всё более быстрей, стремительней. Время перерастало в вечность. Упала на пол. Дерево половиц, будто забрало мою энергию и боль, но новая схватка заставила вскричать громче. Боль убила мысли и разъярила мозг. Со всей дури начала биться руками об пол. Вылезай, вылезай! Иди из меня к чёрту! Разорвала новым криком воздух. Водопад слёз, испарины и жара, сводил с ума разум и тело.

Амниотическая жижа, смешиваясь с кровью, потекла ручьём по полу.

Мы оба умрём?! Так и надо! Я хочу этого! Силы начали уходить. Боль там, где-то ниже бёдер. Хочу в туалет. Давит на копчик. Потуга. Слёзы. Крик. Отдышалась. Ребёнок уже шёл. Новая потуга. Снова мой крик разорвал воздух, сознание и душу.

Ноги врозь. Согнула их в коленях, тщетно пытаясь привстать. Я помню, как ты выходишь. Ещё помню. Тазовые кости, словно наизнанку, тело – плед.

Резкое облегчение. Гул в ушах. Схватки остановились. Посмотрела под ноги. Кусок мокрого кровянистого мяса. Бездвижен. Пуповина пульсирует. Он сейчас умрёт?! Прошу, умри! Пожалуйста, умри!

– Оля?! – но мужской крик от дверей, вызвал жгучую досаду. – Оленька… Мы уже тут. Тут! Всё хорошо. Потерпи, моя хорошая.

Антон пал возле моей головы, подобрал с полу, уложив к себе на колени. Повитуха замаячила в ногах.

– Он умер? – я жаждала знать.

Цирк непонятных и ненужных мне действий. Бабка Рита крутила сморщенное чудовище в руках. Шлёпнула его по попе. Ребёнок хлюпнул и раздался обиженным громким плачем.

Живой…

Нет! Замолчи! Замолчи! Заглохни!

– Уберите его. Уберите! – взмолилась, закрывая ладонями уши.

– Это девочка, – слышала голос повитухи, которая уже протягивала комок мне.

– Убери её от меня… Забери!

Сознание проваливалось. Ересь картин в голове мучали паникой. Истошный плачь ребёнка эхом уходил в сознание. Он – живой. Живой. А я?

– Оленька… Ты – умничка, – голос Антона.

Мужчина протянул руки к бабке Рите и взял малышку на руки. Картина расплывалась в туман. Чудовищная усталость. Тело пустой субстанцией растеклось по полу. Повитуха что-то делала там, копошась между моих ног. Всё атрофировалось.

Вдруг ощутила на себе склизкий и тёплый комок. Антон приложил ребёнка к моей груди. Малышка закряхтела, рыща на теле. Пискнула. Боль, скорбь и ненависть взорвали во мне остатки былой отваги.

– Убери её! Убери эту тварь! – неистово заорала не своим голосом.

Забилась на полу в паническом срыве, и картинка оборвался.

Глава 5. Старый друг

ОЛЬГА

Снова закрылась. За эти три месяца я ни разу не притронулась к ребёнку – кормления, пеленания, укачивания – этим всем занимался только Антон. Его поползновения хоть немного свести меня с этим существом терпели крах. Я не заходила в детскую, не реагировала на бесконечный ночной плач младенца, даже не давала советы, как ухаживать за ней.

Я верила, что Антон рано или поздно психанет и отдаст выродка в приют или ещё куда, но до сих пор этого так и не дождалась. Месяц ошибок и нервотрёпки, и мужчина сумел найти к новорождённому подход. Что ж, пусть мучается тогда с ним сам.

Первоначальная задумка о мести периодически зарождалась в голове, интерпретируя свои жуткие мысли, как праведный гнев. Зуб за зуб – самое святое оправдание для возмездия.

Однажды, когда Антоша уложил её и ушёл во двор, решилась заглянуть в кроватку. Рыжие волосики прямо, как у меня. Пухлые щёчки, милые голубые глазки. Милые? Пфф! Он зовёт тебя Аней, а мою дочь звали бы Даша. Ты – не моя дочь. Ты – моё истинное проклятие, наказание, жуткое напоминание о той мрази, которая забрала мою жизнь, о той ночи, где я навсегда потеряла самое дорогое в своей жизни. Его нет! Но ты отчего-то до сих пор жива, дышишь моим воздухом, спишь в этой чистенькой кроватке и орешь почём зря, тогда как я оставила своего единственного сына там среди горящих стен, среди жестокости и несправедливости, среди нашей растоптанной жизни. Оставила… одного.

– Ты могла бы заварить чай? – вздрогнула от голоса Антона за спиной.

Мужчина смотрел скептически и сосредоточенно. Застукал. Думаешь, что во мне материнские чувства проснулись?! Ошибаешься.

– Хорошо, – кивнула я, уходя на кухню.

Поставила чайник. Села за стол. На глаза попался нож, как раз тот, которым разделываю мясо. Он острый, громоздкий. Металл крепок и надёжен. Потянула к нему руку, но резко убрала, испугавшись щелчка электрочайника. Разлив напиток по кружкам, пригласила Антона.

– Я могу тебя попросить? – он окинул меня сосредоточенным взглядом, ставя пустую кружку в раковину. Осеклась.

– Мне нужно в город. Ты только присмотри за Аней, и всё. – Моя голова снова отрицательно затряслась. – Пожалуйста, ради меня! Я не прошу нянчить её… Просто пригляди.

Просто? Ради тебя? Зараза!

– Приезжай побыстрей, – буркнула я, отпивая горячую жидкость.

И он уехал. Около трёх часов малышка крепко спала, позволяя мне заниматься домом, готовить ужин, но позже до моего слуха дошли звуки её кряхтения и попискивание. Нет, я не зайду туда. Даже не шелохнусь. Пусть лежит и сама себя развлекает. Однако, нож в моей руке обжёг ладонь. Сглотнула, отбросив мысли об этом куске человеческого мяса, и продолжила нарезку салата. Спустя некоторое время из детской комнаты раздался обиженный плач. Нет, заткнись, заткнись, ради всего святого, заткнись! Постаралась оглохнуть, но зов ребёнка становился всё громче и требовательней.

Закончив готовку, собрала со стола инвентарь, помыла разделочные доски, эмалированную миску и нож. Широкое лезвие блеснуло в солнечных бликах.

Рёв отродья за стеной перерос в надрывное гоготание. Когда ребёнок долго плачет, может образоваться пупочная грыжа. Этим меня пугала подруга когда-то, потому я всё время крутилась возле Саши, не давая ему плакать. Но плач ушёл в хныканье и затих. Выдохнула, желая вернуться к своему быту, но тишина зарождала иррациональное любопытство. Решилась. Дошла до детской и прислушалась – кряхтение и разочарованное погукивание. Шагнула к кроватке. Пара секунд, и взору открылось её личико. Девочка мгновенно заметила меня и заскулила. Синие глаза выдают её истинного отца. Голова невольно дёрнулась. Если бы они хоть чуть-чуть были такие же зелёные, как у Антона, то могла бы и представить, что этот ублюдок от моего сожителя. Но нет! Она его дочь! Его будущая копия.

Руки сжались в кулаки. В правой что-то. Опустила взгляд – нож. Тот самый, громоздкий и острый. Согнула руку в локте, разглядывая блеск лезвия.

Гуканье. Существо смотрело на холодное оружие вместе со мной. Глаза малышки слегка косили, и она дёргала, пританцовывая, ножками, словно радуясь, что к ней наконец пришли.

Один сильный удар, и я заберу у тебя жизнь. Просто ударить. Ладонь сильней сжала рукоять и перестроилась в район грудной клетки ребёнка. Всего лишь резко опустить в плоть, утопить в ней острие. За Сашу… Сейчас.

Рука застыла над младенцем, вперёд не могу, назад – нельзя. Давай же!

Девочка смотрела на меня и неожиданно улыбнулась. Улыбка как у Саши, волосики как у меня, но глаза убийцы. Я зажмурилась и, дико закричав, резко воткнула нож…

Измена траектории, и лезвие пробило матрас совсем рядом с младенцем, слегка полоснув малыша по ручке. Девочка, распознав боль, взревела, а я вместе с ней.

Я не могу! Не могу убить эту тварь! Не могу… Выдернула нож из матраса и швырнула в досаде на пол. В ярости пнула кроватку от себя, окончательно напугав младенца и утопив в истерике.

Устремилась прочь из детской, но чётко угодила в широкую грудь своего любовника.

– Оля?! – непонимающе посмотрел на моё перекошенное лицо и заглянул за спину.