– Ага, от слов «такую мать». Запаршивел.
– Да ладно тебе!
Этот Митенька, Дмитрий Иванович, лет приблизительно тридцать пять назад отрабатывал в Утятине распределение. Был он тогда весел, лохмат и женолюбив. Проявлял внимание ко всем больничным дамам от двадцати и до сорока. Но с Машей, сверстницей, но уже опытной медсестрой и матерью двоих сыновей, у них сложились приятельские отношения без всяких намёков на интим. Молодой хирург был эстетом, а Марья Кузьминична и в молодые годы красотой не блистала, что её, учитывая семейное положение, уже мало волновало. Да и Митеньку она всегда воспринимала как младшего братишку. Да, помотала жизнь приятеля. Красные прожилки на лице… ну, понятно, он выпить и в молодости был не дурак, с чего бы к старости завязать. Голова уже не лохматая, а изрядно вытертая на чужих подушках. И к ней он подошёл не с сентиментальными воспоминаниями, а с конкретным кобелиным интересом к девушке.
– Эй, Митька, – негромко сказала она. – Это племянница моя. Она тебя лет на сорок моложе, то есть во внучки годится. Не коси глазки свои блудливые, ты ей не объект.
– Вот ведь, как была ты бестактной, Машка, так и осталась, – он смущённо засмеялся. – Может, я и дед, но тяготею к прекрасному.
– Это прекрасное не для подслеповатых стариковских глаз, – отрезала Марья Кузьминична, и, смягчив тон, поинтересовалась. – Сам-то как? Как уехал на родину, так весточки и не подал. Где ты, кем ты? Женат, дети, внуки?
– Женат. Дочь от первого брака. У неё двое детей.
– Поняла, не общаетесь? А браков, законных я имею в виду, было, конечно, не два…
– Три.
– Все врачихи?
– Вторая – медсестра. А почему ты решила…
– Митька, ты же всегда мышковал на своей лужайке.
Сзади послышалось сдавленное хрюканье. Кто б сомневался, Светка подслушивала. Марья Кузьминична на расспросы ответила, что Николай умер уж пятнадцать лет как, второй раз замуж ей бы и в голову не пришло, сыновья взрослые и даже не очень молодые, четверо внуков и две неродные внучки. А Дмитрий Иванович – главврач их районной Пружинской больницы, оказывается.
– Вот же, какое у меня полезное знакомство, я три года в районе, а не знала!
– Это, Маш, ненадолго. Похоже, уйдут меня скоро. Слушай, а здорова ли девочка твоя?
– Да, температура повышается, – ответила она, взглянув на порозовевшее лицо с выступившими на нём капельками пота. – Господи, хоть бы до дома добраться!
Но добраться им было не суждено.
Уже блеснули за холмом золотые купола Успенского собора, уже зашевелились жители райцентра, готовясь к выходу, когда с грунтовой дороги на шоссе выскочил мощный внедорожник. Удар – и автобус улетел в кювет Уткнувшись в кустарник, он остановился, оставшись задними колёсами на асфальте. Чудом не перевернулись! Спасибо, что собственная скорость была небольшой.
Противно вопила сигнализация джипа, оставшегося на обочине и только одним колесом съехавшего в небольшую придорожную канавку.
Удар пришёлся в ту сторону, где сидели у окна впереди Сандра, а сзади Света. Они и пострадали больше всех. При столкновении стоявший в проходе Митя упал на сидевших напротив Марьи Кузьминичны женщин. Её же только придавило телом Сандры. Сзади выла Света, но её почти заглушал крик Кристинки.
– Митя, погляди, как там водитель, – попросила Марья Кузьминична.
Водитель был в порядке, а вот дверь не открывалась. Мужчины вдвоём принялись выламывать дверь, шофёр крикнул:
– Кто помоложе, вылезайте через водительское сиденье!
Естественно, туда двинулись все. И первая же толстуха застряла. Марья Кузьминична, обхватив девушку, нащупала пульс у неё на шее и перевела дух: жива! Она не знала, в каком состоянии мать с ребёнком сзади, но крикнула:
– Света, потерпи, сейчас стадо пройдёт, и я вам помогу.
К счастью, дверь удалось отжать, и за минуту автобус опустел. Остались только сильно пострадавшие и их близкие. Выскочивший первым Дмитрий Иванович отловил знакомого и командовал:
– В скорую, в полицию и в МЧС! Чтобы все свободные машины!
Вернулся в автобус, спросил у Марьи Кузьминичны:
– Как?
Уже расстегнувшая пальто девушки, она с испугом сказала:
– Митя, хруст.
– Тогда выносить не будем. Съёжься, милая, как тебе удобно, и замри. Сейчас голову перевяжем.
Вернулся шофёр с аптечкой, за ним следом заскочил ещё один – из встречного автобуса. У ребят тряслись руки, но действовали они как положено. Марья Кузьминична прежде всего ощупала Кристину и сказала ей:
– Ты же цела, тебя мама прикрыла. Мне тебя утешать или маму лечить?
Девочка продолжала орать, и Дмитрий Иванович сказал:
– Там в аптечке есть уколы для пищалок. Вколи ей, а если не перестанет, ещё один.
Девочка резко замолчала, и он стал осматривать Свету. Марья Кузьминична прошла в конец автобуса, где на полу расплывалась лужа крови:
– Что же ты молчал, мужик? Ребята, нужен жгут!
– Что там? – спросил Дмитрий Иванович.
– Мужик пилу вёз. Сам на неё и напоролся. Ты работай, Мить, я жгут наложу, а всё остальное – в больнице, – глянула на руку и воскликнула. – О, чёрт, часов-то нет! Митя, время скажи.
Сунула записку с временем под жгут и сказала:
– Мальчики, уложите его покуда на заднее сиденье.
Она вернулась к Сандре, сняла порванную стеклом окна шапку с её головы и сказала:
– О, господи!
– Что там?
– Лоскут кожи почти сдёрнут.
– Сейчас помогу. Вот, дощечку примотал временно. Открытый перелом, – перешёл к ней и сказал. – Со скальпированной раной я пока один справлюсь, а ты лёгкие ранения посмотри.
Марья Кузьминична вышла из автобуса с одним из водителей, и принялась обрабатывать ссадины, ушибы, порезы. Когда жалобы закончились, вернулась в автобус.
– А в джипе что? – спросил Дмитрий Иванович.
– Подушкой придавлен. Матерится и воет, значит, не пострадал. Пусть повоет, хоть такое наказание. От закона наверняка откупится.