Удачная подмена

Когда к Лине всё-таки прорвался Толик, Алина со своей койки изумлённо таращила глаза, наблюдая, как Толик уговаривал Лину отозвать доверенность, то угрожая, то умоляя. После его ухода она спросила:

– Эй, подруга, как ты в такое дерьмо вляпалась? Он же всеобщий приз!

– Это как?

– Если у него что получается, то только через баб. Руками он делать ничего не умеет.

И Лина невольно засмеялась: а ведь правда!

Ей нравилась грубоватая речь однофамилицы и своеобразный юморок, она завидовала её жизнелюбию и уверенности. Только встав с постели, с наклейками на подбородке и носу, она уже пересмеивалась с мужиками на лестнице запасного выхода, стрельнув у них сигарету. Когда Лина высказалась по поводу того, что с их травмами не стоит пугать людей, она отрезала:

– Не бывает некрасивых женщин, бывают дуры, не уверенные в себе. У меня директриса была с нижней частью пятьдесят шестого размера. Когда она плыла, покачивая своей кормой, мужики руки складывали как футболисты перед штрафным ударом. А ты из своей толстой ж… трагедию делаешь! Заживут наши порезы, и снова мы красотки!

Алина совсем мало рассказывала о себе, только когда Лина об этом прямо спрашивала. Не могла не спросить о том, как это учительнице можно так мерзко материться.

– О, ты ещё не слышала, как ругаются мои второклашки, – хрипло захохотала однофамилица. – Наши Черемхи – посёлок, вокруг которого на многие десятки километров шахты, а сам посёлок разросся на десяток с чем-то тысяч жителей, не считая вахтовиков. А жители-то, в основном, из отсидевших. Так что в семьях… сама понимаешь. Но зато невестам раздолье, в женихах дефицита нет. Ну, я, как выпишут, назад отправлюсь. Есть там у меня запасные варианты, а может, ещё кого перспективнее найду.

Тем же вечером Алина закашлялась. Соседка их, тётка в годах, кляла её за курение и грозила пожаловаться палатной. Но к утру у неё подскочила температура, и стало понятно, что курение тут ни при чём. Пришли люди в скафандрах и взяли у всех мазок. Из палаты выходить запретили, сказали, что Алину отправят в областную инфекционную больницу, а остальных – в обсервер. Через пару часов забрали не её, а почему-то пожилую соседку, которая к этому времени тоже затемпературила. Впрочем, вскоре увезли и Алину, только в другой госпиталь, который недавно открыли в здании санатория. А к вечеру пришлось отправлять в инфекционную двух оставшихся, которые тоже закашляли.

Перед отъездом Лина не смогла найти телефон.

– Да прохиндейка эта его сперла, больше некому, – прохрипела последняя из палаты. – Кто-кто… подружка твоя!

Условия в больнице были не очень. Палата на шесть коек, потом ещё в проходе два топчана поставили. Впрочем, Лине было так хреново, что не до претензий. В какой-то момент очнулась от того, что рядом что-то хрипело, а по голове стучало. Оказывается, она даже не почувствовала, что её перетащили в реанимационную палату и подключили к аппарату искусственного дыхания. Это помогло. Через два дня переключили на другой аппарат, который хоть по голове не стучал. Ещё через несколько дней врач, такая же гуманистка, как и та, что в предыдущей больнице, сказала:

– Не ожидала, что вытащим. С таким повреждением носовой перегородки, да с лишним весом… повезло вам. Либо возраст молодой поспособствовал, либо жить очень хотелось.

А жить и вправду хотелось. Когда было совсем плохо, она, хрипя и задыхаясь, вспоминала об отце, о муже, о подружках подколодных и клялась себе: «Всё равно выживу назло вам всем! Изменю свой характер! Буду как Алина, нахрапистая и остроумная. Пускай я тугодум, зато память хорошая. Напридумываю домашних заготовок, из интернета фраз хамских надёргаю. Всех порву, только бы выжить!»

Лине было сказано, что назавтра её на два часа отключат от ИВЛ, на следующий день перерыв будет подольше, ну, и так далее. Но на следующий день её отключили насовсем и перевели в прежнюю палату, да ещё на топчан, а под её аппарат положили мужика. Он, мол, в критическом состоянии, а аппаратов свободных нет. Лина промолчала, не в её характере своего добиваться, только подумала, что ладно, что отец и муж, не дозвонившись, не разыскали её и не передали телефон, так они ещё и не поговорили с врачом и не предложили ей оплатить хорошее отношение к пациентке.

За ночь на твёрдой клеёнчатой кушетке так сковало спину, что хоть волком вой. И Лина подумала, что, хотя силёнок совсем нет, но их в этой больничке и не наберёшься. Новый год пропустила, но хоть старый дома можно встретить по-человечески. И обратилась к палатной врачихе с просьбой о выписке.

– Не рано? А впрочем, как хотите, – на ходу бросила она ей.

Глава семнадцатая

Толкнув стеклянную дверь, Лина вышла на широкое крыльцо с пандусом. Порыв ветра хлестнул по лицу сухим снегом. Она притормозила, задохнувшись. Ей сейчас направо, если к остановке. Или такси вызвать? Насколько она знала, таксисты неохотно берут заказы с этого адреса, опасаясь заразы. Ладно, не надо о грустном, ведь обошлось! И невольно покосилась налево, где за зданием больничной кухни находился морг, куда на вскрытие свозили, как говорят, всех умерших от новой заразы. Поспешно отвела взгляд, и он зафиксировал две знакомые фигуры: мимо крыльца прошли папа и Толик. Никак навестить решили? А вот о муже-то она не подумала! Судя по всему, он по-прежнему живёт в их квартире. Как бы ещё и не с той кассиршей! А бороться с ними у неё просто нет сил. В родной дом? Так там кроме отца-предателя ещё и молодая мачеха обретается…

Вот же не бомжиха, и зарплата у неё, и счётец кой-какой имеется, а податься некуда. Кстати, о счёте, ведь Виталий полученную часть денег за проданную фирму Толика перевёл в наличные и должен был оставить в рабочем сейфе. Это он сам ей подсказал, чтобы при разводе не делить. Пока папа здесь, надо смотаться на работу.

Было уже темно, когда такси подъехало к адвокатской конторе. Расплатившись, Лина сказала:

– Если подождёте минут пять, то поедем дальше.

Таксист кивнул, не поворачиваясь к ней. Лина взбежала на крыльцо и поспешила к рецепции. Навстречу ей двигалась бухгалтерша, мазнув по Лине взглядом, как по незнакомке. Ах, да, маска! Этот атрибут нового времени хоть и затруднял дыхание, зато прикрывал обезображенное лицо. На ходу она достала ключи и присела перед здоровущим старинным сейфовым шкафом. Так, пакет. Вытряхнула несколько закатанных в целлофан банковских упаковок, посчитала и запихнула снова в пакет. Виталий, наверное, уже ушёл. И телефона нет! Схватила листок, написала: «Спасибо, Виталик, всю сумму забрала, с меня магарыч!» Хотела засунуть в дверную щель кабинета, но такси! Кинула записку в сейф, прихватила оттуда ещё конверт с запасными ключами от всех квартир, закрыла его и полетела на выход.

Таксист спросил:

– Куда едем?

– Сейчас… я только посмотрю расписание на Новогорск.

– В восемь последний. Успеваем.

За несколько минут до полуночи Лина выгрузилась из такси у бабушкиного дома. Окна не горели, значит, бабушка Наташа уже спит. Выйдя из лифта, она некоторое время нерешительно топталась у двери, потом выдохнула и достала ключи.

Бросив сумку у порога, она разулась и на цыпочках прошла на кухню. Что такое? Нежилой какой-то запах. Включила свет. Холодильник отключён, мусорное ведро пустое. Заглянула в зал, спальню – нет баб Наташи. И такое впечатление, что она не уехала на время, а давно здесь не живёт. Стало как-то не по себе. Полезла в сумку… ах, да, телефона-то нет! Ладно, это до завтра подождёт.

В зале провела пальцем по столу. Да, пыль… но сил нет. Достала комплект постельного белья, расстелила на диване и отрубилась, едва прикоснувшись головой к подушке.

Утром едва встала, слабость вполне естественная, так ещё и ноги болят от вчерашней нагрузки. Но надо искать бабушку Наташу. А сначала купить телефон.

У лифта столкнулась с бабушкиной соседкой. Поздоровалась, спросила про бабушку Наташу.

– Недавно видела, заходила она. Спросила, когда перебираться будет. Ответила, что душа не лежит. Надо, мол, сестрины вещи перебрать, что выбросить, что раздать, но без тебя этого делать не будет.

Ну, хоть с бабушкой Наташей всё в порядке. А то уж… ведь она старше бабушки, мало ли что.

Вернувшись с покупками, Лина первым делом уткнулась в телефон. Просмотрела сайты местных клиник косметической хирургии, отзывы о них. Эх, куй железо, пока горячо! Не порядок бросилась наводить и обед готовить, а стала перетряхивать сумку, выискивая справку из больницы, паспорт… а что с паспортом? Ещё когда телефон оформляла, обратила внимание, что уж очень его затёрли в больнице. Повертела в руках, раскрыла. С фотографии на неё смотрела Алина!

Как такое могло случиться? Она всё это время числилась в больнице Алиной? А что же Алина? Немедленно надо меняться документами! Господи, и так сил нет, а тут ещё придётся возвращаться в Уремовск и бегать по этим карантинным учреждениям. Снова полезла в интернет, поискала справочную ковидную службу.

– Здравствуйте, я разыскиваю свою сестру Иванову Ангелину, её должны были из травматологии к вам перевести… да…

Скончалась вчера. Так, а почему тогда папа с Толиком пришли в инфекционную больницу? Обнаружили подмену и ищут однофамилицу? Вот и пусть поищут!

– Конечно, вы ещё слабы, но со свежими рубцами работать легче, – сказал врач. Да не факт, просто в связи с пандемией люди о внешности стали меньше думать, поток пациентов истончился, а врачам по-прежнему кушать хочется. – Нос встанет вам недёшево, тут ещё перегородка. И контур лица придётся подтянуть, скулы обозначатся, тогда и шрам со щеки уберётся. Вот, смотрите на мониторе. Будет лучше, чем было.

– Да я, собственно, давно мечтала нос подрезать, – ответила она, вглядываясь в монитор. – Нос у меня дедушкин. На его лице он смотрелся очень гармонично. А я… но родственники – ни в какую. Глаза прооперировать разрешили, чтобы без очков, а нос – категорически нет!

– Ну и напрасно они, – мягко возразил он. – Женщина имеет право исправлять погрешности природы.

Неделю Лина провела в клинике, потом ездила туда на процедуры. Возвращаясь с очередной, наконец-то увидела в квартире бабушку Наташу. На перемены во внешности она просто не обратила внимания, зато сразу заинтересовалась, почему это её внучатная племянница уже продолжительное время живёт вне дома. На историю об измене и последующей травме отреагировала весьма прохладно:

– Ну и что, твой дед всю жизнь гулял. Разошлась моя сестрица с ним – и кому лучше стало? Мать твоя подростком была, встала на сторону отца и с ним осталась. Он, профессор и видный мужчина, не пропал. И бабы ему не отказывали, и работа была. А она в Ефимовске несколько лет мыкалась, квартиру снимала. Дочь с ней не общалась, мужа больше не нашла. Эту-то квартиру она позже в наследство от нашего отца получила. Вот тебе мой сказ: из квартиры я тебя гоню, отправляйся домой и с мужем мирись. Ты у нас размазня, ни ума, ни хитрости. А Толик – парень хваткий, за ним не пропадёшь. Ну, помучаешь его немного да простишь.

Ну вот, все родственники её так обесценивают. И не пробиться к ним! А к бабушке Наташе даже и не стоит, не настолько она близкая родня, чтобы ею дорожить.

– Ладно, баб Наташа, мне четыре процедуры осталось. В пятницу после последней уеду, – зная, как она чувствительна к денежным потерям, добавила. – Они уже проплачены.

– Только отцу позвони.

– Ага.

Ага, фиг вам. Даже если бы захотела, номера-то нет. То есть номер конторы Лина и так помнит, только звонить, конечно, не будет.

В пятницу бабушкина сестра лично проводила её до автостанции и посадила на автобус: