Тридцать три несчастья

– Ну, – послушал и сказал. – Уходим, охрана Романова выдвинулась.

– А эту?

– Да на фиг она сдалась, эта дура!

Аббас толкнул её довольно чувствительно. Люба отлетела к перилам и успела за них уцепиться, иначе, загремев по ступенькам на каблуках, расшиблась бы. Ушли. Люба продолжала сидеть на ступеньках, потирая ушибленный локоть. Шуршание. Кажется, Игорь собрался вставать. Но снова хлопнула дверь. Вернулся один из качков, тот, что её заслонял:

– Ты ведь не просто так побрилась? У тебя рак?

– И что?

– Я просто… у меня сестра старшая тоже… я хотел сказать… прости меня!

– Бог простит, и я прощаю, – вырвалось у неё. – Вали, пока не замели!

Выглянула во двор, убедилась, что пусто, и вернулась, чтобы подключить электричество и вызволить Игоря.

Он тяжело протопал по металлическим перекладинам и спустился в холл. Опустился на нижнюю ступеньку и сказал:

– Какое же я дерьмо!

– Это называется рефлексия, – вздохнула Люба. – Вместо того, чтобы решать проблемы, ты думаешь о себе.

– Ну, жить мы здесь, конечно, не будем…

– Уже лучше. От «я» перешёл к «мы». Теперь «мы» расширяй. А я пока стриптиз прикрою.

И полетела по ступенькам наверх. Быстро переоделась и вернувшись в холл, застала Игоря уже сосредоточенно расхаживающим мимо входных дверей:

– Ты считаешь, что фирму стоит переписать на Толю?

– Нет. Я не позволю.

– Ты?

– Я. Что смотришь? Я не позволю, я, которая за твою фирму уже получила пенделей. Больного мальчика не позволю риску подвергать. В случае признания его недееспособным я, а не ты, буду его опекуном. И за ним не должно быть ничего такого ценного, к чему всякие психи будут тянуть свои грязные руки. Но у него должны быть средства, необходимые для содержания его в клинике.

– Но псих уже получил информацию.

– Не информацию он получил, а дымовую завесу. Плохо соображаешь. Я дел твоих не знаю, но могу предположить, что среди миноритарных акционеров числятся твой юрист или начальник службы безопасности.

Игорь, во время разговора продолжающий расхаживать от двери кабинета до кухонной и обратно, резко остановился, как будто на стенку налетел:

– Люба, я бы тебя финансовым директором назначил!

– Не отвлекайся. Я немного, на уровне своего среднего образования, знаю теорию. Но людьми как шахматными фигурами я играть не могу. Я мать. Двоих детей. От тебя ещё третьего получила. Он у меня в паспорте значится ошибочно не на той странице. За них буду пожизненную ответственность нести. Всё, дальше сам. Я пошла свои вещи собирать. И ты посмотри, что захватить надо. Сейчас Стас с охраной подъедет.

Предательство близких

Сразу после спешного бегства из посёлка Люба поехала к детям. Катя вообще не пришла к Татьяне Николаевне, где они обычно встречались, сказав, что ей уходить неудобно, она у подружки на дне рождения. Посидели с сыном у доброй старухи, как всегда, попили чая с пирогами. Спасибо, не разрешила сыну проводить, темнело уже. У автостанции встретили её двое подростков, придавили к фонарному столбу и сказала: «Ещё раз в нашем городе появишься – по кусочкам себя собирать будешь».

Теперь Люба жила в служебной квартире фирмы. Так Стас решил. Когда рассказала ему о происшествии, он взволновался: «Ты уверена, что это не наши дела?» Люба отмахнулась: «Нет, это свекровь пугает. Убьют вряд ли, а искалечить могут. Было уже». Стас сказал, что впредь Любу будут сопровождать, но стоит выдержать в карантине ещё недельку, пока они не утрясут все финансовые и имущественные дела. И ей с её засвеченным именем не стоит подвергать опасности близких. Люба согласилась, но потребовала, чтобы к Новому году её освободили.

А перед праздниками она наконец-то рассказала детям о своём замужестве. Приехала она в Утятин в день школьного бала старшеклассников. Катя дёргалась в ожидании своего триумфа на этом балу и всё порывалась сбегать за платьем, которое ей бабушка купила, и показать матери и Татьяне Николаевне. Зашёл разговор о квартире неподалёку, которую Татьяна Николаевна посоветовала снять. Люба махнула рукой:

– Отказали!

– Да как же так?

– А то не ясно… я ещё удивляюсь, что на вас до сих пор не наехали…

Катя сразу сообразила:

– Это бабушка не даёт тебе квартиру снять? Мам, ну, сними подальше, хоть вон в комбинатовских домах за рекой!

– Не даст она мне тут жизни. Вы что, не заметили, что я теперь на машине с охранниками езжу?

– На тебя напали?!

– Встретили, предупредили. Так что лучше бы нам в областном центре поселиться. Если я двухкомнатную квартиру сниму, уедете со мной?

Дети переглянулись. Потом Денис сказал:

– А как же папа? Он совсем один останется.

– Ну, не один. С ним тётя Ира. А ещё бабушка его вниманием не обделит.

– Но нас у него не будет!

– Ясно. Вас у меня уже нет. Мне не приезжать больше?

– Мама, зачем ты так, – возмутилась Катя. – Сними квартиру, и мы будем видеться!

– Понимаешь, Катя, я, наверное, второго перелома челюсти не перенесу…

– Это запрещённый приём!

– Запрещённый, но его применяют. Даже против женщин.

– Но ты же с охраной!

– Это охрана фирмы, в которой я работаю. Здесь я так устроиться не смогу. Даже вообще никак не смогу.

Дети угнулись молча. Понятно, в борьбе за них Люба потерпела поражение.

– Всё, я поеду, что людей задерживать. Если захотите поговорить, звоните.

Люба вышла в прихожую и стала обуваться. Татьяна Николаевна побежала за ней: