О жизни

О жизни
Евгения Анатольевна Белая (pymthr)

Иногда нам, уставшим от реальности, хочется немного пофилософствовать, заглянуть в другой мир, в другую жизнь. И тогда мы мечемся от телевизора к компьютеру и обратно, смотрим передачи, где все только кричат друг на друга, тупые шоу, где не могут отгадать элементарных вещей. И даже не задумываемся, что этот "другой мир" рядом – в книге. Нужно только открыть…

О ЖИЗНИ

КЛИНИКА ГАЛЛОНА

Было что-то во всём этом. Ну, в прогулках по коридорам, в обед.

Белые стены, серые полы, решётки на окнах. Они решили сделать из этого места тюрьму, чтобы «нормальные» люди лечились с «маньяками по неосторожности», бр-р-р. Впрочем, здесь можно ходить по коридорам, а значит, в них ещё есть капля здравоумия.

В такое время меня посещали особые мысли, которые приходили ко мне, когда я не мог заснуть. Вообще, я философ по жизни. Вечно нужно о чём-то думать, иначе я загнусь – как ветка. А ещё, думать нужно, чтобы сохранить рассудок, в другом случае, мистер Галлон – главврач, заведующий нашим отделением – психотерапевтическим, накачает меня каким-то дерьмом, от которого кружится голова.

Другие пациенты рассказывали мне, что у них галлюцинации от этих таблеток, и я с пониманием к этому относился. По правде говоря, у некоторых, в действительности, была шизофрения, а у некоторых бессонница, что тоже могло вызвать «ведения».

В любом случае, я бы им не поверил. Да, многие из них находились довольно в здравом уме и трезвой памяти, но я не был готов поверить такому – как я. Сознание подсказывало мне, что этого лучше не делать, потому что мед-сестра обязательно назначит мне терапию. А я, знаете, не люблю скопление людей.

Да и, кто поверит психически нездоровому? К тому же, они не знали, что нездоровы, или знали, но отрицали это любыми способами. Однако, к счастью, я сохранил разум и знал, что они «психопаты», я даже не отрицал, что таким и являюсь.

Многие из тех, что подходили ко мне, были одиноки. Мне было жаль их, но я не мог им помочь, потому что моё сознание отрицало дружбу с кем-то из них.

Всё же у меня был один единственный друг – Джонсон, он был нормальным, ему даже позволяли иногда курить. Но я не стану называть его имя, потому что не хочу, чтобы его искали, к тому же, он сам меня просил.

Врач – Гариссон, говорит, что, отправляя такие письма куда бы то ни было, мы позволяем людям узнать об этом месте с хорошей стороны занавеса. Однако, это не значит, что у этого «занавеса» не может быть двух сторон. Разумеется, есть и плохая сторона, но, к сожалению, я не могу рассказать вам об этом, потому что меня заставят прочесть это чёртово письмо, и конечно, я не мог написать так много, а прочесть – ничего.

Как бы это ни было, хорошо или плохо, вы знаете достаточно, чтобы не отправлять в эту больницу своих детей и самим сюда не ложиться.

Первая причина не ложиться сюда – жуткий холод, даже в летний период, вторая причина – здесь отвратительно готовят, а третья – невыносимые врачи и мед-сёстры.

Если вы спросите на счёт квалификации работоспособности людей, то я отвечу, – что ни одной моей оценки эти врачи не стоят. Ну, если честно, мне просто лень что-либо осматривать, к тому же, я не настолько скептичен и циничен.

Но я бы с радостью рассказал вам о мистере Гариссоне и Галлоне.

Я уже упомянул их в своём письме, потому странно говорить вам о них, и, вы, наверное, решили, что я не буду заострять на них внимание, но на самом деле, на этих мужчинах и держится эта больница.

Мистер Галлон – человек высокий, стройный, с чувством юмора. Он всегда ненароком шутил над своей фамилией, когда брал у меня кровь, «галлоны крови», слышали об этом? Правда, в фамилии ударение падало на «а», что не менее разочаровывало его. Он говорил – «Вот был бы я ГаллОном – поплясали бы.» – иногда это звучало угрожающе, но я то знал, что он шутит.

Этот врач, в какой-то степени, нравился мне. Это была вторая причина, по которой я ненавижу сплетни людей о нём. «А какая первая причина?» – спросите вы, а я не отвечу, потому что вы и так много о нём узнали, и несомненно, хотели бы узнать о Гариссоне.

Гариссон вёл терапии и обходил пациентов. Хоть он и знатно шутил, и совершенно, был опытным плавцом, – что было общее у нас, я считал его полнейшим занудой.

С ним было трудно даже просто молчать, ибо от его неловких движений нарушалась моя любимая тишина. В любом случае, я не винил его, я понимал, – что чёртов эгоист, потому что по-другому в этом мире нельзя, и понимал, что Гариссон абсолютно не такой. Он был ранимым и сдержанным, что, несомненно, шло его доброму виду, но не суровому, пропитанному стариной, голосу.

Когда тяжёлый бас раздавался по коридору, все понимали – это мистер Гариссон, но никто не знал – куда и зачем его зовут, и от этого становилось ещё страшнее, и все прятались по своим палатам, плотно закрывая двери, но только не я.

Я знал, что он не придёт за мной, но всё равно зайдёт в палату, чтобы меня проверить. Иногда заходя в палату, он скептически поднимал бровь, спрашивая – «От чего это они прячутся?», а я с серьёзным видом отвечал – «Они уважают вас.», на что он тяжело вздыхал и легонько прикрывал дверь, боясь испугать последнего «цивилизованного пациента», коим я и являюсь.

Вы, наверное, хотите узнать о других? По правде говоря, это все люди, которым я в какой-то мере доверяю. Ну и ещё спутнику моей жизни – Луне. Но вы и сами знаете, что она прекрасна, так что это останется за ширмой моего подсознания.

Неизвестный, 18 лет.

15 мая, 2000 года.

ПО УЛИЦАМ ПАРИЖА

Марк думал – «Я сгнию здесь.» – он сидел на лавочке около дома. Париж? Красивые улицы? Ха. Всё совершенно не так, как в фильмах. Никакой счастливой жизни тоже нет. Только боль, которую парень испытывал каждый день. Эта боль сказывалась на нём. Он стал более раздражительным и агрессивным, ушёл из дома даже не оставив записки. Ему казалось, что он сможет справиться со всем один, но нет. Появилось больше проблем. Ему негде жить, не на что покупать еду…он всё время испытывал некое одиночество, которое давило на него, заставляя задуматься о какой-либо вечной проблеме или смысле жизни.

Сейчас парень думал – «Это никогда не закончится.», – он смотрел на свою фотографию на стенде, где кто-то просил срочно найти его, где кто-то говорил, что скучал. Возможно, так и есть. Наверное, кто-то беспокоится о нём. Хотя, Марку плевать. Ему плевать на всех, кроме себя. Однажды его бросили, втоптали в грязь. Он разочаровался в людях навсегда.

Вот уже пять лет его спутником служила луна, она одинока и в то же время холодна, она была похожа на парня, он всегда находил в ней «подругу по несчастью».

– Почему я так одинок? – спрашивал парень луну, но она почему-то молчала, словно не знала, что сказать, будто за всё время своего существования она так и не нашла ответа.

Но Марк не злился на луну, ведь бог не наделил её даром речи, руками или типа того. Она просто одиноко весела, устремив свой взгляд в пустоту, напоминая людям, что они одиноки во вселенной и это уникальность, что-то, чем мы должны гордиться. Правда не все понимали это. Сколько в мире было самоубийств, людей с мыслями о суициде? 5%? 10%?

Люди никогда не ценили жизнь, каждый из них был рискованней другого. Парень думал – «Они называют нормальных – сумасшедшими, когда сами думают о том, как свести счёты с жизнью.» – в принципе, он правильно считал. Они эгоцентричны и самоуверенны, однако, когда их работа, отношения или мечта терпят крах, они превращаются из атеистов в верующих, начинают молиться, их эгоистичность уходит на второй план, они просят людей о помощи, чего бы никогда не сделали, будучи без проблем.

Марк не был таким. Он просто был холодным и пустым. Всегда решал проблемы сам. Все думали, что он живёт счастливо, что его все любят, но это было не так. Парень притворялся, всегда «раскрывал» людям свою лживую сторону, чтобы они не считали его «слишком мрачным». «Он просто много думает.» – говорили люди, которым, казалось, можно было доверять. Марк не мог не признать, что действительно постоянно думает, но он отрицал, что люди, которым он доверял, могли предать его. «Вот сидишь ты в пустой кухне, а за окном холодный мир.» – думал он. – «Ты мог бы выйти на улицу или типа того, но ты не делаешь этого, потому что там тебя ждёт то же одиночество, что и в четырёх стенах.» – подразумевал парень. – «Тогда в чём смысл вообще куда-то выходить? Чтобы огорчённые лица людей были направлены в твою сторону, а их лживые грязные рты сквернословили на твой счёт?» – завершил свою мысль Марк, продолжая раздумывать, но уже над вопросами, которые только что сам задал себе.

«Мир – это ад. Мы все в аду. Мы все страдаем, страдаем, чтобы умереть.» – предположил парень. – «Мы делаем что-то для кого-то, чтобы получить выгоду, которая уйдёт в никуда.» – одними губами произнёс Марк, уже не в силах молчать. – «Мы добиваемся чего-то, чтобы потерять.» – чуть громче произнёс он и слова эхом распространились по тёмной пустынной улице, заставляя созданий тьмы уйти в свои страдания, потому что его голос звучал настолько замучено, словно двести тысяч людей десять лет пороли его розгами, словно он был мёртвым мучеником, который не мог освободиться, найти упокоение.

«Жизни нет. Лишь рабство.» – закончил свою речь парень, его голос был хрипловатым, казалось, даже грубым, от чего вороны разлетелись в разные стороны, прощаясь с ним оглушительным криком. Парень хотел быть свободным, как птицы. Их дом везде, на каждом дереве. Но, по существу, это было невозможно. Человек изначально не был одарён крыльями, и Марк понимал это. Правда он никогда не изменял своей мечты. «Надежда умирает последней.» – это был его вечный слоган, который зачастую был ошибкой. Он всегда верил, что у него всё получиться, но в большинстве у него ничего не получалось.

Сейчас он глядел на звёзды и думал над тем, что ему предстоит пережить завтра. Когда ветер развеет тьму и прибудет свет, ему придётся снова выпрашивать работу у строителей, чтобы прокормить себя. Он не мог устроиться на постоянную работу, так как выглядел неподобающе даже для продавца, но Марк не обижался на них, они всегда были привередливыми, их всегда всё не устраивало, но они не виноваты, они родились такими. Однозначно, Марк не был конфеткой, скорее обжигающим перцем, который любят не все люди. Собственно, он никогда не задумывался глобально над этим. Он – это он. Всё абсолютно просто. «Но действительно ли всё так?» – спрашивал себя он. – «Вроде бы я и я. Чего тут непонятного?» – парень всегда заканчивал на этом, ну, на том, что он – это он. Однако только в конце монолога понимал, что часы, проведённые в раздумьях, были напрасны.

Но зачем-то он думал. Значит, это было не настолько напрасно, насколько он считал. Значит, это могло бы помочь ему в чём-то. Вот только в чём? Эта была загадка, разгадка на которую лежит путём времени. Может, он решит вернуться в семью или найдёт работу, где ему позволят ночевать. Или он продолжит бомжевать, скитаясь по улицам Парижа? К сожалению, это неизвестно. Всё, что мы знаем, так это лишь то, что он много думает. Это позволяет ему сохранять рассудок и открывать для себя что-то новое.

Всё это новое лежит где-то глубоко в чертогах разума, парню хотелось бы узнать себя полностью. И это у него обязательно получится…но это уже другая история.

ЧЕРНЫЙ ПЕС ПО КЛИЧКЕ РОБЕРТ

Этот рассказ о том, как я лишился самого дорого, что было в моей жизни. И нет это не деньги, это не слава, стремительно покинувшая меня, и даже не бумажник с документами… Это обыкновенный щенок, которого зовут Роберт.

Я часто гулял с ним, играл, радовался, когда он встречал меня после работы и вилял своим озорным хвостиком. Я старый одинокий мужчина, единственной отрадой для которого стало животное. И я никогда не думал о том, что могу его потерять.

В один холодный осенний вечер я решил отправиться в магазин напротив дома, чтобы купить немного кофе, и привязал его к забору. Возможно, вы подумаете, что это глупо – оставлять пса вот так, без присмотра. Я очень много работаю и мне нечасто выдается выйти на прогулку, поэтому я всегда брал его с собой…и, когда я вернулся, я его потерял. Не мог найти его глазами, не мог найти его грязных следов на бетоне, не мог найти ни малейшего напоминания о нем, будто я и вовсе не брал его с собой.

У меня появилось странное чувство, которого я никогда раньше не испытывал. Чувство растерянности, грусти и ощущение, словно внутри всё опустело. Тогда я решил не переживать и попробовать его найти, опираясь на то, что он мог сам отвязаться и убежать, или что глупые детишки отвязали его и он затерялся где-то между деревьями, какими-то улицами. Я искал его один день, второй, но всё безуспешно и поэтому я обратился в полицию.

«Особые приметы пса? Как он выглядит? – спросил Алексей Иванович – полицейский.» «У него черные, как смола, глаза, белая короткая шерсть, маленький хвостик, острые ушки и темное пятнышко с левого бока…он никогда не грустит, быстро идёт на контакт с людьми и очень любит играть…»

После моего визита я не получал новостей целую неделю. Я смотрел, как кто-то веселится со своими маленькими четырехногими друзьями или семьей и, пребывая в печали, не ощущал себя живым, а просто существовал. Мне казалось, что, если они не найдут его, я потеряю рассудок. Но они его нашли…

Ранним утром пятницы мне позвонили и попросили явиться в кабинет пятнадцать. Там, на полу возле обогревателя, лежал мой Роберт. Грязный, с небольшим ожогом на спине и испуганными, но счастливыми глазами. Я тут же прижал его к себе и даже не заметил, что рядом с полицейским сидит ещё один человек – тот самый воришка чужого счастья. Но я был слишком рад встрече с другом, чтобы слушать нотации Алексея Ивановича и оправдания человека, совершившего такой ужасный поступок, поэтому единственные слова, которые я запомнил из всего сказанного полицейским, звучали так: «Законам необходимо следовать, без них человек не может существовать, как и общество в целом.»