Корректор. Книга пятая. Горизонты нашей мечты

– Май! – Мира подергала его за рукав. – Ты не зависай. Если хочешь на луну любоваться, пойдем обратно. Из окна насмотришься.

– А? Да, точно. Нам в город.

Май оторвал взгляд от неба.

– Ну что, хозяюшка, веди к тайнику, а потом в Цетрию. Пора выяснить, чем хорошим может нас порадовать местная ночная жизнь.

Тучи постепенно растворялись в черном звездном небе, и при свете луны тайник отыскался быстро. Задрав рукава жакета и блузы до локтя, Мира сунула руку в темный провал дупла в кривом разлапистом дереве и извлекла оттуда глухо звякнувший мешочек. Май взвесил его в руке, извлек несколько монеток и потасовал их в ладони.

– Деньги пока прибережем, – решил он. – Наша главная задача – плащи с капюшонами раздобыть.

– Плащи?

– Ну да. Ты же не собираешься вот этим, – Май бесцеремонно постучал пальцем по ее кубирину, – на каждом углу светить? И форма у нас с тобой характерная. Надо в гражданское переодеться или хотя бы прикрыть сверху, чтобы от каждого ночного патруля не шарахаться. Но если у вас один раз пожрать стоит пятую часть твоих сбережений, придется обновки оставить на потом. Хотя… О! – он поднял палец. – Знаю, как два окна одним камнем разбить. Веди меня в город, хозяюшка, и постарайся не по самым людным улицам. Вон там, к юго-востоку, что за районы? – он махнул рукой.

– Нет, туда нельзя, – поразмыслив, ответила Мира. – Там Сламы. Грязные трущобы, туда соваться не стоит. Грабителей куча, а интересного нет вообще ничего.

– Насчет интересного тебе только так кажется. Вот по центральным проспектам шляться неинтересно, оно да, а по трущобам – самый смак. Двинулись!

Май сунул мешочек с деньгами в карман – Мира проводила свой неприкосновенный запас тоскливым взглядом, не надеясь его больше увидеть – ухватил ее за руку и решительно потащил за собой прямо через чащу.

До северной окраины города они, изрядно запыхавшись и сбив все ноги о корни, добрались через полчаса. Сюда Мира еще ни разу не попадала. Сламы даже издалека при свете дня выглядели довольно угрожающе: бесформенное нагромождение одноэтажных домов и домишек, обнесенных высокими оградами. Ночью же при лунном счете окружение сливалось в одну бесформенную черную массу, угрожающе нависающую над головой. В редких окошках сквозь плотные занавески тускло горели искры ламп, а фонарей в окрестностях не наблюдалось вообще. От сточных канав отвратительно воняло.

Мира шагала по немощеной дороге, извивавшейся между глухими заборами, и опасливо вглядываясь под ноги, чтобы ни во что не вляпаться. Иногда она бросала встревоженные взгляды по сторонам. Безлюдно – и за то спасибо. Какие типы здесь водятся, ей совершенно не хотелось выяснять. Она уже страшно жалела, что согласилась на авантюру. Зачем они вообще сунулись ночью в город? Лавки и киссатэны закрыты. По центральным улицам гулять опасно – можно нарваться на стражу, которая точно знает, что на ночь кадетов в город не отпускают. Красться по темным закоулкам в районе, куда даже стража, по слухам, суется только днем и большими патрулями – а для чего? Она покосилась на Мая. Тот шагал, перебирая своими длинными ногами, и тихо насвистывал сквозь зубы незнакомую мелодию. Нет, не станет она у него ничего спрашивать. Раз попалась на слабо, как последняя соплюшка, так и помалкивай. Раньше думать следовало.

Впереди за очередным сумасшедшим изгибом улочки мелькнул свет. Большой покосившийся дом на десяток окон по фасаду и без ограды. Над домом – подсвеченная магическим кристаллом вывеска: здоровая кружка с шапкой пены. Окна ярко светились. Низкое крыльцо, несколько тел, вповалку лежащих возле него, и приглушенная музыка, доносящаяся изнутри. Кабак. Наверное, из тех, о которых упоминала госпожа Грампа.

– Во! – обрадовался Май. – Наконец-то хоть какие-то признаки жизни! Давай заглянем. Может, что-то полезное найдем.

– А что, птенчикам из Академии мамочки уже разрешили пить пиво? – с гнусавой издевкой проговорил незнакомый мужской голос. От забора отделились и шагнули вперед три тени. Широкие бесформенные плащи и накинутые глубокие капюшоны надежно маскировали – Мира ни на секунду не усомнилась – грабителей.

– Насчет птенчиков не в курсе, – равнодушно ответил Май, останавливаясь. – А что, угостить хочешь, дядя? Я не возражаю.

– Язык у тебя слишком длинный, пацан, – разозленно хрипнул голос. – Не боишься, что укорочу?

Он поднял руку, и в его кулаке блеснуло лезвие ножа.

– А ты, дядя, не знаешь, что ли, что со вчерашнего дня всем кадетам Академии выдана свободная авторизация? – все так же равнодушно спросил Май.

– Что выдано? – фигуры переглянулись. – Ты, шкет, болталом внятно шевели.

– Атрибут, говорю, можно без авторизации призывать. По собственному желанию. Ты, дядя, знаешь, что такое Атрибут?

– Звоны, что ли? – сипло засмеялся предводитель шайки. – Валяй, отсыпай. Гони все, что есть. Ты нам кошель, а мы тебя отпустим. И даже девочкой твоей не попользуемся. Или она хочет? Эй, сладенькая, знаешь, что у мужчин за штучка меж ног такая? Поиграться ей не хочешь, пока можно? А то ведь к вам мужиков не подпускают, я слышал.

– Чмурсам типа тебя фасырить трули по курасам надо, а не свешаных сукер фапать, – сплюнул Май. – Каждый пухтень себя топыром галает, даже если крип по жизни. Тряй отсюда, крип, не твоя нынче прыха. А то проколешься ненароком о свой же хадзик, жижа выльется, сухим останешься.

– Ты чё, хрустатый, что ли? – удивился грабитель. – Драное тряпье вздрел? А ошейник где спустал?

– Где спустал, больше нет. С сяжки сойди, крип, пока не сдулся.

– Не, Частый, он верняком в праст ныкает, – подал голос один из грабителей. – Кустый больно.

– Ага, кустый, – согласился третий. – Да он тарный, куковать красно не тянет. Кольнуть его, чтобы не фыркал!

– Не, пусть тряет, – не согласился предводитель. – Ошейник у него стато кумарный. Фунты потом страмают по хупазе, страпер зафырят. Звоны вот ссыплет – и пусть тряет. Слышь, звоны ссыпай.

Он взмахнул лезвием ножа прямо перед глазами отшатнувшейся Миры. Она не поняла ни единой реплики, но чувствовала, что просто так их отпускать не собираются. И хорошо, если только ограбят! Ну, Май, ну, дурак!

– Значит, Атрибутом в смырлу соскусишь, – пожал плечами ее непутевый фертрат. – Задний край смыкаю: с сяжки сойди, крип. До трех кочемарю: раз, два…

– Эй, Частый! – раздался сзади новый голос, и Мира, дернувшись, прижалась к забору. – Че фрама корябишь? Не дзыкаешь, что ли, что он фрам в кудасаре?

Мужская фигура шагает мимо Миры вперед. В стремительно распрямляющейся руке – лезвие. Блеск стали сливается с отблеском луны на серебряно-золотом кубирине.

Май уже в стороне, изворачивается ужом. Левый кулак уперт в ладонь правой, левый локоть в развороте тела с хрустом врезается в лицо новому персонажу. Короткий всхрип – тело отлетает назад и медленно сползает по забору рядом с Мирой.

Трое в плащах, откинув капюшоны, синхронно шагают вперед, и Мира съеживается. Сейчас их наверняка начнут убивать. Почему госпожа Грампа не начала учить защите от ножа еще год назад?

Май скользит вперед – новый взблеск стали – мимо! – сложенные лодочками ладони с силой бьют по ушам предводителя шайки, колено врезается в пах – шаг назад – пинок пыром согнувшейся фигуре под подбородок – второе тело, нелепо взмахнув руками, опрокидывается назад. Май уже отступил к Мире – нырок к земле – блеск металла. Подхваченный нож-бабочка стремительно порхает у него в руках, перескакивая из одной в другую и чертя в воздухе лунные дуги – тихий шелест стали о сталь.

– Два – ноль, – нехорошей косой ухмылкой щерится Май и шагает вперед. – Кто из вас первый сдуется, крипы?

Лунный свет переливается у него между руками – лязгает металл о металл – две оставшиеся фигуры, переглянувшись, отступают на шаг – на два шага – на три – синхронно разворачиваются и растворяются в тенях.

И мертвая тишина, только слегка хрипит предводитель шайки, ворочаясь на земле.

Нет, не тишина. Из кабака по-прежнему доносится приглушенная музыка и голоса. Мира почувствовала, что ее бьет крупная дрожь.

– Май… – непослушными губами прошептала она.

– Первое окно разбили, – довольно сказал мальчишка. Он наклонился к без движения лежащему у забора мужчине и принялся сноровисто обхлопывать его карманы. – Теперь у нас есть два плаща и… опа, даже целых два кошеля. Кто же на дело с такими звонами ходит? Крип – он и есть крип. Держи, – он сдернул с тела плащ и кинул его Мире. – Надевай.

– Он… умер? – шепотом спросила та.

– Да просто без сознания, – отмахнулся Май, уже обшаривающий второго. – Попал я ему на редкость удачно, с первого удара вырубил. Не дергайся ты, придурок, – он коротко ударил предводителя шайки под ребра, – не стану я тебя протыкать. Звоны за науку и плащик ради светлого будущего… – в его карман перекочевал еще один кошель. – Все, хозяюшка, выходи из ступора. Пора сваливать.

Он подошел к Мире, почти силой заставил ее закутаться в слишком большой для нее грубый холщовый плащ, особое внимание уделив высокому вороту, а сам накинул второй.

– Нам туда, – он ткнул пальцем в кабак.

– Не хочу… – попыталась было упереться Мира, но ее уже снова тащили за руку.

Перешагнув через валяющееся на ступеньках тело (Мира искренне понадеялось, что пьяное, а не мертвое), Май с усилием потянул на себя тяжелую деревянную дверь. Им в лицо ударили яркий свет, разухабистая музыка и спертый невообразимый аромат: винный перегар, пот, блевота, прокисшая еда и еще много чего, что Мира так и не смогла определить. Кабак внутри показался куда как больше, чем снаружи. Большой зал уходил далеко вглубь, теряясь в потемках. Слева от входа располагалась длинная барная стойка с высокими табуретами, справа – невысокая сцена, на которой вихлялись наполовину раздетые вульгарные девицы. На вновь вошедших не обратил внимания никто, кроме двух здоровых, под притолоку, парней с широченными плечами, низкими лбами и тяжелыми подбородками, прислонившихся к стене по сторонам двери. Здоровяки щеголяли в чем-то вроде кольчуг с рукавами, обрезанными до локтей. Холщевые штаны поблескивали нашитыми бляшками, металлическими по виду, да и носки тяжелых бутс, похоже, были окованы темным металлом. Наверное, они вышибалы, решила Мира. Парни окинули две закутанных в плащи фигуры недобрыми взглядами, но даже не пошевелились.

– За мной, – тихо скомандовал Май. – Не отставай и башкой не верти.

Мимо столов, за которыми пили, пели, кричали, ссорились, резались в карты и кости разнообразные подозрительные личности, они прошли в дальний угол зала и уселись за маленький столик. В этой части кабака царил таинственный полумрак, а личности, хотя и куда более подозрительные, вели себя гораздо тише, чем вблизи входа. Мира с облегчением поерзала, пытаясь получше устроиться на жесткой бугристой лавке.