Десятый самозванец

– Ишь ты, не глядя, – усмехнулся Тимофей, поднимая крышку одного из сундуков и доставая оттуда кружку: – Вот, гляди. Кружка аглицкая, оловянная. Сам архиепископ Пермский и Вологодский из нее мед пил. У купцов заморских, за пять ефимков куплена. По нынешним-то деньгам, так ей цена пять рублев! Давай – двести рублев!

– Ладно, – махнул рукой старик. – Сто рублев, за все, не глядя! Из уважения к родичам архиепископским беру, да себе в убыток… Но выше – ни полушки! Ну, по рукам?

– По рукам, – кивнул теперь Тимоха, понимая, что больше-то уж ничего и не получить.

Пока Тимофей пересчитывал деньги, полученные от «ночного купца», в избе уже хозяйничали купцовы «племяннички» – звероватого вида мужички, выносившие из избы все, что в ней было. Вынимали иконы из киота, тащили сундуки с приданным, перины да подушки, а потом, оторвали от пола Танькину гордость – кровать с точеными ножками, да резной костяной спинкой, которую дед заказывал аж в Холмогорах! К тому времени, когда Акундинов ссыпал выручку в кожаный мешочек со всеми деньгами, в доме остались только русская печь, лавки да стол…

– Ну, прощевай, теперя, да добра наживай, – попрощался старикашка, а потом вдруг сказал: – Там, под печкой-то у тебя, сабелька еще осталась. Я-то ее брать не стал – к чему она? Продать-то ее не продашь, надпись на ней… А ты, соломки, что ли, принеси пока, – «посоветовал» скупщик, уходя, – все хоть, в избе-то не так пусто будет.

К Тимофею, грустно сидевшему на лавке, подсел пьяный Костка.

– Да ладно, тебе, – попытался утешить он друга. – Что есть деньги? Это так, пыль. Может, за водочкой сбегать? – выжидательно спросил он.

– Сбегать, – согласно кивнул Тимофей.

– Так ты, это, копеечку давай. А лучше – две с половиной. На водку да на закуску. А то ведь, антихристы-то эти, они же ведь все подчистую вынесли. Даже, – вздохнул мужик, – кадки с огурцами уволокли. Теперь у тебя и морковки завалявшейся не найти. Я вот, только, что и успел, как шмат сала спрятать.

«Ладно, – думал Тимофей нелегкую думу, пока Костка бегал за водкой. – Главное сейчас – долг отдать, да грамоту кабальную обратно заполучить! А там, как-нибудь, да перебедую»

… Утром, чуть свет, когда Костка и Тимоха еще спали прямо на голых лавках, укрывшись уцелевшими тулупами, раздался стук в ворота.

Тимофей, злой и сонный пошел открывать двери. За воротами стоял взъерошенный Васька Шпилькин, переминавшийся с ноги на ногу.

– Ты чего это, в такую-то рань? – угрюмо спросил Тимофей.

– Так ведь потом-то, на службу идти, – повинился Васька и пояснил: – Я ведь чего, прибег-то. Людке-то моей, тетка соседская, у которой муж в купцах на Гостином дворе, сказала, что продал, дескать, какой-то мужик, ожерелье. А жемчуга, ну, тютелька в тютельку, как у нее. Вот, мы-то с Людмилой, конечно, не верим, но все-таки…. Ты бы, Тимоша, вернул бы нам ожерелье-то это. Купец аглицкий, коли приедет, так и без жемчугов обойдется. Чего он, ожерелий, что ли не видал? Пока-ка, в землях-то ихних еще и не то есть.

– Таньки дома нет, – хмуро ответил Акундинов. – Жемчуга-то я ей дал, для сохранности. А она их куда-то так успрятала, что без нее и не найти. Подожди, к вечеру вернется от крестного, так я сразу и принесу….

– Ну ладно, – вздохнул слегка успокоившийся Василий. – Так Людмиле и скажу. Мол, Тимофей обещался вечером принести…

Акундинов, прямо с утра, доложившись дьяку, что живот у него прихватило, отпросился домой. Редькин, хоть и поворчал для приличия: «Часто, мол, болеть начал!», но отпустил. Тимофей же, тщательно пересчитав все двадцать тыщ копеечек, уложил их в кожаный мешок. Судя по весу, было тут примерно с полпуда…[6 - Видимо, было даже больше. Если средний вес копейки был равен 4,3 грамма, то вес мешка, где лежит двадцать тысяч копеек равняется 8,6 кг.]

Зайдя в кабак на Неглинной, Тимофей поискал глазами цыгана или Федота, но, не нашел. Подойдя к целовальнику, спросил:

– А где, друзья-то мои?

Тот, даже не стал делать вид, что ничего не знает и, никого не помнит, сразу же провел парня в чистую половину, в ту, знакомую каморку…

– О, да кто к нам пришел? – радостно закричал Федот, распахнув объятья. – Да, никак, сам старший подьячий?

Цыган, сидевший тут же, спросил только:

– Долг принес?

Когда Тимофей выставил на стол мешок, уважительно сказал:

– О, ром, молодец! Вижу, долги свои честно отдаешь.

– Купчая, где? – протянул Тимофей руку. – Давай, купчую!

– Будет, будет тебе купчая, – радостно сказал Федот. – Но, нужно же вначале деньги счесть. Правильно?

Тимофей присел, полуприкрыв глаза. Когда копейки уже были выложены на стол, из зала вдруг раздался шум, а в каморку вбежал хозяин, с криком: «Стрельцы идут, прячьтесь».

Акундинов, поднявшийся с места, не понимал – чего это цыган и Федот вдруг вскинулись, но спросить об этом он не успел. Федот, схватив его за руку, вытащил из трактира каким-то другим ходом. Пройдя закоулками и оказавшись среди совсем уж незнакомых развалин, цыган и Федот с облегчением вздохнули.

– Ну, оторвались, слава Богу! – перекрестился Федот.

– Слушай, а чего мы бежали-то? – удивился Тимофей. – Ну, пришли бы стрельцы, да так же бы и ушли. Чего бегать-то было?

– Тебе-то, может, ничего. А нам…

– Мужики, купчая-то моя где? – опять спросил Тимофей.

– В трактире осталась, там же, где серебро твое, – огрызнулся цыган. – Не с собой же нам грамотки-то носить?

– Ну, а я как же?

– Да не беспокойся ты, – принялся ворковать Федот. – Сейчас вернемся, деньги досчитаем, да все тебе и вернем. Мы ж люди-то честные!

Выждав какое-то время, мужики вернулись в трактир. Только, шли теперь не «черным» ходом, а обычным. В трактире никого не было. Один лишь целовальник, завидев вошедших, горестно сказал:

– А серебро-то, тю-тю!

– Как – тю-тю? – схватил его за грудки Федот.

– Да так, – объяснил целовальник. – Стрельцы пришли, да по каморам и разошлись. В вашей-то, прямо на столе серебро-то и узрели. «Чье?» – спрашивают. А я – плечами пожимаю. Ну, а что я должен сказать? Был де, подьячий, что в кости проигрался? Вот, они тогда и говорят – раз ничье, пусть в казну и отходит.

– Вот, так-то вот, – грустно сказал Федот, обращаясь к Тимофею. – Стало быть, плакали твои денежки…

– Почему – мои? – обмирая, спросил Тимофей. – Я же их вам принес.

– Ну, мало ли что, что принес, – вздохнул цыган. – Нес-нес, да не донес. Мы что, виноваты, что стрельцы пришли? Так, что, извиняй парень, а долг-то весь этот на тебе так и остался. У нас – все по-честному…

– Э, мужики, да вы чего? – опешил Акундинов. – Да как же так? Я ведь, почитай, за каждую копейку из шкуры вывернулся.

– Ну, а нам-то какое до этого дело? – равнодушно спросил Федот. – Ты деньги проиграл? Проиграл. Купчую подписал? Подписал. Ну, а деньги-то где? Нету, денег-то…

– Ах ты, сволочь, – бросился Акундинов на Федота, но был сразу же остановлен цыганом и целовальником.

– Ну, какой же ты горячий, – усмехнулся «торговый гость» и ударил Тимоху под дых. – Успокойся, да и послушай. Деньги, что проиграл – нам вернешь. Нашел же двести? Значит, найдешь еще… Ну, а то – сам знаешь, что будет… Я ведь, грамотку-то кабальную на тебя, любому боярину продам, не поморщусь. И что ты думаешь, не купят? Еще как купят… Холопы грамотные, они, кому хошь нужны…

Тимофей, возвращался домой, не разбирая дороги. Дойдя до жилья, упал прямо на пол и зарыдал, как ребенок. Перепуганный Костка бегал вокруг и не мог понять – что же такое случилось! Предлагал для друга и водки и водички, но все было тщетно. Тот же, прорыдав почти всю ночь, к утру успокоился и принялся думать. Думал – передумал и о своем горе и, о своей глупости. Ну, а самое главное, ему не давали покоя те стрельцы, что забрали серебро. Что-то тут было не так. Заснул Тимофей только под утро, забывшись коротким сном. Но, уже на рассвете, он принял решение…

Коске было велено найти пару коней. Где он должен был их искать, Тимоха уточнять не стал. Но все же, памятуя, что батька у друга до сих пор служит то ли конюшенным, то ли стремянным, знал, что тот лошадей найдет. Так оно и вышло. Через полчаса во двор прибыл Костка, ведя на поводу двух превосходных коней.

– Тимоша, а ты что удумал-то? – опасливо спросил друг, глядя на то, как Акундинов верти в руках отцовскую саблю.