– Ты можешь уйти среди дня по своим делам?
– Могу, – улыбнулся коллега, – если по служебным делам. Я же детектив. Моя специальность – наркотики. Поэтому я часто выезжаю, чтобы проверить полученную информацию или на встречу с агентом. Только нужно сказать лейтенанту, а потом доложить о результатах.
– А как у вас с раскрываемостью преступлений, за плохие показатели ругают?
– Раскрываемость – это что?
– Какой процент от совершённых преступлений остаётся нераскрытым, то есть, преступник остаётся неизвестным?
– Как ты это представляешь в моей работе? Сколько привезли драги в Фичбур, а я об этом не знаю? Или сколько продали, а я продавцов не арестовал?
– У тебя сложнее, но ведь есть другие преступления: убийства, грабежи, изнасилования, кражи, да мало ли ещё что. За их раскрытие спрашивают с начальника полиции?
– Конечно, когда в прошлом году был грабёж на бензоколонке и грабители застрелили случайного прохожего, то шуму в прессе много было. Но через три дня убийц задержали и отправили на электрический стул. Так что наш лейтенант получил золотые часы из рук губернатора.
– А всё-таки, какой процент тяжких преступлений остаётся нераскрытым?
– Странно, что тебя это заботит. Сейчас узнаю у лейтенанта.
Он позвонил по телефону.
– Примерно 30—40 процентов, если говорить о кражах и мелких уличных грабежах, убийства раскрыты все. Налётов на банки или их филиалы уже лет пять не было. Ты удовлетворён?
– Да, – отозвался Пенкин, думая о своём и вспоминая, как его за эти самые проценты драли на совещании.
Джим заметил его задумчивость и, выдвинув верхний ящик стола, достал оттуда пистолет, отодвинув в сторону коробку с патронами. Сняв магазин, снаряжённый патронами, он протянул оружие русскому коллеге.
– Джордж, лучше скажи, тебе нравится калибр 38?
Пенкин взял в руки двенадцатизарядную «Беретту», щёлкнул курком, удивившись плавности спуска и посадистости рукоятки.
– У меня тоже 38-й.
– Тоже «Беретта»?
– Нет, «Макаров».
– Сколько патронов?
– Восемь.
– Не мало?
– Обычно хватает. Есть ведь ещё одна обойма.
– Тебе приходилось стрелять в противника?
– Нет. Я выстрелил в воздух – он сдался.
– Слава Богу. Я в прошлом году застрелил одного афроамериканца, ему было 17 лет. Часто думаю, что, может быть, из него ещё мог получиться нормальный человек.
– Как это было?
– Мы проводили операцию по задержанию сбытчиков драги. Я сидел в своей машине, вдруг услышал стрельбу, достал пистолет и только вылез – он выбежал из-за угла, обернулся назад и выстрелил, продолжая бежать прямо на меня с пистолетом в руке, но не замечая. Я крикнул: «Стой, полиция! Брось пистолет!» – он остановился, открыв рот, для него это было неожиданностью, но пистолет не бросил. Я имел право, и я его использовал. Двух пуль из «Беретты» было достаточно. До сих пор помню его выпученные глаза и шевелящиеся губы с кровавой пеной. Я тебе скажу, это непросто – убивать человека.
– Тебя признали виновным?
– Нет, хотя объяснение написать пришлось.
Пенкин подумал про себя: «Хрен бы ты у нас так легко отделался. Отоспалась бы на тебе и прокуратура, и инспекция по личному составу. Предупредительного выстрела не было, значит, приказ нарушил».
– Джим, а почему ты пистолет в ящике стола хранишь?
– Это моё оружие – где хочу, там и храню.
– Так в твоё отсутствие его кто-нибудь может взять.
– Кто взять? – нахмурился тот.
– Кто-нибудь из коллег.
– Зачем им это? У них у каждого свой есть.
– Хотя бы пошутить.
– Не знаю, как у вас в России, а у нас с оружием не шутят.
И Жора подумал: «Вряд ли более суток у меня бы пистолет в столе пролежал, если бы весь отдел знал об этом».
Из дальнейшего разговора выяснилось, что пистолет каждый полицейский покупает сам, и это оружие действительно его собственность. Патрульный полицейский может получить револьвер на полицейском складе, но может купить и иметь свой, а уж все, кто занимается оперативной работой, личное оружие имеют только собственное.
– А на пенсию если выйдешь, его нужно будет сдать?
– С какой это радости я свой пистолет должен кому-то сдавать?
Жора в ответ только пожал плечами, памятуя о российских порядках. Потом он поинтересовался качеством телефонной связи. Оказалось, что она отличная. Тут его разобрало любопытство, можно ли с рабочего места Джима позвонить ему домой в Петрозаводск. Джим только спросил, знает ли он код выхода на Россию и на Петрозаводск, после чего набрал номер телефона. Жена у Жоры была в это время на работе, а вот мама была на месте.
– Ой, а ты откуда? – услышал он родной мамин голос. – А мне сказали, что ты в командировке, чуть ли не в Америке.
– Так я из Америки и звоню.
– Я так хорошо тебя слышу, гораздо лучше, чем когда ты звонишь мне с работы.
Георгий поговорил с мамой о здоровье, потом о дачных делах, потом о погоде. Джим терпеливо ждал. Когда трубка была повешена, он обратился к русскому другу:
– Джордж, а ты видел телефон в моём доме?
– Да. Даже два: один в столовой, другой в бильярдной.