– Он был в другой комнате с…
Соков не знал, как назвать Настеньку и запнулся.
– С кем же он был?
– С подсудимой, – выдавил из себя Соков.
– Вы догадывались, чем они там занимаются?
– Предполагал.
– Чем же?
– Любовью.
– Вадим говорил вам когда-нибудь, как товарищу, о своих чувствах к подсудимой?
– Нет, никогда.
– Вам не показалось, что Вадим был влюблён в подсудимую?
– Нет. Разумеется, он пригласил её, но, как я понял, именно потому, что она прекрасно переводила. Этого у неё не отнимешь.
– Тогда почему же вы подумали, что в момент вашего ухода из квартиры, Вадим занимался с подсудимой любовью?
– Чем же они могли там так долго заниматься? Вадим же не железный. Девушек и секс он очень любил.
– Вы допускаете, что он насильно уложил подсудимую?
– Нет, не думаю. Ему никто не отказывал, зачем же насильничать?
– У меня нет больше вопросов.
Судья повернулась к адвокату, но вдруг услышала голос Настеньки:
– А могу я задать вопрос свидетелю?
– Конечно, подсудимая, спрашивайте, – ответила судья.
– Борис Григорьевич, почему вы, отвечая, на меня не смотрите? Вам стыдно?
Соков не ожидал этого. Недавно вытертый им носовым платком пот тут же появился снова, словно каплями дождя усыпав лоб и скатываясь к ямочкам щёк.
– Повернитесь ко мне, Борис Григорьевич, и посмотрите мне в глаза, – твёрдо потребовала Настенька.
– Пожалуйста, – проговорил сипло Соков, поворачиваясь к девушке и кривя рот в улыбке, – могу и посмотреть, какая проблема?
– А проблема вот в чём, – в тон вопросу ответила Настенька. – Зачем же вы обращались к врачам с вопросом, не заразились ли вы СПИДом, если не имели со мной дела? Вы хорошо знали, что первым меня насиловал Аль Саид, а после него пришли вы. Узнали потом, что Аль Саид болен СПИДом, испугались, что он заразил меня, а от меня и вас, потому и побежали проверяться. Ведь так?
– Чушь городите, чушь! – закричал Соков.
– Но вы же сами мне говорили об этом по телефону, предлагая организовать поездку за границу.
– Неправда это, – сказал уже спокойнее Соков, беря, наконец, себя в руки. Он понял, что срываться нельзя ни в коем случае. – Никакой справки на СПИД я не брал.
Тут вступил в разговор Пермяков:
– Прошу прощения, свидетель, но вот в моих руках копия вашего анализа крови, который вы брали почти год назад, когда узнали о том, что Аль Саид болен СПИДом. Чем вы это объясните? Вы имели сексуальный контакт с другими женщинами, у которых подозревали наличие СПИДа? Но должен вам сказать, что год назад в нашей стране вообще не был зарегистрирован ни один случай заболеваемости СПИДом. Вас не могли беспокоить другие женщины, если вы с ними и имели контакты.
– Это тоже чушь несусветная, – теперь уже совершенно спокойно ответил Соков. Неожиданность, которую ему приготовила своим вопросом Настенька, чуть не выбила его, но она же заставила его почувствовать опасность совсем близко и собрать все свои силы. – Не знаю, кто вам дал копию анализа. Интимность подобных вещей охраняется законом. Однако сообщаю вам, что брал анализ перед поездкой в США. Это обычная процедура для всех, кто едет за границу. Следовало бы знать.
– Мне это известно. Действительно вы брали справку для поездки в Америку. Но выдали вам её на неделю раньше той, что у меня в руках. Эта готовилась отдельно и в другом месте.
– Я хотел сделать дополнительный анализ, – не сдавался Соков.
– Пусть так, – умиротворённо согласился Пермяков и отложил справку. – Не будем трогать её до поры. У меня больше нет вопросов к свидетелю.
К огромному изумлению Настеньки следующей в зал заседаний пригласили её бывшего преподавателя английского языка в институте Кравцову. Зачем она здесь, что она может сказать в пользу прокурора, было совершенно непонятно.
Валентина Ивановна, всё такая же маленькая, какой видела её Настенька, подошла к трибунке, и судье, чей стол находился на возвышении, пришлось наклоняться вперёд, чтобы увидеть лицо сгорбленной женщины.
После обычного знакомства свидетельницы с порядком прокурор спросил:
– Вам знакома подсудимая?
Кравцова, проходя через зал, уже смотрела на Настеньку, не отрываясь. И, казалось, готова была кинуться к ней с объятиями, от которых удерживала какая-то нечеловеческая сила.
– Да, конечно, знакома, – сказала она так, будто было бы странно, если бы она её могла не знать. – Она была моей лучшей студенткой. Вы даже не представляете, как с нею прекрасно было работать. Я думаю, в ней скрывается большой талант и педагога и учёного. Если бы вы знали, какая она умница. И как жаль, что она бросила учёбу. Это такое несчастье. Я бы очень хотела…
Настенька сидела, краснея от стыда. Меньше всего она ожидала увидеть здесь своего любимого преподавателя, сыпавшую словами о своей прекрасной студентке, которые довольно грубо оборвал прокурор:
– Пожалуйста, отвечайте только на мои вопросы. Где вы встречались последний раз с подсудимой?
– В институте, когда она пришла сообщить, что больше не будет заниматься. Это был какой-то кошмар. Я до сих пор не могу забыть. Но она обязательно должна вернуться.
– Подождите, прошу вас, – опять нетерпеливо прервал женщину прокурор. – Я спрашиваю вас, когда вы её видели последний раз, а не в институте?
Тон Кравцовой вдруг превратился в наставительный:
– Извините, но я языковед и прекрасно понимаю поставленные мне вопросы. Не надо меня поправлять Вы спросили сначала, когда мы виделись, а это подразумевает, что мы видели друг друга. Так это произошло последний раз в институте, о чём я и стала рассказывать. Сейчас же вы спрашиваете, когда я видела Настеньку последний раз. Это совершенно другой вопрос.
– Хорошо, когда же это было, то, что вы называете другим вопросом?
– Я ещё раз прошу вас не поправлять меня. Я не школьница. Не я называю вопрос другим, а вы действительно поставили вопрос по-другому. Так вот отвечая на ваш другой вопрос, говорю вам, что, когда я видела Настеньку последний раз, не знаю.
Просидевший в напряжении больше половины дня зал при последних словах свидетельницы расхохотался неудержимым смехом, который охватил даже судебных заседателей и саму судью. Несколько минут невозможно было ничего услышать из-за громового хохота, пока сама судья не прекратила смеяться. Она вдруг поднялась с серьёзным лицом и потребовала тишины во избежание необходимости очистить зал.
– А что тут смешного? – возмутилась Кравцова. – Я действительно не помню, когда это было.