От экватора до полюса. Сборник рассказов

Мухаммед Заман готовился к предстоящему иду особенно тщательно по двум причинам. Во-первых, его жена Мумтаз собиралась скоро преподнести ему четвёртого ребёнка, а потому хотелось доставить ей удовольствие вкусным мясом козы. Кроме того, он принял решение вступить в армию, чтобы подзаработать немного больше денег. Работа водителя была не очень доходной, а семья росла. Теперь после получения положительного ответа на запрос, скоро придётся уезжать. Вот почему он решил не складываться с шестью другими компаньонами на приобретение буйвола, как делал каждый год, а купить самому козу. Тем более что в этот раз его вместе с другом-соседом пригласили резать животных в три дома. Деньги, которые он за это получит, покроют часть стоимости его собственной жертвы. Таким образом, убытка почти не будет.

7 сентября 1967 года по григорианскому календарю или 10 числа месяца зильхиджа 1388 года по мусульманскому календарю лунной хиджры день в Хайдарабаде был солнечным и даже жарким, несмотря на сильный ветер, дувший с океана в течение всей недели. Благодаря вентиляционным козырькам, установленным на крышах многих домов для улавливания и направления внутрь сильных потоков воздуха, что заменяло дорогостоящие кондиционеры, в квартирах было относительно нежарко, во всяком случае, прохладнее, чем на улице.

В половине седьмого утра улицы заполнились нарядно одетыми мужчинами, спешащими в разные концы города в мечети или на большие спортивные площадки для исполнения всеобщего намаза по случаю Солёного Ида. Почти у каждого подмышкой или в руке – коврик. У одних – узкие, индивидуальные, у других широкие семейные для отца и сыновей. Некоторые рассчитывали на подстилки друзей. Без пяти семь длинные ряды поклонников аллаха выстроились в нескольких молитвенных местах, собрав практически всё мужское население, готовое дружно по зову муллы ровно в семь упасть на колени и склонить головы, касаясь лбами земли, выражая своё уважение господу, создавшему на их бренной земле всё хорошее и плохое, доброе и злое, счастье и страдание. Они истово все вместе обращали ладони к небу, туда, где Он, и одинаково опускались те, кому Он распределил больше радости и те, кому в основном, выпало от Него горе.

Мухаммед Заман взял с собой только Али, а двух других малышей оставил дома с женой. Придя на стадион, где собирались все мужчины их района, он дал монету в пятьдесят пайс безногому калеке на коляске, появившемуся недавно в этих местах, а теперь устроившемуся у входа на стадион. Калека был несколько странным, кого-то напоминая своим лицом, хоть половину его закрывала широкая чёрная повязка. Никто не знал, откуда он взялся всего неделю назад, почему проезжал по улицам рано утром, когда многие спешили на работу и опять же в середине дня, когда все, в основном, уже были дома. Остальное время женщины, остававшиеся дома, его почему-то не видели.

Обычно нищие выбирали себе уголок в людном месте и долго протяжно канючили, прося рупии. Этот молчал, но жалостливо тянул руку и стучал по земле или по довольно высокой коляске деревяшками, с помощью которых передвигался, чтобы привлечь к себе внимание. Видимо, он был немой. Расположиться у входа на стадион была неплохая идея, так как в день ида многие будут давать мелкие монеты, а то и рупии.

Оставив сына возле футбольных ворот играть с другими детьми, Мухаммед Заман стал с краю второго ряда и расстелил перед собой коврик. Сосед по дому, отец Иршада и лучший друг Мухаммеда, Гулам Расул ещё не пришёл. Он и так обычно опаздывал, а тут, когда родилась маленькая Хума, то уж наверняка не придет вовремя. Ну да место есть. Придёт – поместится рядом. Сегодня, конечно, желательно было не опаздывать. Сразу после намаза они договорились отправляться по другим домам забивать и разделывать жертвуемых животных, а потом приниматься за своих. Третий забойщик, по обычаю нужно обязательно три, уже стоял в заднем ряду и весело помахал Заману рукой.

Мулла вышел немного вперёд, запел ровным тягучим голосом, временами резко обрывая слоги. Намаз начался. Стадион нестройным хором подхватывал концы фраз, подносил ладони к лицам, опускался на колени, падал на землю, и тогда длинные ряды как бы засвечивались преимущественно белыми спинами. Стадион замирал в покорном почтении невидимому, неизвестному и потому только всемогущему, на власть которого списывали и то, что сами не понимали, и то, что не хотели, чтобы поняли другие.

Али пришёл на стадион с тайной надеждой увидеть здесь аллаха. Ему казалось, что в день праздника властелин мира не может не спуститься на землю и не показаться людям. А когда он увидел сотни взрослых мужчин, упавших на колени, касаясь лбами, то надежда превратилась в уверенность, и он сказал стоявшему рядом мальчику:

– Смотри, сейчас Аллах придёт к нам. Видишь, сколько народу собралось, и все хотят его увидеть? Уж тут он не откажется.

Но мальчик был постарше Алл. Жизненный опыт его месяцев на пятнадцать превышал опыт собеседника. Убеждённость младшего не смогла пересилить его богатых знаний, и он грубовато возразил:

– Враки. Я уже сколько раз видел намаз, и сам просил Аллаха спуститься, да ничего не получается. Если даже мулла не видел аллаха, то к нам он тем более не придет. А у него знаешь, сколько денег?

– А при чем тут деньги? – удивленно спросил Али.

– Как при чём? Мой папа говорит, что всё можно только за деньги. Я думаю, тот, кто очень богат, видел аллаха.

– Но ведь он и для бедных?

– Конечно, и для бедных, а помогает только богатым.

– И не правда, – закричал Али. – Он недавно нам с Иршадом крючок подарил, а на крючок мы рыбину поймали большущую, вот такую, – и Али растянул руки в стороны как мог шире.

– Врёшь, – безапелляционно заявил старший мальчик.

– А вот и не вру. У папы спроси. Или у дяди Гулама, – добавил Али, увидев спешащего к стадиону соседа, и побежал к нему навстречу.

Процедура намаза длилась не более пятнадцати минут, и Гулам Расул появился у ворот стадиона в тот момент, когда молившиеся только что мусульмане уже встали и, обнимаясь, похлопывая друг друга ладонями по спинам, говорили: «Ид мубарак!», то есть «Поздравляю с идом!»

Гулам было расстроился, поняв, что пришёл слишком поздно, но к нему навстречу уже бежал маленький Али Замай и кричал:

– Дядя Гулам, скажите ему, какую большую рыбу мы поймали с Иршадом.

Гулам улыбнулся, тут же забыв о неприятности с опозданием. Ему нравился этот старший сынишка его товарища и, подхватив Али под руки, он поднял его в воздух и снизу вверх проговорил:

– Ид мубарак, Али!

– Ид мубарак! – ответил поспешно Али, опускаясь на сильных руках, и продолжал упрашивать:

– Ну, правда, дядя Гулам. Ведь мы же поймали рыбу?

Гулам Расул посмотрел на подошедшего мальчугана и весело спросил:

– Тебя как зовут, сын аллаха?

– Я Аюб Хан, а не сын аллаха, – насупившись, ответил мальчик.

– Э, да все мы, как говорят, дети аллаха. А рыбу Али и мой сын поймали действительно громадную, это уж точно аллах им помог, если не считать пежабца, без которого они бы тоже её не вытащили.

В это время в ворота потекли люди, совершившие намаз. Тройка разговаривающих отошла в сторону, ожидая старшего Замана и третьего забойщика. Вскоре подошли и они. Обнявшись, сказав друг другу «Ид мубарак!» и бросив по 25 пайс в жестяную коробочку нищего, которая теперь непрестанно звенела от сыпящихся монет, группа из трёх мужчин и двух мальчиков отправилась домой. Мухаммед Заман второй раз деньги не стал бросать нищему, но, проходя мимо, опять подумал, что лицо, повязанное чёрным куском материи, ему напоминает кого-то. Он даже заикнулся было об этом Гуламу, но тот рассмеялся, говоря:

– Тебе ещё на калек обращать внимание. Дал деньги и ладно. Вот прикатит за жертвенным мясом, тогда и рассматривай, если захочешь, а сейчас нужно торопиться.

К середине дня ветер ещё больше усилился и теперь дул уже не порывами, а стабильно в одну сторону к не столь далёкому океану. Растущие на улицах тощие акации угодливо кланялись ветру, изредка даже слегка постанывая. Стройные пальмы с крепкими станами игриво кудрявились и будто готовы были отдать свои платья, широко распуская рукава и швыряя их во след озорнику. Только солидные деревья пипал, невысокие, но с могучими кронами, спокойно стояли, как бы в раздумье, над суетой сует мира, позволяя лишь мочкам сухих корней, свисающих там и здесь с крепких веток, вытягиваться за ветром, чтобы служить людям флюгерами, указывающими направление муссона.

Ветер сбивал жар палящего солнца, и это можно было легко почувствовать, как только он останавливался хоть на секунду. Тогда казалось, что рядом, совсем близко, отворили железную дверь огнедышащей печи и вот она обдаёт полыхающим пламенем. Впрочем, сорокаградусное пекло ощущалось и с ветром, правда, приезжими с севера людьми, а не местными жителями, которым было просто некогда обращать внимание на жару.

Ид был в самом разгаре. Если утро этого дня заполнялось звуками блеющих коз и баранов, мычащих буйволов и коров, то теперь их почти не было слышно. Зато на улице появлялось всё больше групп веселых мужчин, одетых в нарядные однотонные, но разных расцветок костюмы. Ветер надувал, пытаясь разорвать длинные рубахи-камизы, но тут же сдавался, выскальзывая из длинных до пояса разрезов по бокам, которые для этой цели и делались. Так что ветру оставалось только играть с фалдами, не причиняя вреда и беспокойства ни праздничным костюмам, ни их владельцам. А у тех заботой было лишь раздать бедным куски жертвенного мяса да зайти к друзьям с товарищеской долей.

Икбал Ахмед уже приехал к дому своего маленького друга Али Замана, уложил любимого верблюда в стороне от открытого, огороженного мелким кустарником дворика и, держа в руке целлофановый пакет с куском мяса пожертвованного им животного, направился навстречу выбежавшему из дверей мальчику.

– Дядя Икбал, дядя Икбал, – закричал Али, и в его голосе слышалось столько восторга, что нельзя было не радоваться вместе с ним. – Бабушка разрезала нашу рыбу и достала крючок. Идите, посмотрите на него. И козу папа уже зарезал, только я не видел, – продолжал он, выпаливая все новости сразу. – Мне не позволили смотреть. А рыба какая большущая и холодная. Идите скорей. Но мы ещё не относили мясо нищему.

– Ну, какой ты таратора, – засмеялся бородатый пенджабец. – Зови-ка лучше отца. Пусть несёт мясо. Я как раз только что обогнал калеку с коляской. Вон он выезжает из-за угла. Раз вы ещё не отдали эту долю, то можно дать ему.

Али убежал и через минуту вышел с куском мяса, завёрнутым в целлофановый пакет. Следом за Али появился Мухаммед. Он обрадовался Икбалу, и они поздоровались дружески, как старые друзья, обнявшись, похлопывая друг друга ладонями по спинам. Тем временем мальчик вышел к дороге и остановился возле верблюда в ожидании, пока нищий приблизится, торопливо перебирая деревяшками по асфальту.

Тележка, на которой сидел нищий, была довольно высокой и относительно длинной, так что раскинутые на ней фалды камиза не позволяли понять, поджал ли человек под себя ноги или вообще их не имеет. Однако высокая конструкция тележки заставляла хозяина иметь и деревяшки для отталкивания, укрупнённые таким образом, что они чем-то напоминали ходули, только не для ног, а в этом случае для рук. И нужно сказать, что, несмотря на эти кажущиеся неудобства, тележка, благодаря большим колёсам, передвигалась весьма быстро, не требуя больших усилий.

Мухаммед Заман наблюдал, как сын вытянул руку с пакетом, а нищий, поравнявшись с ним, правую руку положил на колесо, ловко остановив его движение, а левой откинул край одежды и Али положил туда мясо, которое сразу исчезло под накинутым тут же куском материи.

– Ещё и губами шевелит, – пробормотал недовольно Мухаммед.

– Что тебе опять не нравится? – спросил, появляясь сзади Гулам. – Все немые шевелят губами, а иногда даже гукают. Что же этому немому калеке уж и рот раскрыть нельзя? Возвращающийся Али услыхал последние слова и немедленно возразил:

– А он вовсе не немой, этот дядя.

– Как не немой? – удивился Гулам. – Немой. Он всё время молчит.

– Да как же немой, если он только что сказал мне: «Клади сюда мясо, спасибо тебе, мальчик»?

– А тебе не показалось? – спросил Икбал, присев на корточки перед мальчиком. – Или ты, кроме того, что великий рыболов, ещё и шутник великий?

– Да что я своим ушам не должен верить? – возмутился малыш. – Говорил он, тихо, но говорил.

– Правду говорит Али, хмуро заявил Мухаммед, глядя вслед скрывшейся в конце улицы тележке, – он не любит врать. Я так и знал. Нужно давать мясо тем, кого давно знаешь. Что у нас нищих мало? Полно под крепостью. Нет же, нашли проходимца. Кого-то он мне всё-таки напоминает?

– Да брось ты. Может, он и не был немым. Мы видели-то его несколько раз. Не мог говорить, а тут заговорил. И да поможет ему аллах прожить оставшееся время. Не очень приятно без ног носиться по улицам. Пошли лучше в дом. Не знаю, как мясо, а рыба уже точно жарится, мой нос не проведёшь.

После того, как трое мужчин зарезали козу и быстро выполнили основную её разделку, остальные операции по подготовке обеда приняли на себя женщины. Их было пятеро в небольшом дворике, закрытом с трёх сторон высокой каменной стеной, идущей прямо от дома, с деревянной дверью, являющейся чёрным ходом на узкую улочку. Ею пользовались довольно редко и в основном дети, когда играли с мячом и забрасывали его на улицу. Обычно же все ходили через дом. Это был типичный закрытый внутренний дворик, без которого трудно себе представить восточное жилище. Вытоптанный посередине, весьма нечасто заливаемый дождями и тогда лишь с буйно пробивающейся травой, он является надёжным укрытием тайн семейной жизни.