Космология Башлачева. Песни Русского Посвященного

Попробовал ворчать – но могут настучать.

Хотелось озвереть, кусаться и рычать.

Пытался умереть – успели откачать.

Могли и не успеть. Спасибо главврачу

За то, что ничего теперь хотеть я не хочу.

Психически здоров. Отвык и пить, и есть.

Спасибо, Башлачев. Палата номер шесть.

О последних минутах Вачеслав Задерий вспоминал:

СашБаш трижды приходил в тот день… Все происходило в квартире его фиктивной жены Жени Каменецкой, в одной комнате Женя и ее парень были когда это случилось, а в другой комнате- СашБаш. Женька потом рассказывала, что он разбудил их рано, часов в восемь- говорит: «Вставайте. Посмотрите утро какое – солнышко, снежок. Пойдемте в баньку сходим..» Они, конечно, не встали, и часов в девять он снова приходил их будить. А проснулись они от того, что в квартире стало необычайно тихо…

Люди более чуткие к духовным материям воспринимали уход Башлачева по другому. Так, Ирина Линник (Кузнецова), «комаровская ведьма», на даче которой в Комарово Башлачев жил последние два года своей жизни, говорит:

Я не могу назвать это самоубийством. Саша совершил этот шаг не для того, чтобы уйти отсюда, а для того, чтобы прийти туда. Он искренне верил, что кто-то там ждёт его. Он не упал из окна, он не выбросился, он вылетел. Его тело нашли в 12 метрах от стены нового блочного дома… и остался след в форме большой земляники. На снегу след, как он писал «земляника в лукошке»… Саша был в здравом рассудке. Это был чрезвычайно жизнерадостный открытый человек, и жизни он был рад. И он просто хотел уйти туда, он верил, что смерть – это освобождение, что бренное тело – это броня. Он хотел освободиться, он верил, что его кто-то ждёт. Он хотел снять с себя эту броню.

Это финал работы в красном, он настолько погрузился в идеальный мир, в созерцание корней слов, что захотел перейти туда, в тот мир. В песне «Когда мы вдвоем» он прямо об этом поет:

Когда мы вдвоем,

Я не помню, не помню,

не помню о том, на каком

мы находимся свете.

Всяк на своем.

То есть она находилась на этом свете, а он уже пребывал на том свете.

Реальность мира логосов Башлачев ощущал почти физически, что и выразил в шутливой форме в песне «Грибоедовский вальс», написанной после визита Кашпировского. Там водовоз Степан Грибоедов, сам решив проверить обман, под действием гипноза превращается в Наполеона, и в результате ощущает себя более живым, чем в реальном мире:

Опалённый горячим азартом,

Он лупил в полковой барабан.

Был неистовым он Бонапартом,

Водовоз Грибоедов Степан.

Пели ядра, и в пламени битвы

Доставалось своим и врагам.

Он плевался словами молитвы

Незнакомым французским богам.

Вернувшись в реальный, «заплеванный» мир, он осознает его ущербность, и решает перейти снова в мир идей:

Он домой возвратился под вечер

И глушил самогон до утра.

Всюду чудился запах картечи

И повсюду кричали «Ура!»

Спохватились о нём только в среду.

Дверь сломали и в хату вошли.

А на них водовоз Грибоедов,

Улыбаясь, глядел из петли.

Таким образом, в средневековом споре между реалистами и номиналистами, Башлачев явно бы выступал на стороне реалистов, утверждавших реальное, а не номинальное существование идей.

Собственно, у Башлачева земная жизнь ассоциировалась с зимою, тогда как духовная и потусторонняя жизнь ассоциировались с весною. В песне «Тесто» он поет:

Когда злая стужа снедужила душу

И люта метель отметелила тело,

Когда опустела казна,

И сны наизнанку, и пах нараспашку —

Да дыши во весь дух и тяни там, где тяжко —

Ворвется в затяжку весна.

Зима жмет земное. Все вести – весною.

Зима жмет земное, стужа снедужила душу, метель отметелила тело, в общем, земная жизнь это там, где тяжко. «Жизнь как истина в черновике». Зимою «ветки колючие обернутся острыми рогатками». Тогда получается, что весна это чистовик, там, где душа дышит во весь дух. Весною с веток прорастают листья воскресения:

листья воскресения да с весточки – весны.

Чтобы перейти от тьмы ночи и зимы, к свету утра и весны, нужно очнуться. Собственно реальный мир и есть сон, от которого Башлачев предлагает очнуться, чтобы самому написать свою судьбу («Трагикомический роман»):

Скрипит пружинами диван.

В углу опять скребутся мыши.