Преодоление

– Сейчас поймалось шесть штук – три тебе и три мне.

– И как мы будем закусывать?

– Некоторые едят с головой, но у меня годы уже не те, поэтому я голову откусываю, выплёвываю, а закусываю только самой рыбой.

Приезжий сказал:

– Что-то мне это не совсем нравится.

– Попробуешь – поймёшь вкус жизни.

– Мне как-то расхотелось выпивать тройной одеколон с этакой живой закуской.

– Ты отказываешься со мной пить?

– Категорически.

– Да ты знаешь, кто со мной здесь, на этом самом месте, пил «тройной» и закусывал вкусной аркой?

– Кто же?

– Здесь, вот на этом самом неказистом бугорке, со мной пил и Герой Советского Союза, и враг народа.

– Я допускаю, героев у нас много.

– С настоящим Героем Социалистического труда! Так он за милую душу употреблял арку! И ещё причмокивал.

– Это понятно.

– Так в чем же дело? Прикладывайся к свежатине и вкуснятине. В каком ресторане найдёшь ещё такой сервис?

– Мне понятно, что вы здесь сидели с героем. А как получилось, что с врагом народа?

– Да точно так же: хлебнули по фунфырю тройного одеколона и закусили первоклассной аркой.

– Видишь ли, нас в школе учили, что со всеми врагами народа в нашей стране окончательно покончено в 1937 году. Откуда у тебя тут вот мог появиться враг народа?

– Так бродил здесь по селу.

– Не понимаю, как тебя с врагом-то угораздило выпить?

– Как обычно. Выпили мы с разговорчивым прилично одетым мужиком по фунфырю, закусили свеженькой аркой и только собрались расходиться по своим делам, как сюда, на берег Диньёльки, нагрянули чекисты и взяли того, с кем я только что пил тройной одеколон, под белые рученьки. Оказался тот бывшим власовцем – врагом народа.

– Это чекисты рассказали?

– Да. Говорят, он, сукин сын, во время войны в вазовской форме из чёрного немецкого автомата стрелял и по гражданским, и по бойцам нашим. Нашлись свидетели его злодеяний.

– И много здесь таких?

– Кто же их знает? Периодически у нас по району отлавливают нацистских пособников, которые сюда приехали прятаться и из Белоруссии, и из Украины, и из разных российских благословенных мест.

– Ты, дед, извини, но я всё равно не буду есть полуживую рыбу.

– Ну и напрасно, – ответил дед Ильюха. – Погоди, я своё выпью, закушу, тогда и пойдём вместе – провожу я тебя.

2. Лесозаготовительный посёлок

Отец и мать Петра Котенко – Михаил Богданович и Анна Кузьминична – приехали в посёлок из Псковской области, спасаясь от многолетней послевоенной голодухи и почти бесполезного изнурительного труда. Они завербовались, получили деньги за проезд до места жительства, получили подъёмные, ведомственное жильё от лесозаготовительного предприятия и, как многие другие приезжающие сюда, тоже первоначально предполагали, что заработают денег за несколько лет и уедут в иные, более цивилизованные и более тёплые места, но жизнь в местности, приравненной к районам Крайнего Севера, и их накрепко засосала.

В письмах знакомые скобари сетовали, что сами не знают и не понимают, как выживают.

Наверное, излагали они в письмах, Всевышний проверяет их на стойкость и не даёт умереть, а мучаются они за грехи свои и за грехи пращуров. Поэтому долго им придётся отмаливать и отрабатывать прегрешения свои и чужие.

Размышляя над полученными весточками, родители Петра сделали далеко идущие выводы о своём житье-бытье. Они осели здесь, в данном лесозаготовительном поселении, которое с 1956 года приобрело статус посёлка, и не стремились в ближайшей перспективе уезжать с насиженного места. В псковскую деревню, откуда они приехали завербованными на лесозаготовки, родители опасались возвращаться по той простой и многозначительной причине, что имелась очень большая вероятность, что местные власти запросто смогут отобрать у них полученные законным образом государственные паспорта и заставят трудиться в захудалом совхозе, который сам себя оказывался не в силах прокормить.

Из райцентра попадали в лесозаготовительный посёлок исключительно по грунтовой дороге, причём по пути следовало преодолеть реку Мылву по двадцатиметровому деревянному мосту, который находился в трёх километрах от райцентра. Грузовые автомобили, лесовозы и тракторы преодолевали реку только в зимнее время по ледяной и специально заливаемой переправе рядом с мостом. Легковые автомобили и автобусы по мосту ехали только поодиночке, а в весеннюю распутицу из-за льда, сносимого паводком, и из-за плывущих отдельных полузатопленных брёвен водители автобусов обязывались высаживать пассажиров, чтобы те для безопасности пешком переходили старенький проблемный деревянный мост, после чего терпеливо продолжали поездку в автобусе.

Даже в первые послевоенные годы по реке Мылве, как и по Печоре, сплавляли лес в период весеннего паводка и молем, и небольшими плотами, которые могли разрушить опоры моста. Поэтому мост построили только после прекращения сплава древесины, хотя отдельные утерянные брёвна всё-таки доставляли мосту неприятности. Районная дорожная служба регулярно, особенно в период паводка, оценивала состояние моста и иногда укрепляла сваи и подновляла настил. Её сотрудники баграми или вытаскивали брёвна на сушу, или проталкивали между сваями моста, чтобы они, не повредив его, плыли дальше вниз по течению, где порой их при возможности и необходимости перехватывало местное население для собственных насущных нужд: например, когда имелась необходимость подновить нижний венец сруба избы или построить баньку. Да и дрова играли немаловажную роль в жизни и приезжих, и коренных жителей региона. Дрова согревали в длительную холодную пору и помогали в приготовлении пищи.

Рейсовый автобус ходил из автотранспортного предприятия райцентра в посёлок два раза в сутки – утром и после обеда. Первоначально имелся и третий вечерний рейс, но после двух аварий, когда однажды полетело сцепление, а в другой раз отказали тормоза, посылать автобус вечером больше не решались – как бы чего не вышло с пассажирами. В зимнее время, сразу после прочистки грейдерами дороги, автобусники устанавливали рекорды – на рейс уходило даже чуть меньше сорока минут. Самый долгий путь проходил в распутицу и занимал час и более.

Жилая часть посёлка в основном представляла собой единственную улицу, на которой по обе стороны располагались одноэтажные типовые деревянные четырёхквартирные щитовые дома. Каждая квартира имела две комнаты, кухню и свой отдельный вход. Если семья оказывалась многодетной или большой по иным причинам, ей выделяли две смежные квартиры. Проблемы с жильём внутри посёлка в основном отсутствовали, потому что при необходимости типовой щитовой дом могли возвести достаточно быстро, что иногда проделывали в летний период.

У каждой семьи имелся маленький огородик между калиткой и крыльцом на пару грядок, на коем пытались выращивать насущную зелень: лук, чеснок, укроп, петрушку, сельдерей или что-либо подобное. Здесь же пробовали сажать морковку и свёклу. С картошкой проблемы почти отсутствовали, особенно осенью, когда на ближайших совхозных полях убирали урожай с помощью картофелекопалки, школьников да сотрудников различных предприятий райцентра. Кое-кто из старожилов-садоводов высаживал у забора выкопанные в лесу кусты дикой красной смородины и дикой малины, ягодами которых часто питались местные птицы. Огородники и садоводы завсегда делились друг с другом семенами и сведениями о лучших днях посадки огородных культур по приметам или по лунному календарю. На перекрёстке домовладений на летнее время устанавливали совместное надёжное пугало для спасения плодов огородных трудов от пернатых товарищей.

В данном посёлке проживали исключительно люди, что работали в лесопункте по заготовке древесины, или люди, занятые обслуживанием лесозаготовителей. Поэтому лесопункт вполне заслуженно можно назвать «посёлкообразующим предприятием».

Население составляли взрослые работники и дети детсадовского или школьного возраста. Молодёжь постарше обычно уезжала учиться в техникумы. Мало кто имел желание возвращаться после учёбы в лесозаготовительный посёлок, каковой представлялся им уже Тмутараканью. Ребята, ушедшие на срочную службу в армию, чтобы отдать свой священный долг, часто там находили для себя более комфортные и респектабельные места для продолжения жизни, тем более семейной.

Так старший брат Петра – Олег – обладал даром красного словца, рос парнем нехилым. Отец смастерил ему у крыльца дома настоящий турник, на котором тот любил отжиматься и вертеться; даже зимой по утрам – перед отправкой в школу – подтягивался раз по двадцать. Можно даже сказать, что он был атлетом местного значения. Олег, отслужив срочную в Тамбовской области, остался на сверхсрочной службе сержантом, в том числе потому, что встретил и полюбил свою единственную и ненаглядную девушку-прапорщика, которая за месяц до окончания его срочной службы родила ему прекрасного сына. Руководство воинской части возложило на Олега интендантские обязанности прапорщика на период её декретного отпуска. Позже у молодых появились ещё две девочки-двойняшки, а семья стала многодетной. Олег также через какое-то время стал прапорщиком. Молодая счастливая пара, одетая, обутая и накормленная за казённый счёт, все свободное время уделяла своим счастливым детям.

Молодёжь появлялась в лесозаготовительном посёлке в основном со стороны приезжих, завербованных и ссыльных; из тех, кто хотел подзаработать, или из тех, кто хотел уйти от того общества и уклада жизни, где данный человек трудился дотоле.

Пенсионеров в таёжном посёлке не наблюдалось, поскольку не все доживали до пенсионного возраста из-за сурового климата, недостаточного снабжения продуктами питания и недостаточной медицинской помощи; ведь даже если доктор прописал какое-либо снадобье или таблетки, то необходимое далеко не всегда отыскивали в аптеке райцентра или в райбольнице. А те, кто доживал до предпенсионного возраста, старались уехать в центральную полосу страны, например, в Рязанскую область или в Поволжье.

При этом не только в данном далёком лесозаготовительном посёлке, но и в других подобных местах ходило устойчивое поверье, что случалось как-то прежде, что пенсионеры из наших мест приобретали жильё недалеко от черноморского побережья или на Кавказе, например, в Пятигорске, но смогли там прожить лишь около года, а потом умирали чаше всего от кардиологических проблем – от инфаркта или от инсульта. Возможно, действовала резкая смена географической широты, климата или обилие солнечного света, или переизбыток в свежих продуктах питания витаминов, или избыток комфорта, или ещё какие-то факторы, но таким плачевным примерам имелись многие истинные подтверждения.

Для привлечения на работу людей государством здесь установлен надбавочный коэффициент на получаемую зарплату – 30 %. Кроме того, в течение пяти лет работы ежегодно добавлялся коэффициент 10 %. В итоге через пять лет работы человек в дальнейшем получал 80 % надбавки к своей заработной плате. Имелись многочисленные случаи, когда люди собирались проработать здесь всего лишь года три, но надбавочный коэффициент засасывал их, и они оставались трудиться надолго. Правда, частично коэффициент гасился более высокими ценами на продукты питания и товары широкого потребления, а также на различные услуги. Так как объектов траты денег особо не наблюдалось, спускать честно заработанное оказывалось не на что. Почти все работники лесопункта примерно половину зарплаты по собственному заявлению переводили в сберегательную кассу автоматически из бухгалтерии лесозаготовительного предприятия.

Месяц март являлся и является ударным временем для лесозаготовителей – зимние наезженные дороги еще прочны, а морозы лютуют лишь ночами. И с бензопилой по насту до ствола дерева добираться гораздо удобнее, чем по пояс в рыхлом снегу.

В тот год лесозаготовители решили продлить ударный месяц тем, что вывозить древесину с нижнего склада принялись ночами по твёрдым подмороженным дорогам, не разбивая их и не устраивая глубокую колею.

И вот уже близился конец апреля, а лесовозы, пыхтя и урча, всё ещё бороздили фарами ночное пространство тайги.

Стояла весна. Радостное солнце уже вторую неделю отжигало с безоблачного лазурного небосвода. Пожухлый снег ещё лежал на полях осевшим слоем, но дневные ручьи пели оптимистические песни, несмотря на то, что ночами ручейки промерзали.

Абсолютно все ждали: вот-вот начнут вскрываться реки, прилетят стаи перелётных гусей, уток и других птиц и принесут с собой надёжную весточку о долгожданном и искренне желаемом тёплом лете.