Утопленник

Утопленник
Евгений Николаевич Михайлов

Пытаясь вернуть умирающего ребёнка к жизни, мать вынуждена вступить в сговор с тёмными силами.

У Кати Афониной смолоду жизнь не заладилась. Когда ей было пятнадцать лет, родители её утонули, переправляясь на лодке в половодье через Иртыш. И осталась Катюша одна-одинёшенька. Идя по деревенской улице, она почти всегда спиной чувствовала чей-нибудь жалостливый взгляд. Кое-как перемыкалась лето, а осенью вместо школы пошла на ферму дояркой. Тяжелая доля наложила свой отпечаток на внешность девчушки. Была она какая-то бесцветная, тихонькая, ростиком небольшая.

Постепенно подружки её все замуж повыходили, а на Катюшу никто и внимания не обращал. Потом к ней начал захаживать бобыль Алёшка, самый начитанный и потому самый бедный в деревне. Решилась Катюшка за него замуж идти, хоть и был он старше её на двенадцать лет. Всё-таки живая душа. Осточертело одиночество девчонке.

Прожили они года два или три, но детей не нажили. И пошла Катя с этой бедой к местной знахарке бабке Шелгунихе, хоть и боязно было. Шептались, что зналась та с нечистой силой. Шелгуниха встретила гостью на пороге и прошамкала ей в лицо беззубым ртом: – Знаю, девка, зачем пришла. Знаю… Только сейчас я тебе ничем не помогу. Приходи ко мне через три дня. Перед этим в бане обязательно помойся. Из дому выйдешь при ясной луне. В назначенное время Катя тихонько, чтоб не разбудить Алёшку, выскользнула из дома и направилась к Шелгунихе.

Избушка знахарки в неверном лунном свете имела вид мрачно-таинственный. Ни малейшего огонька не просматривалась за окнами, дверь была закрыта. Катя постучалась, но Шелгуниха долго не открывала. Потоптавшись в растерянности, Катя повернула было назад, но тут же услышала скрип дверей и оглянулась, вздрогнув от неожиданности. Шелгуниху с головы до пят покрывала черная накидка, лицо старухи тоже как-будто потемнело, лишь глаза поблескивали. Быстро подойдя к девушке, знахарка прошептала: – Ничего не бойся, только молчи. Иди за мной!

Она привела Катю на берег реки. Тихая заводь сверкала серебром. Также шепотом старуха приказала побыстрее собрать хворост для костра. Когда костёр разгорелся, Шелгуниха извлекла из прихваченной с собой торбы бутыль тёмного стекла и открыв её, скомандовала: – Выпей несколько глотков. Видя Катину нерешительность, повторила:

– Ничего не бойся, дурашка! Вопреки Катиным опасениям, жидкость не имела отвратного вкуса и запаха, скорее – наоборот.

Вскоре девушка почувствовала приятную истому. На душе стало легко и спокойно. Поэтому, когда старуха приказала раздеться догола, Катя ей не прекословила. Стоя перед костром лицом к реке, она вдруг увидела, что какой-то тёмный силуэт быстро движется по воде к берегу, оставляя на сонной заводи пенистый след. Катя даже ойкнула негромко от неожиданности. Но в этот момент Шелгуниха выплеснула остатки жидкости в огонь. Оттуда вырвалось облако пара, окутав обеих. Почти сразу обессилев, Катя опустилась на землю.

Всё дальнейшее она сочла впоследствии удивительным сном, отвергая саму мысль о его реальной подоплёке. Она вдруг ощутила характерные мужские ласки, закончившиеся восхитительным аккордом. Громко застонав на пике сладострастия, она тут же очнулась. По телу пробегала лёгкая дрожь, сладко ныло внизу живота. Шелгуниха , пытливо всматриваясь в Катино лицо, помогла ей одеться. Проводив девушку до дому, она взяла с неё слово никому ничего не рассказывать, Алёщке в первую очередь.