Пастушка королевского двора

– А, так вы хотите, чтобы вашему батюшке были возвращены утерянные им права?

– О, государь, мой отец пользуется богатством и почетом! Он доживает свои последние дни и со дня смерти матушки совершенно ушел от мира и его соблазнов. Отцу дворянство нужно так же, как… как старухе мил-дружок. У него ведь нет даже сыновей, которым он мог бы передать дворянство!

– Значит, оно нужно лично вам? Зачем?

– Как вам сказать, государь? Ведь не у одних только «чистых женских душ бывают фантазии», мешающие счастью; они бывают иной раз также и у мужчин, и если они касаются предков, то…

– Постойте! – воскликнул король, хлопая себя по лбу. – Ведь это вас когда-то выручил из беды герцог д'Арк? О, теперь я все понимаю! Представьте себе, когда ваш дядюшка рассказал всю эту историю мне и одному юноше, то последний, недаром считаясь большим знатоком по дамской части, тут же высказал предположение, что вы не оставите дела так и непременно прибудете в Париж. А, так «парочка предков» нужна вам для Ренэ? Но, как мне кажется, его симпатии направлены по другому адресу!

– Это ровно ничего не значит, государь! Единственное преимущество «другого адреса» то, что там насчитывается что-то около ста восьмидесяти семи с четвертью тысяч благородных предков, на каковые всегда может быть представлена соответствующая расписка в виде родословного дерева. Ну, кое-какое родословное дерево может найтись и у меня, и если ваше величество удостоверит его своей королевской подписью, то посмотрим, какой адрес настоящий!

– Ну, так по рукам! – смеясь, воскликнул король. – Мы с вами заключим наступательный и оборонительный союз против «фантазий возвышенных душ», и как только вы устроите мое счастье, я сделаю все для вашего. Я озабочусь вашими предками, а герцог д'Арк…

– Потомками! – серьезно и важно договорила Беата.

Король засмеялся еще веселее, и в конце концов напускная серьезность Беатрисы не выдержала. И в королевском кабинете словно посветлело от этого молодого, искреннего, звонкого хохота.

VII

Беатриса Перигор сразу произвела очень выгодное впечатление на Луизу Лавальер, и девушки быстро сошлись, как будто уже годами знали друг друга Жизнь Луизы потекла гораздо ровнее и светлее. Беатриса с удивительной тактичностью умела быстро найти выход из всякого хозяйственного затруднения, и это было особенно ценно теперь, когда шли деятельные хлопоты по устройству нового помещения, отделываемого специально для подруги короля. Целый день то тут, то там слышался звонкий голосок молодой девушки, отлично командовавшей всей прислугой, никогда не возвышавшей голоса, но умевшей одним словом поставить каждого на свое место. Беатриса была со всеми приветлива, но под внешней ласковостью молоденькой девушки таилась железная воля. Это проявилось очень скоро на Бертет той не понравились излишние проницательность и зоркость новой домоправительницы, и она попыталась огрызнуться на нее так, как в прошлом не раз огрызалась на робкую Лавальер, но в результате за свою дерзость пулей вылетела из состава прислуги.

Несмотря на все хлопоты, Беатриса никогда не оставляла Луизы надолго одной, и, если у Лавальер не было короля или Полина д'Артиньи находилась в отлучке, она усаживалась подле Луизы, рассказывала ей разные сказки своей родины, пела приятным голосом старинные песенки провансальских менестрелей или просто болтала, отвечая на расспросы о своем детстве в родном Тарбе! Эти рассказы доставляли неизменное удовольствие Луизе, потому что, как все робкие и застенчивые натуры, она особенно восхищалась смелостью и проказами, в которых у Беатрисы никогда не было недостатка.

Отдавая все это время хозяйству и беседам с Лавальер, Беатриса ухитрялась находить свободную минутку для того, чтобы методично знакомиться с замком и парком, а также с его обитателями. Через каких-нибудь два дня юркая Перигор отлично знала в лицо всех высокопоставленных жителей Фонтенебло, всех фрейлин, камергеров и пажей. Знала она также, сколько ступенек ведет по такой-то лестнице, сколько шагов от такого-то угла до такого-то поворота в парке и чьи окна выходят туда-то или туда-то. Словом, Беатриса могла с завязанными глазами ориентироваться в любом месте замка и парка.

Однако никому из обитателей замка не приходило в голову, что эта юркая провинциалка проявляет свое любопытство так методически и по такому строгому плану. Впрочем, ее никто не считал способной на это. Конечно, появление нового лица в обиходе королевской подруги не могло не взволновать Генриетты и ее свиты. Но после самого короткого разговора о Беатрисой Перигор все фрейлины пришли к заключению, что «новенькая» – просто провинциальная глупышка, старающаяся представиться совсем взрослой, а на самом деле ровно ничего не смыслящая в жизни и житейских делах. Таким образом, вскоре кружок Генриетты и Олимпии де Суассон совершенно перестал интересоваться личностью Беатрисы де Перигор, а остальные фрейлины тоже не обращали на нее внимания, так как она, как неравная им по происхождению, не могла быть им товаркой.

Конечно, равнодушие могло бы очень быстро смениться самым напряженным и довольно злобным вниманием, если бы кому-нибудь пришлось заметить маленький ключик, с которым Беатриса никогда не расставалась и который держала отдельно от общей связки. Но этот ключик висел на цепочке и обычно таился в таком месте, которое пока еще оставалось совершенно недоступным кому бы то ни было. Таким образом, о существовании ключика не знал никто. А ведь это был ключик ни много ни мало, как от потайной двери в покои самого короля!

Этот ключик Людовик дал Беатрисе для того, чтобы в случае нужды она могла появиться у него незаметно для других. О том, что между Людовиком и Беатрисой Перигор существовала какая-нибудь особая короткость, хотя бы и самого невинного свойства, никто не должен был знать.

Но эта короткость обещала девушке полное осуществление ее надежд. И часто, неустанно хлопоча над приготовлениями к празднованию новоселья, которым король хотел ознаменовать переведение Луизы де Лавальер в отдельное помещение, она тайком дотрагивалась до этого ключика, словно до магического амулета.

Впрочем, слово «празднование» едва ли будет подходящим для определения этого дня. Правда, сначала король хотел устроить настоящее празднество с балом и парадным ужином, но Луиза всеми силами постаралась отговорить его от этого. «Пастушку» пугали и демонстративность такого открытого торжества, и ложность ее выступления в роли официальной хозяйки такого празднества. Поэтому было решено, что среди дня к Луизе зайдут более близкие подруги из числа фрейлин и кое-кто из придворных – Ренэ д'Арк, герцог д'Айен, маркиз Дарто или кто еще пожелает. Под вечер все гости разойдутся, и тогда явится король, который поужинает с Луизой и проведет с ней вечерок.

Таким образом, Беатрисе предстоял трудный день хлопот, которые усугублялись еще и неопределенностью ее положения. Она не могла быть своей в этом обществе маркизов и герцогинь, но не была и прислугой, с которой не следовало считаться. Нужен был громадный такт, чтобы найти подходящий тон и выдержать, так сказать, «среднюю линию поведения». Но Беатриса твердо верила, что все это – временное и что будущее должно вознаградить ее за все шероховатости настоящего. Под внешностью беззаботного легкомыслия и непринужденной веселости в девушке таились ясный ум и сильная воля, и то и другое помогли ей с успехом провести взятую на себя роль.

По виду прием у Луизы де Лавальер прошел гладко и приятно. Один за другим приходили гости, причем появление среди них графа де Гиша, отношения которого с Генриеттой Английской, побежденной соперницей Лавальер, ни для кого не были тайной, произвело некоторую сенсацию; все, словно сговорившись, делали одни и те же комплименты прекрасной хозяйке, хвалили изящество и уют помещения, восторгались чудными цветами, превратившим зал в благоуханный сад и, видимо, значительно разорившими королевские оранжереи, и высказывали некоторое удивление по поводу того, что все эти цветы представляли собой разные сорта и разновидности исключительно белых лилий.

Затем, сказав все, что полагалось, гости объединялись в небольшие кружки и группы; слышался смех; шутки и остроты, словно мячик, перелетали из уст в уста, кавалеры ухаживали за дамами и подавали им фрукты и сладости с роскошно убранных столов; дамы кокетничали, играли веерами и улыбками. Один за другим гости, исполнив все, что от их требовалось, удалялись, уступая место новоприбывшим, и казалось, что день протекает с точностью и плавностью отменно отрегулированного часового механизма.

И все-таки, когда дверь закрылась за последним гостем, Беатриса с невыразимым облегчением кинулась в кресло с громким «уфффф!», а когда вскоре вслед за этим пришел король, Луиза кинулась к нему с таким видом, словно она не царила только что в своем салоне над толпой льстивых гостей, а была предметом обид и глумлений.

– Что с тобою, дорогая моя? – С тревогой спросил Людовик, заботливо заглядывая в прекрасные глаза своей подруги. – Наверное, опять нашлась змея, которая…

– О, нет, нет, Луи! – воскликнула Луиза. – Я просто взволнована и тронута твоей бесконечной добротой и внимательностью! О, спасибо, спасибо за цветы, которые я так люблю! Но скажи, обожаемый мой повелитель, почему тебе вздумалось избрать на этот раз одни только белые лилии?

Король окинул Лавальер ласково-смеющимся взглядом и, отвечая на ее вопрос, обратился к стоявшей неподалеку Беатрисе:

– Ну-ка, мадемуазель, принесите из передней сверточек, который я оставил там!

Беата исчезла и вернулась с пакетом.

Король развернул его, достал чудесную лютню, богато инкрустированную золотом, серебром и перламутром, и сказал, показывая на нее:

– Вот мой подарок на новоселье, дорогая! Но, прежде чем я вручу его тебе, я хочу сначала в стихах и звуках ответить на твой вопрос, почему я избрал белые лилии для убранства твоих комнат!

Встав в удобную позу, Людовик провел пальцами по струнам и, аккомпанируя себе, запел изящную кантилену, только что сочиненную и положенную на музыку, по указанию короля, его придворными артистами:

Laissons le myrte aux amants,
Aucun n'aima comme j'afme:
II faut un nouvel emblеme
Pour de nouveaux sentiments
Chacun offre a l'espеrance
Et de l'encens et de voeux,
Sans elle je suis hereux
En adorant l'innocence.

Noble fleur, lis eclatant,
Chefd'oeuvre de la nature.
D'une ?me candide et pure,
Symbole aimabl et touchant!
Embelles la beautе m?me
De ta brillante fra?cheur,
Attribut de la pudeur,
Tu dois orner ce que j'aime![6 - Оставим мирт любовникам, никто не будет любить так, как я; для новых чувств нужна новая эмблема. Каждый связывает с надеждой слова обольщения и мольбы, но и без всякой надежды я счастлив, обожая невинность. Благородный цветок, сверкающая лилия, мастерское произведение природы, ты – грациозный и трогательный символ робкой, чистой души! Укрась самое красоту своей ослепительной свежестью; как атрибут целомудренной стыдливости, ты должен украшать ту, которую я люблю!]

Луиза, до слез тронутая этим грациозным стихотворением, безмолвно склонилась на плечо к царственному певцу, а он, нежно обняв свою кроткую подругу, мягко подвел ее к дивану и усадил, заняв излюбленную позу на подушке у ее ног.

Беатриса, стараясь не делать шума, стремглав вылетела из зала и кинулась в парк.

– Фу! – пробормотала она, очутившись в пустынной аллее, – мне нужна изрядная порция свежего воздуха, чтобы прогнать этот тепличный дурман слащавой пасторали! Какая идиллия! И кого только они обманывают? Себя? Но я отказываюсь понимать короля. Сам читал мне длинную проповедь о необходимости бороться с «далекими от житейского, возвышенными фантазиями чистых душ» и сам же своими идиллическими выходками еще более разжигает в Лавальер ее страсть к целомудренному ломанью! Скажите пожалуйста, какие пастушок с пастушкой! Ну да ладно! На то и существует девица Перигор, которая за одну маленькую прибавочку частицы «де» к своей фамилии устроит вам все, чего вы оба втайне желаете и к чему не умеете подойти просто и прямо. Ломайтесь, дети мои, Беатриса Перигор позаботится о вашем счастье!

Мысленно произнося этот самоуверенный монолог, Беатриса быстро и легко двигалась вперед по аллее. Погруженная в свои думы, она не обращала внимания, куда именно идет, как вдруг совсем близко от нее в вечерней тьме вырос серый фасад одного из замковых флигелей.

Молодая девушка оглянулась по сторонам, стараясь ориентироваться в темноте и решить, повернуть ли ей назад или идти вперед, как вдруг в конце аллеи послышался юношеский смех, сейчас же оборвавшийся под сердитым девичьим «тише!».

«Гм… – подумала Беата, – когда юность боится громкого смеха, значит, ей есть, что скрывать. А если одному важно что-нибудь скрыть, то всегда есть кто-нибудь другой, которому важно это открыть. Как знать, может быть, в данном случае этот другой – я?»

Шаги и звук тихого разговора все приближались. Беатриса поспешно оглянулась вокруг, заметила широкую дерновую скамью около дерева, прижавшегося к фасаду замка, и, не раздумывая особенно долго, вскочила на скамью, взобралась на ее спинку, а оттуда быстро вскарабкалась на дерево. Едва только успела она устроиться с некоторым комфортом на сплетшихся ветвях, как голоса послышались совсем близко.

«Почему этот женский голос кажется мне такими знакомым?» – подумала девушка.

– Сядем здесь, – проговорил женский голос, и Беатриса еще отчетливее почувствовала, что этот голос ей хорошо знаком и что с ним у нее что-то связано.

Молодые люди внизу уселись на скамью. Прошло несколько секунд в молчании, наконец женский голос снова произнес:

– Какая ночь! Так темно и тепло… И цветами так пахнет…