Пастушка королевского двора

– Великолепно! – отозвался Вард. – Значит, с этой стороны все благополучно. Но расскажите же мне, что новенького у вас?

– О, у нас довольно много нового! – ответила Генриетта. – Прежде всего – сегодня «пастушка» справляла новоселье.

– Новоселье? – удивился Вард.

– Да, король демонстративно отвел и отделал для нее особое помещение. Это было его ответом на новую выходку Олимпии.

– О, я великолепно отделала эту негодницу, а когда за нее вступился король, то и его также! – со злобным смехом воскликнула графиня де Суассон. – Король попытался было пригрозить мне разными карами, да меня ведь не испугаешь.

– И вы еще хвастаете этим! – с ужасом воскликнул Вард. – Графиня, вы – положительно злой дух нашего замысла! К чему вы размениваетесь на мелочи в деле удовлетворения своей мести, когда стоите перед полным отмщением? Вы только погубите всех нас, так как ваше поведение даст…

– О, не беспокойтесь, милый мой! – злобно сверкнув глазами, перебила его Олимпия. – Я ровно никого не погублю, потому что король сам узнает от меня, что его счастье погубила я. Да, да, господа, я не откажу себе в высшем наслаждении кинуть королю в лицо: «Ты изменил мне, вот чего это тебе стоило!».

– О том, что вы сделаете после, будет разговор тоже после! – недовольно заметила Генриетта. – Но я попросила бы вас, милая Олимпия, воздерживаться в течение нескольких дней от разных выходок, потому что иначе вы можете навести на подозрение и заставите наших врагов насторожиться. И так уже ваша выходка стоила нам довольно дорого. Ведь знаете, Вард, король не только отвел своей пастушке новое помещение, но и взял для нее домоправительницу со стороны, и это несколько осложняет нашу задачу.

– Кто она такая? Что она представляет собой? – поспешно спросил маркиз.

– Она – племянница гардеробмейстера Луи, – ответила Генриетта, – очень бойкая девчонка, но глубокая провинциалка, особа, по-видимому, очень недалекая.

– Эта Беатриса – точная копия самой Лавальер, только… наоборот! – прибавил Гиш. – Когда Лавальер прибыла ко двору, она всеми силами старалась разыгрывать из себя наивную простушку, а сама под шумок ковала свои подлые планы. Ну, а эта девчонка – очень хорошенькая, между прочим! – всеми силами старается показать, что она страшно опытна в житейских делах, на самом же деле она – самая обыкновенная провинциальная простушка!

– Но, значит, она сама нам не опасна! – сказал де Вард.

– Сама она – нет, – ответила Генриетта, – но тем не менее она все-таки успела причинить нам большую досаду. Она не поладила из-за чего-то с камеристкой Бертой и прогнала ее. Теперь у нас среди прислуги Лавальер нет ни одного своего верного человека, и нам еще предстоит обсудить, как тут быть. И без того переезд этой особы совершенно разрушил наши первоначальные планы, потому что тогда, когда комнаты Лавальер были при моих апартаментах, устроить все было гораздо удобнее.

– Значит, во время моего отсутствия вы продвинулись не вперед, а назад? – недовольным тоном спросил Вард.

– Нет, друг мой, это сказать нельзя, – ответил Гиш. – Нами приняты все меры: сочинена подходящая песенка, найден певец, а вот тут, – граф Арман достал из кармана два пакетика, – кое-какое угощенье. Вот этот порошок представляет собой очень сильный яд, который производит весьма различное действие в зависимости от дозы. Почтеннейшая бабушка Вуазен клятвенно уверяет, что в небольшой дозе – она точно указала мне дозировку – это средство совершенно безвредно, оно только… как бы это сказать?.. ну, делает невлюбленных влюбленными, а влюбленных – более настойчивыми!

– Это получит король! – злорадно отчеканила Суассон.

– В средних дозах, – продолжал Гиш, – это средство вызывает в человеке целую бурю страстей и ведет к серьезным заболеваниям, ну а в большой дозе причиняет медленную, но неизбежную смерть в страшных муках, которые к тому же выражаются в самых отвратительных формах.

– Эту дозу получит в свое время Лавальер! – прежним тоном произнесла Олимпия.

– Затем, – продолжал Гиш, – вот в этой баночке находится, если судить по виду, самая обыкновенная туалетная помада. Она имеет совершенно тот же цвет и запах, как и помада, которую употребляет для белизны лица прелестная Луиза де Лавальер. Однако это – только по виду. Стоит намазаться этой помадой, как кожа покрывается сначала маленькими пятнышками, потом – мокнущей сыпью и в конце концов – ранками!

– А, значит, Вуазен оправдала наши ожидания, – произнесла Генриетта. – Вот только знать бы, как нам удастся подсунуть помаду вовремя! Ведь тут играет роль каждый час!

– Может быть, вы сообщите нам подробно схему своего плана, герцогиня? – сказал Вард. – Тогда нам легче будет придумать что-либо для недостающих деталей!

– Хорошо! – согласилась герцогиня. – Итак, герцог Филипп приезжает в четверг утром. На другой день у короля семейный обед в честь приезжего, а после обеда, под вечер, мы выезжаем на охоту. На другой день – значит, в субботу утром – Лавальер должна уже намазаться помадой бабушки Вуазен. Да, Гиш, через сколько времени действует помада?

– Почти ровно через двенадцать часов. Притом действие помады сказывается сразу – вдруг вскакивает несколько пятнышек, которые тут же увеличиваются в количестве и яркости.

– Отлично! Таким образом к вечеру у Лавальер лицо покрывается пятнами. Конечно, она скрывает пятна слоем косметики, и если вечером король вздумает навестить свою пастушку, она скажется нездоровой и постарается отклонить визит. На следующее утро – это уже будет воскресенье – король получит легкую дозу порошка бабушки Вуазен и отправится к Лавальер. Он будет, очень настойчив на этот раз, но мы будем настороже, и, чтобы настойчивость не принесла неожиданных результатов, наш дозорный с дерева даст сигнал певцу. Песенка ударит Лавальер, как хлыст. В конце концов король, взбешенный ее сопротивлением и подстрекаемый действием порошка, согласится на предложение Филиппа и отправится с ним в Париж. Обыкновенно король бывает у своей пастушки около полудня. Если мы предположим, что вся эта история разыграется около двух и что часа в три король уже отправится с Филиппом, то, благодаря выставленным подставам, в восемь часов братья уже будут в Пале-Рояле. В девять часов начнется пир, и ручаюсь вам, что в десять часов король забудет о существовании Лавальер – на несколько часов по крайней мере. На другое утро короля, по всей вероятности, охватит приступ бурного отчаяния. Он кинется обратно в Фонтенебло, чтобы очиститься в лучах чистой дружбы. Но не забудем, что в течение этого времени Лавальер, которая будет приходить в отчаяние от выпавшей сыпи и станет усиленно мазаться все той же помадой, превратится в какую-то страшную маску. Король в ужасе отшатнется, выкажет чрезвычайную заботливость, приставит к Лавальер врачей, но сам… вспомнит о Жанне Риколь. Пройдет неделя-две, лицо Лавальер опять станет чистым и белым, но надорванные отношения с королем не восстановятся. И тогда – это случится в тот момент, когда король, опять-таки подстрекаемый порошком, будет стремиться в объятия Жанны Риколь, – Людовик вдруг узнает, что его пастушка скоропостижно скончалась. Он прольет скорбную слезу, прикажет воздвигнуть мавзолей с трогательной надписью, но… и только! Перед его глазами будет стоять облик Лавальер с обезображенным сыпью и ранами лицом, и это совершенно затушует в его сердце значение потери. А вслед за этим мы принимаемся за д'Арка и… – Генриетта вместо слова провела рукой по воздуху. – Ну, вы понимаете, что это будет гораздо проще!

– Отличный план! – задумчиво сказал Вард, – в нем рассчитаны каждая мелочь, каждый час, но это в то же время является также его слабым местом. А вдруг что-нибудь выйдет не так, как вы рассчитываете? Тогда все пойдет прахом.

– Милый маркиз, вы нелогичны, – ответила Генриетта, – Гели в нашем плане действительно рассчитана каждая мелочь, то расчеты не могут не оправдаться. Гели же что-нибудь не оправдается, значит, не все было рассчитано и план плох. Но лучшего плана у нас сейчас нет. Да и пустяки все это! Наш план должен пройти блестяще. Одно только беспокоит меня: как подсунуть Лавальер мазь? Будь здесь Берта, дело обошлось бы совсем просто. Но теперь… Не попытать ли счастья с д'Артиньи?

– Ни в коем случае! – воскликнул Гиш. – Д'Артиньи за последнее время стала совершенно неузнаваемой; вся ее живость испарилась без следа, она грустна, задумчива и рассеянна. Разве на такую можно положиться? Она слишком занята своим собственным делом, чтобы быть в состоянии хорошо послужить нам. А что у нее имеется какое-то личное дело, в этом я убедился сегодня. Представьте себе, господа, в тот момента, когда я беседовал с Вуазен, вдруг появляется в дверях… прелестная Полина! Хорошо еще, что я успел отодвинуться в тень, и она не заметила меня. Впрочем, бедняжка, испуганная представившейся ей картиной и кривляньями Вуазен, тут же кинулась бежать обратно. Но я прочел суровую нотацию Вуазен и заявил ей, что…

– Гиш, да вы с ума сошли! – воскликнула Генриетта. – Что же вы до сих пор молчали об этом? Мы здесь ломаем голову, как нам быть, а у вас в руках готовая разгадка и вы молчите?

Герцогиня нервно схватила молоточек черного дерева и с силой троекратно ударила им по серебряной раковине.

В ответ на звонок в коридоре послышались шаги, и в комнату вошла дежурная фрейлина.

– Шимероль, – сказала герцогиня, – не знаете ли вы, где теперь д'Артиньи? Она в помещении госпожи Лавальер или, может быть, гуляет где-нибудь?

– Ваше высочество, – ответила Шимероль, – Полина как раз сидит на веранде с другими фрейлинами!

– В таком случае позовите ее сейчас же сюда! – приказала Генриетта и, когда Шимероль ушла, снова обратилась к Гишу: – Я вас совершенно не узнаю, мой друг! Такую важную новость вы оставляете под конец!

– Но, ваше высочество, я не понимаю…

– Как? Вы не понимаете, что посещение Вуазен, этой торговки ядами и поставщицы младенцев для черных месс, компрометирует и может подвести под плаху? Да ведь теперь, зная это, мы можем заставить д'Артиньи сделать что угодно!

«Странная вещь! – подумала Беатриса Перигор. – Открыто торговать ядами – можно, а за посещение торговки ядами грозит суровое наказание? Интересные нравы при парижском дворе!»

Так как читатели, вероятно, тоже разделяют в этом пункте недоумение Беатрисы, то мы поясним сказанное следующим образом. О роли Екатерины Вуазен мы уже говорили в романе «Шах королеве». Читатель уже знает, что эта мегера могла вести свой адский промысел благодаря тому, что ее клиентами состояла вся высшая придворная знать. До тех пор пока Вуазен находилась под защитой герцогини Орлеанской, полиция ничего не могла предпринять против отравительницы. Но так как случаи отравлений все учащались и полиция отлично знала, где таится корень зла, то, не имея возможности расправиться с самой Вуазен, она при случае бралась за ее клиенток, если у таковых не было могущественной «руки». Вот почему посещение Полиной лавочки бабушки Вуазен было таким могущественным орудием против первой. Достаточно было, чтобы полиция узнала об этом посещении и была осведомлена, что посетительницу не будет защищать ее покровительница, и д'Артиньи пришлось бы очень плохо.

Всего этого могла не знать Беатриса, но не Гиш, и потому при последних словах герцогини его лицо расплылось в догадливую улыбку.

Вскоре стук в дверь возвестил о приходе Полины.

– Войдите! – сказала Генриетта и затем коротко приказала: – Закройте за собой дверь и подойдите ко мне! Так. Ну-с, а теперь скажите, что вы делали сегодня у отравительницы Вуазен?

При этом вопросе лицо Полины стало изжелта-зеленого цвета, затем она пошатнулась и чуть не упала, успев придержаться за край стола.

– Я вижу, что полиция, выследившая вас, не ошиблась! – продолжала Генриетта.

– Ваше высочество! – обрела наконец дар слова несчастная. – Я… не питала… никаких преступных…

– Меня совершенно не интересует, с какой целью вы посетили эту черную злодейку; я считаюсь только с фактами, а в остальном пусть разберется полиция.

– Ваше высочество! Не губите! – простонала Полина.

– Я защищаю только преданных мне людей!

– Но, ваше высочество… я…

– Мне нужны дела, а не слова. Согласны вы беспрекословно, слепо, без рассуждений и возражений служить мне?

– Ваше высочество… разве я…

– Без фраз: говорите коротко «да» или «нет»?