Ужас замкнутого пространства. Криминально-политический детектив 2000 года

Сан Саныч созвонился со справочной в Шереметьево, выяснил, что до

полуночи ему подходят два рейса: в Стамбул и в Вену. Фабрикант решил сориентироваться на месте, куда лететь лучше, и стал готовиться к отъезду.

В общем-то особо собираться ему было нечего: в огне коммуналки сгорело всетамошнее наличное имущество …кроме денег и документов. Но, жалеть он не стал ни о чем: если есть жизнь и свобода, то остальное – дело наживное.

А жизнь и свобода, похоже, Фабриканту улыбались, как ласковое весеннее солнышко. Тем более, что у него помимо коммуналки, была нормальная «трешка» в Кунцево, как у всякого порядочного бизнесмена, и он даже начал строить коттедж… А в коммуналке он жил по привычке, больше из-за Яны, потому что в квартире у него обитала законная жена… с любовником. Такие странные имелись в этой семье отношения…

«Плохо, конечно! – рассуждал он про себя, аккуратно пакуя в дорожный кейс пачки долларов. – Если б удалось вывезти с собой Яну… Но это абсолютно нереально. Ноги надо уносить сегодня же, пока неведомый враг еще чешется. А завтра будет поздно». Позаботившись о Яне Ворониной, он сильно рискует собственной шкурой, а альтруизм всегда был чужд расчетливому характеру бизнесмена.

Поэтому Фабрикант справедливо решил, что «за бугром» при его-то деньгах всякого добра будет навалом, в том числе и такого, как Яна.

…Аэропорт, куда Сан Саныч приехал в десятом часу вечера, жил своей привычной размеренной жизнью. В этой людной атмосфере Фабрикант чувствовал себя уверенно, как рыба в воде. Даже если предложить, что его уже ищут и преследуют, вряд ли за оставшееся до вылета в Стамбул (а лететь он решил именно туда) два часа что-либо тут произойдет.

Объявили регистрацию и Сан Саныч в приятном расположении духа направился к пропускному терминалу. В кармане брюк у него, на случай взятки лежало несколько сотенных купюр и беспокойства насчет «перебора» с наличностью он не ощущал.

Что-то недоброе почувствовал Фабрикант только тогда, когда его

загранпаспорт взял из рук пограничника в будке молодой человек в

неприметном костюме, и отошел с ним в специальную комнату.

Подумав, что это из-за наличности, Сан Саныч сжал купюры вспотевшей ладонью в кармане брюк и приготовился с ними расстаться.

Однако, расстаться вскоре ему пришлось с неизмеримо более важным,

так как люди подполковника Вербина без лишних разговоров сковали Сан Саныча наручниками. На его протестующие возгласы не было иного ответа, как пара чувствительных профессиональных ударов, после чего Фабрикант окончательно осознал серьезность своего положения.

Внимательно изучив содержимое кейса, один из мужчин, по-видимому

главный, позвонил куда-то по мобильнику:

– Там только деньги… Фотографий нет. Да, спросим. Так точно.

Когда Сан Саныча довольно бесцеремонно запихали в «Волгу» и, зажатого с двух сторон, помчали куда-то в темноту шоссе, он было понадеялся, что с ним в итоге обойдутся цивилизованно и даже сохранят драгоценную жизнь.

Но, отъехав от Шереметьево-2 километров на двадцать, машина

остановилась. Фабриканта вывели на обочину и, подталкивая пистолетом, погнали в ближайший перелесок. Там, при ярком свете фонарика в лицо, Сан Санычу задали только один вопрос:

– Труп ты фотографировал?

– Какой…

– Отвечай!

Фабрикант едва не упал от сильного удара в лицо.

– Я… но… у меня нет фотографий, они сгорели… наверное.

Больше его ни о чем не спрашивали. Сухо прозвучали три выстрела,

один из них – контрольный.

Вскоре габаритные огни черной «Волги» растворились во мраке

шоссе, ведущего к Москве.

***

Звонок о том, что с Фабрикантом покончено застал Полковника Платонова на докладе в кабинете генерала Тучина.

– Хорошо, – коротко бросил в трубку Иван Евсеевич. – Не наследили? Фотографий точно нет? Ну ладно. Завтра жду.

Он развел руками, глядя на мрачного Тучина.

– При этом мужике были только деньги. Все представим, как банальные разборки, ограбление. А успели мы вовремя – черт его знает, как повел бы себя этот мудак за границей, даже не имея снимков.

– Это только один, – процедил генерал сквозь зубы. – А что скажешь по остальным?

– Еще семь человек осталось. При условии, конечно, что у жильцов

не было гостей. Тут остается только гадать…

– Ты кроме как гадать еще что-то умеешь делать, полковник?

– Умею! – неожиданно вызывающие сказал Платонов. – Не надо, Александр Владимирович, на меня всех собак вешать. Да, недогляд получился, но не только по моей вине.

– Ладно, – примирительно поднял ладонь Тучин. – Если завтра молодцы твои хорошо денек поработают, то забудем эту историю. Что уж поднимать-то шум… Среди этих… ну, из той квартиры есть кто-нибудь опасный на твой взгляд, а Иван?

Платонов задумчиво выпустил в потолок струйку табачного дыма:

– В принципе, все нормальные обыватели. Если у них не осталось фото, их никто из серьезных людей и слушать не станет – мало ли что несут с горя погорельцы?

– Не стоит рисковать! Проявим дешевый гуманизм, а потом локти кусать будем. Действуй, полковник, как договорились. Завтра вечером жду с докладом.

***

Вечером чай решили пить не на веранде теткиного дома – опасались

любопытных глаз – а в кухне. Ирина и Хмелевский слегка успокоились, выслушали ахи и вздохи тети Вали по поводу сгоревшей квартиры, помылись и привели себя в порядок. Оставалось только терпеливо и с надеждой на лучшее ждать развития событий. Повлиять на них ни Ира Соломатова, ни Лев Николаевич никак пока не могли, при всем своем желании.

Тяжесть их положения усугублялась еще и тем, что они не имели возможности заявить о себе властям, как о погорельцах, чтобы их зарегистрировали, оказали положенную материальную помощь и предоставили хотя бы временное жилье.

Правда, к счастью, они сумели спасти все документы, но что от них было теперь толку, когда люди чувствовали себя не полноправными гражданами, а затравленными зверьками…

– Нас хотят заставить навсегда замолчать, чтобы мы не дай Бог, где не рассказали о том, что видели в собственной квартире, – доходчиво объяснил вкусивший первача Хмелевский тете Вале. Та сидела, испуганно вытаращив глаза и отказываясь верить, что это происходит наяву, а не в милицейском сериале по телевизору.

Ирина задумчиво прихлебывала чай и соображала, где сейчас может быть ее любимый сынок Игорь, сумеет ли он добраться до Лобни и когда это случится.