Камни и черепа

Он в несколько шагов достиг большого валуна, окруженного чахлыми кустиками травы, и постарался забиться в его тень. Движение было сбоку, сейчас посмотрим… Юноша сам не знал, что ожидал увидеть – может гордую рогатую голову антилопы, или бороду горного козла, печальную морду кулана или…

Это был человек.

На гребне горы теперь совершенно явно виднелся силуэт человека, отчетливо чертившийся в вечернем свете. Он, кажется, не видел Тесугу, потому что смотрел против света – и, несколько раз поведя из стороны в сторону головой, исчез.

На самом деле, не было так уж удивительно, что охотники из других родов тоже идут к Обиталищу Первых – люди сейчас сходились туда издалека, это он знал. И, скорее всего, они не проявят враждебности к тому, кто идет туда же – хотя, из-за его злосчастной губы, едва ли пригласят разделить с ними еду. Но что-то, чего он не мог для себя истолковать, насторожило его в этом человеке. Он видел его слишком быстро, бегло и издали, чтобы суметь описать, но с ним что-то было не так. Чувствуя, как гулко стучит в груди, Тесугу еще раз внимательно оглядел склон. Никого и ничего, только валуны, обломки скал, кривые деревца. Но люди где-то рядом.

Сейчас разумнее всего было бы отправиться искать свой лагерь, чтобы… чтобы что? Он не нашел воду. Он видел других людей, но даже не может рассказать, кто это и как выглядит. Вернуться так – значит, еще раз дать всем понять, что мертвый ни на что не способен. И таким ли его отпустят в нижний мир?

Тесугу встал и, еще раз настороженно оглядевшись, двинулся вдоль склона холма. Он уже понял, как не попасться на глаза людям по другую сторону холма, кем бы они ни были.

Вечер медленно разливался в небе, перекрашивая его, словно тело танцующей матери перед ночными бдениями, но еще не стемнело по-настоящему. В неровных, будто рваных потоках света он различал всю местность, в которой оказался – идущий по правую руку склон, на гребне которого появился человек, каменистую лощину, колючий кустарник позади. Если идти вперед, он будет на виду перед тем, кто снова появиться сверху, а Тесугу, по какому-то неясному предчувствию, не хотелось, чтобы те люди его видели. Зато дальше, наверх, громоздились причудливой формы валуны, из-под которых местами пробивались колючие кустики и деревца. Двигаться между ними будет тяжело, зато там увидеть его будет нелегко.

Оказалось, что пробираться между валунами даже тяжелее, чем он ожидал. Разогретые края царапали кожу, ноги скользили по желвакам, и приходилось прилагать большие усилия, чтобы просто удерживать равновесие. Когда он прошел так почти до половины ската, то уже задыхался, пот вновь стекал по шее и лбу раздражающими, липкими струйками, и решение, во что бы то ни стало, увидеть тех людей не казалось таким правильным. Его подгоняла только мысль, что, раз уж он начал, поворачивать глупо.

Он услышал их, когда стоял, переводя дыхание, у каменистого выступа, похожего на обломанный посередине зуб. Голоса, несомненно, человеческие, но слишком далеко и смутно, чтобы разобрать хоть слово. И они доносились сверху, из-за острого гребня, к которому он подбирался. Страх вновь охватил Тесугу. Что делать? Роды иногда ссорились, и кровавые стычки между ними превращались в то, о чем пели и рассказывали у вечерних костров – но бывало такое, все же, нечасто. И не было причин убивать сбившегося с пути чужака, случайно завернувшего к лагерному костру – даже если это был урод, как он. Дыша тяжело и глубоко, Тесугу пытался вспомнить, как выглядел напугавший его человек, но все подробности ускользали. Это был мужчина… наверное, кто еще стал бы бродить по скалам. Кажется, в руке его было короткое копье или длинный дротик, или… Тряхнув головой, юноша двинулся дальше. Хотел посмотреть – и посмотрит.

Когда он, наконец, подобрался к гребню, осторожно, таясь между камнями, как ящерица, солнечный свет уже густо наливался вечерней краснотой. Но его еще было более чем достаточно, чтобы видеть. И он увидел.

По другую сторону гребня склон выглядел немного иначе – меньше валунов, больше травы, местами совсем зеленые ложбинки. Он полого сползал вниз, упираясь в густые, непролазные для человека кусты. Судя по тому, как хорошо здесь все росло, под землей можно было найти и воду, но не о ней сейчас думал Тесугу. Он увидел.

Недалеко от кустов, в крошечной зеленой ложбинке сидели люди. Один из них, склонившись над кучей сухих веток, двигал руками, налегая на что-то, зажатое между колен, еще двое резкими, режущими движениями, похоже, пытались разделать неразличимый отсюда кусок мяса. Что-то делали и остальные, но Тесугу не всматривался, пораженный внезапным озарением. Они выглядели как люди, сидевшие у костра, но…это были не люди. Люди различаются ростом и силой, телосложением и тем, как уложены у них волосы. Но у всех у них кожа одного оттенка – цвета камня, шлифованного ветром, темная и блестящая. Создания же, сгрудившиеся у костра, были белесыми.

Ему понадобилось время, чтобы осознать это. Сперва он несколько нескончаемых мгновений вглядывался в них, уверенный, что вечерний свет его обманывает – или же на чужаках тканая одежда странного, светлого оттенка. Но нет, по крайней мере, выше пояса они все были голые. И это была их собственная кожа – то, о чем он слышал, но ни разу не видел. Не то серая, не то белесая, а иногда даже казалось, что розоватая. Но в одном он был уверен точно – у людей такой кожи не бывает. Но создания во всем остальном походили на людей. Значит, это они – немые.

Юноша почувствовал, как волоски на спине становятся дыбом, а грудь сжимается так, что становится трудно дышать. Немые здесь. Недаром они видели обезглавленное тело. Здесь те, кто убивает людей, кто, вопреки всем обычаям и самому разуму, отделяет и пожирает их головы, но оставляет тела. Зачем, что они здесь делают?

Тесугу вжался в край скалы, стараясь, не обращая внимания на боль от острых камешков, уйти от взглядов этих созданий, слиться с землей. Но при этом продолжал за ними наблюдать, зачарованный странным зрелищем. Один из немых все так же возился над ветвями, но другие принимали и передавали что-то, чего он не мог рассмотреть. Вот, однако, склонившийся над ветвями распрямился и замер, потом подобрал что-то на земле. Тесугу, неотрывно следившему за ним, внезапно подумалось, что он где-то видел такие движения. Ну конечно, старый Бын и другие из старейших, кому доверялось заклинать огонь и вызывать его к жизни. Они сидели так же, и так же распрямлялись, когда родившийся огонек с треском полз по ветвям. Неужели немые так же разводят костры, как и они? Необычность этой мысли поразила юношу. Он никогда думал, каковы немые в повседневной своей жизни, но ему смутно представлялось, что с людьми у них нет вообще ничего общего.

Между тем, сидевшие вокруг костра – теперь Тесугу был уверен в том, что это костер – возились, передавая друг другу что-то, наклоняясь над тлеющими ветвями и перекладывая их. А потом один из них встал, и юноша смог, наконец, рассмотреть его, насколько позволяло расстояние. Он выглядел как человек, широк в плечах, гол выше пояса. Обе руки немой сложил на животе, держа в них что-то, такое же белесое и округлое. Он издал какие-то звуки, показавшиеся Тесугу далеким птичьим криком, а потом резко поднял вверх руки, продолжая держать в них круглый предмет. Сидевшие у костра ответили ему гулом и бессмысленными рыками, как и положено таким созданиям, но вдруг Тесугу приметил то, что сразу не бросилось ему в глаза. Эти существа не сидели все вместе – одно было поодаль от остальных. Присевший на земле шагах в десяти от других, немой покачивался на земле из стороны в сторону, и, когда все смолкли, вдруг выкликнул что-то. Он протянул руки вверх, и изгиб его тела стал виден так ясно, что Тесугу осознал – это была девушка.

Глава пятая

Древние, которые не умирали, и не знали голода и жажды, покинули свою землю, ибо что-то случилось, что-то страшное, после чего не могли они больше жить там. Они шли бессчетные дни. Иногда добавляли, что вел их Эцу, и глаза его горели, освещая ночь.

И в пути одни из Древних падали без сил и не могли больше подняться. И закрывались их глаза – так они узнавали, что есть смерть. А другие, превратившись в рогатых или мохнатых тварей, забывали, как стать людьми, и оставались такими навсегда. И привел Эцу, наконец, оставшихся с ним Древних к тому краю, где небо касалось земли, и не было дальше дороги.

– Куда мы пришли? – закричали Древние, и двуногие, и рогатые, и клыкастые, а крылатый народ кружил в воздухе, словно чуял приближение дней гнева.

И повернулся к ним Эцу, и глаза его горели – один желтым, другой белым.

– Мы пришли к началу, – сказал он, и разделил миры.

И стал один мир полон деревьев и травы, камня и воды. Сказал Эцу:

– Здесь будут жить люди, и все их братья, и антилопы, и газели, и медведи, и львы, и другие.

И так стало.

И другой мир, темный и влажный, лег под миром людей. И сказал Эцу:

– Сюда будут уходить люди и все их братья, после того, как придет за ними смерть. Здесь они будут обретать новые тела. Отсюда же потекут все реки и источники.

И так стало.

И третий мир лег над первыми двумя. Он касался вершин гор, и был холодным, но полным света.

– Это прекраснейший из миров, горний мир, – сказал Эцу, – те из вас, кто был лучшим в этом походе, уйдут туда вместе со мной. И лишь крылатые братья смогут до него добраться.

И так стало, с того дня и навсегда.

– Я же говорил, что они здесь, – это опять был Кыма, – мы видели убитого ими человека! Они совсем рядом!

Новость, принесенная Тесугу, взбудоражила всех, и только старый Бын сохранял спокойствие. Мужчины, забыв про запекавшееся над углями очага мясо, вскочили на ноги, переговариваясь и обмениваясь многозначительными взглядами. И он понимал причины их страха, ибо сам еще не отошел от потрясения. Лагерь немых, уродливые белесые фигуры – и девушка, сидевшая поодаль. Но разве у немых есть девушки?

– Нам нельзя спать, иначе они подберутся к нам во сне, и унесут наши головы, – выкрикнул кто-то, чьего голоса Тесугу не узнал, и несколько человек ответило одобрительными восклицаниями.

– Молчите! – это были первые слова, которые произнес Бын, после того, как Тесугу поведал о виденном. Поскольку кто-то еще пытался говорить, он приподнялся, сжимая в руке свой костяной жезл. Дуда качалась на обнаженной, покрытой шрамами груди.

– Молчите! – повторил он, голоса смолкли один за другим, и Тесугу, устремивший взгляд на старшего, боковым зрением видел, как напряженно мужчины сжимают в руках копья и луки. Страх борется в них с яростью, он это ощущал сейчас по молчанию так же отчетливо, как раньше по их словам. Но по застывшему лицу старого Бына было невозможно понять ничего.

– Мы сейчас не так далеко от гор, за которыми бродят немые, – сказал он, убедившись, что все умолкли и слушают, – и мы знаем, что они часто переходят эти горы. Нет ничего странного, что мы встретили их сейчас.

– Так близко к Обиталищу Первых? – выкрикнул Егд, и Бын кивнул:

– Немые не знают закона. Они не знают об Эцу, о днях его гнева, о том, как Первые стали хранить это место, обратившись в камень. Они просто бродят тут и там, как неразумные дети…

… и убивают людей! – выкрикнул кто-то.

– Это все что они умеют делать, – Бын не терял спокойствия, – но они и сами смертны. И никакой дух не хранит их. Потому нам не нужно их бояться. Ночью не уйдем ко сну все вместе – будем стеречь лагерь. И, если они появятся здесь, то мы отдадим подземным духам их собственные головы.

Эти слова попали в цель – Тесугу ощущал это. Сколь ни велик был страх перед немыми, осознание того, что эти создания смертны, легко обращало его в гнев. Это не рогатые братья, не грозные львы, даже не голодные волки – все другие народы имели духов за собой, которые надо было заклинать, перед тем, как убить. Но немых можно было убивать просто так. Если получится, конечно. И, словно в ответ на его мысли, Кыма сказал:

– Их можно убить, – и юноша опять почувствовал, как закивали мужчины, – люди из других стойбищ убивали немых, я слышал…

– Можно, но мы не будем делать этого сейчас, – прервал его Бын, впервые заставив свой голос звучать остро. Он поднял глаза и посмотрел в разбавленную ночным светом темноту, ища глазами говорившего, – мы сейчас не охотники. Мы не защищаем род. Мы ведем меченого духами к месту, которому он принадлежит.

– Мы все равно можем выследить немых, раз они близко, – на этот раз заговорил мужчина по имени Дияк – для них нет обычая, тогда какая разница…

– Дияк, ты не повинуешься моим словам? Словам того, кто дважды ходил к Обиталищу Первых, и поклонился им, и касался рукой входа в нижний мир? Ты не веришь словам того, кто принес больше мяса людям рода, чем кто бы то ни было другой другой из ныне живущих? Ты выйдешь и повторишь свои слова передо мной?

Его голос лишь совсем немного пошел вверх к концу короткой речи, но Тесугу ощутил, как колкое дыхание страха окутывает мужчин. Нельзя гневить неспящих – никому не дано знать, какого духа они могут натравить на тебя, заставят ли твою руку ослабнуть на охоте, отдадут ли в пищу горным братьям или заставят жгучую немочь терзать болью твое чрево. Впрочем, некоторые поступали и более прямо – тот, кто был до Бына, просто вспорол живот одному любителю прекословить, и отдал крылатому народу его печень.

Ворчание и тихий ропот постепенно стихали, и люди вновь садились на свои места. Обгорелые ветви тихо потрескивали в костре, и подернутое синевой небо густо светилось точками далеких костров.

– Нельзя спать здесь, – вполголоса сказал кто-то, и голос Егда с другой стороны костра откликнулся:

– Мы же решили, что будем сторожить. Я первый.