Хроники немецкого разведчика Ойгена Шварца и наркома НКВД Лаврентия Берии

В папку Гейдриха, по заданию рейхсфюрера, «накапало негатива» третье управление РСХА, занимавшееся сбором сведений о противниках режима внутри страны. Начальник управления группенфюрер Отто Олендорф дал команду своим самым проверенным сотрудникам без лишнего шума проверить, является ли заместитель Гиммлера стопроцентным арийцем и почему гроссадмирал Рейдер, попросту говоря, вышвырнул молодого старшего лейтенанта с флота. Оперативники довольно быстро выяснили, что Гейдрих с арийской и нордической внешностью – полукровка. Оказывается, в нем есть еврейская кровь. По утверждениям некоторых жителей Галле-на-Заале, родного городка Гейдриха, все его предки были евреями. Но этим утверждениям нужны были документальные доказательства. Сотрудники Олендорфа кинулись в мэрию городка изымать записи о регистрации новорожденных под фамилией Гейдрих. Но, увы, по странному стечению обстоятельств, такие страницы регистрационной книги были вырваны. Впрочем, это было и не удивительно. Гейдрих был бы не собой, то есть высококлассным специалистом секретных дел. Поэтому, как только Олендорф дал команду « фас» своим сотрудникам, практически сразу же об этом узнал мастер «плаща и кинжала». И, в свою очередь, приказал уже своим ближайшим подручным, как говорят на флоте, «бросить концы в воду». Исчезли «ненужные» страницы из актов о регистрации новорожденных. А на кладбище горда Лейпцига с могилы бабушки группенфюрера погребальный камень с надписью «Сара Гейдрих» буквально за несколько часов до приезда оперативников Олендорфа исчез и оказался на дне реки Вайсе-Эльстер. И они увидели на новенькой плите надпись без полного имени, просто С. Гейдрих. Но «олендрофцы» все же добыли у одного из горожан, осведомителя гестапо, фото прежней плиты. И оно, конечно, оказалось в той самой папке, что лежала в сейфе у Гиммлера.

Кроме того, сотрудники третьего управления выяснили, что у Гейдриха были отклонения в сексуальной жизни. Он оказался тайным любителем посещения девиц в публичных домах, что не особенно приветствовалось в высших эшелонах нацистской партии и элиты СС. Да к тому же эти походы в дома любви часто были своеобразные. Можно сказать, сточки зрения нормального мужчины весьма странные. Он, бывало, не оставался там на долгое время, не уединялся в отдельном кабинете с дамой. Нет, у Гейдриха была другая страсть: он собирал в холле всех женщин заведения, причем абсолютно обнаженных и… разбрасывал перед ними по полу золотые монеты. И с каким-то потаенным наслаждением заворожено наблюдал, как они, обнаженные, ползая по полу в разнообразных позах, сверкая всеми частями тела, собирали эти монеты. Затем он неожиданно, словно очнувшись от транса, встрепенувшись, быстро уходил до следующего раза.

И если об этих всех тайнах Гейдриха «случайно» узнает фюрер, то о карьере в высших коридорах власти СС ему можно забыть, в лучшем случае его могла ожидать участь рядового в армии, а в худшем – концлагерь.

Гиммлер еще раз внимательно посмотрел на Гейдриха и, немного напрягаясь, произнес:

– Как вы, Гейдрих, знаете, скоро грядут великие дела, фюрер скоро собирается решить судетскую проблему. Затем последует поход на Восток, там Польша бросает нам вызов. Как вы прекрасно знаете, это псевдогосударство не желает разрешить Германии пробить из фатерланда коридор в Восточную Пруссию, а это значит – война! Ну, об отношении фюрера к высшим чинам вермахта мы с вами отлично знаем. Мягко выражаясь, недоверие к их способности вести боевые действия по его замыслам и предложениям.

Гиммлер на секунду замолчал, снял пенсне, достал из стола салфетку из замши, протер стекла, затем вновь нацепил пенсне на нос и продолжил:

– Нашей службе надо знать, что думают, как мыслят, а главное, хотят ли служить рейху генералы, обсуждая с фюрером его планы. Было бы неплохо, чтобы в помощь нашему официальному представителю в адъютантуре фюрера Вольфу добавился еще один сотрудник, о котором знали бы только вы и я.

Рейхсфюрер замолчал и задумался, но затем продолжил:

– Этот сотрудник должен находиться рядом с фюрером во время совещаний с военными. Неплохо, чтобы и в другое время он был бы поблизости от фюрера. К примеру, во время, когда тот отдыхает по вечерам с гостями в своем самом близком кругу. Надеюсь, группенфюрер, вы правильно понимаете меня и ту задачу, которую нам с вами надо решить?

Гиммлер замолчал и внимательно посмотрел на Гейдриха, изучая, какова его реакция на эти слова. Но тот так же, как и в начале разговора, молча смотрел на рейхсфюрера с каменным выражением лица. В его взгляде ничего нельзя было прочесть: ни негодования, ни одобрения. Лицо Гейдриха было бесстрастно, не выражало никаких эмоций.

И Гиммлер продолжил:

– Не за горами время, когда Риббентроп, по замыслу фюрера, отправится в Россию зондировать почву с Москвой на предмет установления необходимых для Германии поставок сырья, а может, и договора о безопасности наших восточных границ. Но вы, группенфюрер, прекрасно понимаете, что этот чванливый павлин не должен остаться без присмотра с нашей стороны во время визита.

Рейхсфюрер замолчал и выжидательно посмотрел на своего зама.

Гейдрих еще более вытянулся и, как всегда, когда обращался к Гиммлеру, помня о той «своей» папке в сейфе у шефа, подобострастно произнес вместо обычного обращения «рейхсфюрер»:

– Герр рейхсфюрер, все отлично понял! Вы получаете полную информацию о будущих переговорах и по судетскому вопросу, и с русскими. Что говорят, – на секунду замолчал, улыбнувшись, что с ним бывало редко, продолжил, – и то, что думают военные, находясь рядом с фюрером. Но об этом сотруднике и что он собой представляет, о его задачах, вы обязательно лично доложите и согласуйте с фюрером. Ему надо объяснить, что рядом с ним будет находиться офицер, стопроцентный ариец, – при последних словах лицо группенфюрера напряглось – еле заметно, но рейхсфюрер это заметил, а Гейдрих продолжил: – Если потребуется, фюрер на него в любой момент может положиться. Предлагаю нашего опытного сотрудника, владеющего несколькими европейскими языками, вдобавок еще и русским, что пригодится в Москве, если мы отправим его туда вместе с делегацией Министерства иностранных дел.

– Кто же этот офицер, как долго служит в СД? Присаживайтесь группенфюрер, – проговорил Гиммлер, вопросительно смотря на своего зама.

Гейдрих сел на стул рядом со столом рейхсфюрера, выпрямился на нем, плотно прижав свою спину к спинке стула.

– Служит он в управлении Олендорфа. Сейчас откомандирован во Францию, в нашу резидентуру. Работает по позициям западных стран в отношении Судет. Моя кандидатура – Ойген Шварц, выпускник Кенигсбергского университета. Окончил факультет политических наук и одновременно ходил на лекции по философии, также учился в России на пилота в Липецкой летной школе, но не полностью прошел курс обучения. Так как вы знаете, фюрер с приходом к власти свернул сотрудничество в военной сфере между Германией и Советами. После возвращения в фатерланд через наш кадровый отдел по поиску сотрудников был принят в СД и служит уже около семи лет. Имеет звание гауптштурмфюрер. Он принимал некоторое участие в той же Франции в работе с русской эмиграцией. Во время операции по дискредитации в глазах Сталина Тухачевского, что, в конечном счете, привило маршала на эшафот.

Гиммлер внимательно выслушал своего зама, взял со стола зеленый карандаш, которым подписывал положительные резолюции на документах и сделал какую-то отметку в журнале, лежащем перед ним. Затем, покрутив карандаш тонкими пальцами, спросил:

– Его хорошо проверяли? Не получится ли так, что он завербован там, в России, НКВД, когда обучался в летной школе?

Гейдрих в ответ еще более вытянулся на стуле:

– Нет, герр рейхсфюрер, там, в Липецке, германский состав не выходил за территорию гарнизона. Контакты с русскими были сведены к минимуму и все были друг у друга на виду. Да к тому же там были два наших осведомителя. Но, конечно, через третий отдел Олендорфа периодически проводим его негласную проверку, данные о которой докладывают лично мне. Ничего настораживающего за все время службы гауптштурмфюрера не было выявлено, рейхсфюрер.

Гейдрих замолчал и сосредоточено посмотрел на Гиммлера, а затем продолжил:

– Герр рейхсфюрер, на мой взгляд, на данном этапе он будет непосредственно работать под моим руководством. Но впоследствии лучшим вариантом будет перевести Шварца в подчинение вашему офицеру-порученцу Вальтеру Шелленбергу. Ведь после реорганизации СД и возникновения новой структуры РСХА Вы планируете поставить Вальтера во главе политической разведки рейха.

Гиммлер более внимательно посмотрел на своего зама: «Подстраховывается, предлагая доложить и обсудить с Гитлером ситуацию с новым сотрудником в его окружении. Знает и о будущем назначении Шелленберга. Но вот здесь, мой друг, ты допустил серьезную ошибку, – продолжил размышлять Гиммлер, изучающе смотря на своего зама. – О новой должности Шелленберга и реорганизации службы СД я докладывал фюреру в присутствии только еще одного человека».

Им был Рудольф Гесс, являвшийся, по сути дела, третьим человеком в иерархии рейха. Его подпись под партийными документами равняется росчерку самого фюрера.

Гесс в самом начале мировой войны отправился на фронт добровольцем. Почти все четыре года сражался в пехоте, за храбрость был награжден двумя железными крестами. В конце войны после третьего тяжелого ранения, находясь в госпитале и слушая рассказы авиаторов о воздушных боях, решил перейти в этот новый вид войск. По окончании курсов пилотов Гесса направили в знаменитую германскую авиационную эскадрилью «Рихтгофен», названную по фамилии ее первого командира, незадолго до этого погибшего в воздушном бою от очереди английского пилота и тоже аса Артура Брауна. Но перед этим Манфред фон Рихтгофен в этом же бою одержал свою восьмидесятую победу.

К моменту прихода в «Рихтгофен» новоиспеченного пилота эскадрильей командовал будущий наци номер два Герман Геринг. Они познакомились, сошлись в политических взглядах, и довольно крепко подружились, так как оба были влюблены в авиацию и небо. После окончания войны пути их не разошлись: Рудольф примкнул к нацистам, получил партийный билет за номером 16.

Гесс принял самое активное участие в так называемом «Пивном путче», который возглавил Гитлер, начавшемся в Мюнхене 8 ноября 1923 года в огромной пивной под названием «Бюргербройкелер», вмещавшей около трех тысяч человек любителей хмельного напитка.

Будущий фюрер Третьего рейха в самом большом зале пивной в течение вечера выступал несколько раз, а чтобы привлечь внимание толпы к себе, стрелял из нагана в потолок. При этом он, обращаясь к слушателям, кричал: «Долгожданная национал-социалистическая революция началась!» А затем произнес впоследствии пророческие для себя слова: «Камрады, вот из этого револьвера я в случае чего застрелю предателей революции, а последним патроном сам застрелюсь!»

Путч провалился, полиция разогнала национал-революционеров, при этом несколько из них погибли, а руководителей нацистской заварушки арестовали и судили. Гитлеру вынесли приговор: пять лет, из которых он пробыл в заключении всего восемь месяцев.

Будущего фюрера Третьего рейха поместили в тюрьму, которая, собственно говоря, была по сути дела крепостным замком, носящим имя «Ландсберг».

Гесс, являясь активным участником пивной заварушки, бежал в Австрию, чтобы избежать наказания от властей Германии. Но когда Рудольф прочитал в газетах, что его вожака заключили в замок, он добровольно вернулся в Германию. Его, конечно, арестовали и отправили отбывать наказание вместе со своим кумиром.

А что будущий фюрер Германии для Гесса был, можно твердо сказать, идолом, ни у кого из близко знавших эту парочку не вызывало сомнения. Так как еще в самом начале их совместного политического пути Гесс как-то в кругу единомышленников с восторгом произнес: «Только Адольф, с его железной волей, целеустремленностью, единственный, кто сможет покончить с позорным и ужасным для Германии Версальским диктатом!»

В крепости-замке Ландсберг для участников «Пивного путча» были созданы довольно комфортные условия. Как раз тюрьме между революционерами произошло размежевание по тактическим вопросам в борьбе за власть.

Так, основатели «национал-социализма» – Штрассер, Вебер, Кребель, Морис – разместились на первом этаже в камерах, которые, кстати, не запирались.

Основным занятием верхушки партии были игра в карты и обращения к охранникам с просьбой сбегать за пивом. Но «картежникам» очень мешал Гитлер своими постоянными речами буквально на разные темы. Вначале они согласно кивали головами на сентенции Адольфа, продолжая играть. Затем стали отмахиваться от него, как от назойливой мухи, а когда игрокам совсем стало невмоготу, Грегору Штрассеру пришла в голову замечательная, как он думал, идея.

В один из дней, когда Грегор сидел за столом на «раздаче», сдавая карты партнерам, он с возмущением посмотрел на Гитлера, который в очередной раз нес какую ту чепуху и мешал игре. Вначале Штрассер хотел наорать на него, чтобы тот отстал от компании со своим красноречием, но затем передумал и задумчиво произнес:

– Адольф, а ты не думал, над тем, чтобы твои замечательные и толковые речи не канули в лету? Стоило бы тебе записать их, а затем выпустить книгу воспоминаний и наставлений нашим партийцам, да и просто для тех, кто интересуется нашим движением. Подумай хорошенько над этим.

Гитлер вначале удивленно посмотрел на Грегора, а затем выпалил:

– Герр Штрассер, пожалуй, вы правы. У меня тоже периодически мелькала такая мысль, но я не был уверен в ней. Хотя и название мелькало у меня в голове: «Моя борьба», как вы его находите, герр Штрассер?

– Превосходно, Адольф, только почему «моя»? – не отрываясь от игры, вопросительно и вместе с тем наставительно произнес Штрассер, и продолжил: – А может, взять название «Наша борьба?» – А затем, чтобы Гитлер отвязался от них, добавил: – Ну хорошо, пусть будет «Моя борьба», – подмигивая остальным игрокам, не отрываясь от карт, двусмысленно произнес Штрассер. – Да, вот еще что, возьми к себе секретарем этого летчика, почти аса – Гесса, будет за тобой записывать, все равно Рудольф не играет в карты и только слоняется без дела за тобой, путаясь под ногами, и мешает нам

Именно там, в замке-крепости Ландсберг, пока так называемые революционеры отсиживали свои сроки, Гитлер надиктовал свои путаные мысли и разглагольствования, а Гесс усердно записывал за фюрером эти псевдофилософские сентенции и антисемитские высказывания. Так и родилась в тюрьме партийная библия нацистов «Моя борьба», или « Майн кампф».

Кстати, большая часть партийной верхушки Третьего рейха, как со временем выяснилось, даже ни разу не открывала этот так называемый научный труд. Правоверные партайгеноссе, интересуясь между собой в перерывах, на партийных конференциях, задавали друг другу один и тот же вопрос: «А Вы, партайгеноссе, читали «Майн кампф»?»

От этого вопроса партайгеноссе смущенно между собой улыбались, а Геринг в ответ на этот вопрос просто расхохотался, отрицательно тряся головой.

Символично, что тюрьма, собственно говоря, и стала для Гитлера стартовой площадкой на его пути по захвату власти. Так как многие газеты Германии изображали его как борца против «диктата Версаля», невинно пострадавшего и отбывающего в ужасных тюремных условиях большой срок за призывы по отказу подчиняться условиям, выдвинутыми странами Антанты. А Гессу Ландсберг помог подняться в партийной иерархии к позиции «наци номер три». После досрочного выхода из тюрьмы он продолжил стезю секретаря Гитлера, а затем возглавил и партийную канцелярию.

Обо всем, что делалось в замке-крепости Ландсберг, когда там находились основатели нацистской партии, у Гиммлера в его заветном сейфе, конечно же, находилась папочка с документами, с которой так же не преминул познакомиться Гейдрих.

«Такая осведомленность позволяет подозревать, что у Гейдриха втайне от меня в партийной канцелярии Гесса есть свой человечек, – подумал Гиммлер. – Да, недаром начальник одной из спецслужбы дружественной нам страны, – продолжал размышлять рейхсфюрер, – после того как Гейдрих побывал там с визитом и они встретились и откровенно пообщались между собой, при личной встрече сказал мне, что он не стал бы и близко держать рядом с собой Гейдриха. «Это очень опасно иметь такого зама! Этот человек, а точнее, беспощадная машина преследования и уничтожения врагов – и личных, и рейха, ни перед чем не остановится и никого не пожалеет! У него только один бог – неограниченная власть над другими! Гейдрих не то что через вас, дорогой герр Гиммлер, перешагнет, нужно будет ему взобраться на вершину власти – он и фюрера уберет с дороги! Подумайте над моим предупреждением, рейхсфюрер».

Не отпуская своего зама, Гиммлер отбросил воспоминания и, посматривая на него, стал размышлять о том, как и под каким предлогом внедрить своего человека в окружение Гитлера. Остановился рейхсфюрер на том, что надо действовать через начальника личной охраны группенфюрера СС Ганса Раттенхубера. Несмотря даже на то, что как-то фюрер кричал ему, Гиммлеру, по сути дела, самому приближенному и доверенному лицу, чтобы он никогда, ни в коем случае не расспрашивал начальника охраны о том, что происходит в ближнем кругу!

А Раттенхуберу приказал немедленно докладывать о попытках Гиммлера что-либо разнюхать, так и кричал с австрийским акцентом: «Разнюхать!» Вот после этого случая Гиммлер и укрепился в мысли иметь своих людей в ближнем кругу фюрера, чтобы быть в курсе всего, что там происходит.