Третья рукопись Иоанна

– Понимаешь, сержант? Должны! А эти религиозные листовки потом почитаешь. И если что-нибудь найдёшь интересное – доложишь. В противном случае ка ненужную на войне и потому вредную литературу уничтожишь. Всё понял?

– Так точно, товарищ майор. Разрешите идти?

– Ступай. И постарайся поспать хоть немного. Завтра будет трудный день.

Вернувшись в свою землянку, Стельмах доложил о возвращении командиру взвода лейтенанту Смирнову.

– Зачем вызывали-то? – поинтересовался взъерошенный со сна и немного опухший Смирнов.

– Комбат просил разобраться в церковных бумагах, написанных на древнееврейском языке. Их нашли у пленного немца. Его расстреляли час назад, а документы мне передали. Приказали прочитать и доложить.

– И что в них?

– Вроде записки о Христе, оставленные кем-то из Его учеников.

– А-а… – широко зевнул и потянулся Смирнов. – Я-то думал, что-нибудь серьёзное… Ты давай, Борис, разбирайся, а заодно и подежуришь в землянке. Часика через два меня растолкай.

Свет керосиновой лампы мерцал, создавая загадочные, колдовские отблески на неровных стенах и искажая фигуру сидящего за столом Стельмаха, медленно, по слогам читающего текст рукописи.

Сержант настолько был увлечён содержанием документа, что не заметил, ка начал разговаривать сам с собой:

– «Кого я пошлю…» Но Иисус посылает только одного ученика – Иуду. Что же выходит? Принимающий Иуду принимает Бога? Невероятно, просто невероятно… «И сядете вы на двенадцать престолов Израилевых…» Выходит, и Иуда тоже?.. «Из тех, из двенадцати, я никого не погубил». Никого, значит…

Перевернув несколько страниц, читает дальше:

– «Пять хлебов – это тайна учения Христа, а пять тысяч мужей – это те внутренние духи человеческие, кому дано знать тайны Царства Божьего…» – Стельмах вытер ладонью вспотевший лоб и продолжил: – «Семь хлебов – это учение Христа, понимаемое буквально как закон, как буква, как плоть Слова, но не дух… Четвёрка – это наш мир, Вселенная… Две рыбы – мудрая святость, 12 – число преображения…»

Стельмах удивлённо захлопал пушистыми ресницами и озадаченно почесал переносицу: «Значит, в первом случае Иисус дал тайну учения и мудрую святость мужьям, духам человеческим, и произошло преображение, а во втором – дал миру букву или плоть учения, и осталась буква закона… Вот это да…»

Смирнов со стоном повернулся на правый бок и забормотал во сне, невнятно выговаривая слова с ненавистью и злобой, и вдруг сорвался на крик высоким, надломленным голосом:

– Стреляйте, сволочи, стреляйте! Всех вас ненавижу! Подонки, убийцы…

Стельмах взглянул на часы и ахнул: «Зачитался…»

Подбежал к топчану, потряс за плечо командира взвода:

– Вставайте, товарищ лейтенант, вставайте! Пора!

Смирнов отрыл глаза, в которых ещё читались страх и ненависть, вздохнул протяжно и спросил:

– Опять я во сне кричал, сержант?

– Совсем немного, товарищ лейтенант.

– Это у меня после июля сорок первого, – устало пояснил Смирнов. – Наш батальон тогда попал под бомбёжку. Уцелел я и ещё шесть человек. Все остальные превратились в кровавое месиво, ни одного целого тела. Руки, ноги, головы, куски мяса, клочья одежды… С тех пор я и кричу по ночам. Ладно, сержант, ложись, отдохни, а я пойду караулы проверю.

Он застегнул гимнастёрку и, взяв каску, медленно вышел из землянки.

Стельмах аккуратно обернул рукопись куском нижней рубахи и убрал её в вещмешок. Затем, позёвывая в кулак и ощущая усталость во всём теле, подошёл к углу землянки и, бросив на пол шинель, сделал шаг вперёд, вытягивая перед собой руки, и словно провалился в темноту.

Открыв глаза, он с удивлением обнаружил себя одиноко бредущим по ночной дороге в пустынной, скупо освещаемой луной, незнакомой ему местности.

«Это, видимо, сон, – подумал Борис. – Ну да, сон. Иначе быть не может. Не сошёл же я с ума?»

Дорога была каменистой, и звуки его шагов гулко раздавались в ночной тишине. Взглянув на ноги, он с удивлением увидел на них деревянные сандалии. Из одежды на нём была только светлая, до пят, холщовая рубаха.

Луна внезапно величаво вышла из-за туч и ярко осветила большой, высотой в три человеческих роста, белый краеугольный камень, стоящий впереди на развилке дорог. Стельмах с опаской, осторожно подошёл к нему поближе, но тут луна снова спряталась в облака.

Темнота быстро сгустилась вокруг камня, став вязкой и чёрной, как смола. Борис почувствовал зарождающийся в нём животный страх, который огромной холодной змеёй стал медленно вползать в его душу.

И вдруг из темноты он услышал голос:

– Слушай внимательно меня, Борис, и не вздумай перебивать. Это перекрёсток твоей жизни…

Говорящего не было видно, но Стельмах физически ощущал его близость и силу, парализующую человеческую волю.

…И если ты выберешь неверный путь, то погибнешь… Но ты должен доверять мне, – в голосе появились вкрадчивые нотки, – и сделать всё, что я тебе скажу. Если ты хочешь спасти свою душу…

– Кто ты? Покажись мне, выйди на свет! – крикнул Борис со страхом.

– Я твой ангел-хранитель, – прошептал ему голос в самое ухо.

Из мрака выступила мужская фигура в тёмных одеждах со сложенными за спиной чёрными крыльями.

– Что ты хочешь от меня? Что тебе надо? – в испуге отшатнулся от ангела Стельмах.

– Сущий пустяк. – Голос стал обволакивающим и притупляющим бдительность. – Ты должен уничтожить третью рукопись известного еретика, попавшую в твои руки. Ту, которую ты хранишь в своём вещмешке.

– Почему я должен сделать это? В немногих прочитанных мною строках сквозит здравый смысл и логика…

– Вот видишь, и ты попал в сети, расставленные этим опасным безумцем, – гневно прорычал голос. – Но я не отдам тебя ему так легко. Ты спрашиваешь, почему ты должен сделать это? Потому что ты должен помочь миллионам человеческих душ, идущих в ад прямым путём!

– Смотри! – Чёрный Ангел взмахнул складками своего одеяния, и перед глазами потрясённого Стельмаха отрылась уходящая вдаль и упирающаяся на горизонте в стену пылающего огня дорога.

По дороге, словно слепые, с вытянутыми вперёд руками шли нескончаемым потоком тысячи и тысячи людей. Вопли и стенания донеслись до Бориса из движущейся толпы.

– Открою тебе тайну, Борис, – вновь прошептал ему в ухо Ангел. – Библейские события никогда не прекращались и не прекратятся, пока существует Вселенная. Человеческая душа – это огромный театр, где всё происходит в той или иной последовательности, каждый миг, каждый час, каждый день. Снова и снова отрубается голова Иоанна Крестителя, насыщаются пятью хлебами пять тысяч мужей, Иисус превращает воду в вино, оживляет мёртвых, предаётся Иудой, всходит на Голгофу…

Христос был прав, говоря о том, что «широки врата, ведущие к погибели, и многие идут им…» Посмотри на эти несчастные человеческие души! Они скорбят и мучаются, ожидая твоей помощи. Ты должен спасти для них плоть Иисуса! Не дай распять для них облик земного Христа!

Ошеломлённый натиском собеседника, Борис едва успел произнести: «Что-то я не понимаю…» – Как Ангел, раскрыл свои крылья и, поднеся их к лицу сержанта, приказал:

– Закрой глаза!

Борис закрыл глаза и ощутил, что он перемещается куда-то в пространстве с чудовищной быстротой, и, не успев даже испугаться, вновь услышал слова Ангела:

– Открой глаза и внемли!