Третья рукопись Иоанна

– Вот это да! Поразительно! – щёлкнуло в голове графа. – Он что-то знает или это случайное совпадение?

– Я, разумеется, готов оказать и лично вам, и Папе всяческую поддержку в решении этого вопроса, – с трудом скрывая изумление и неожиданно зародившийся в душе страх, ответил Лас-Каз, – но, к моему глубочайшему сожалению, пока мне ничего не известно о каких-либо библейских документах. Я постараюсь навести соответствующие справки через моих доверенных людей на острове. Давайте вернёмся к этому разговору дней через 7—10.

– Договорились. – Ксафан благодарно склонил голову. – Благодарю вас, граф. Полагаю, что мы свами встретимся в любом случае.

Однако через десять дней после беседы с иезуитом граф Эммануэль де Лас-Каз был ложно обвинён англичанами в тайном пособничестве бывшему императору Франции в попытках возобновления секретной переписки с рядом влиятельных лиц в Европе, в том числе с Люсьеном Бонапартом, и выдворен с острова Святой Елены на мыс Доброй Надежды.

Стоя на борту отплывающего корабля и наблюдая, как постепенно исчезает в туманной дымке последнее пристанище Наполеона, граф бережно прижимал к груди вручённую ему неистовым корсиканцем бесценную посылку.

Ах, если бы он мог представить, какие удивительные приключения предстоит пережить третьей рукописи Иоанна…

Глава 4. КУРСКАЯ ДУГА

11 июля 1943 года, Курская дуга, деревня Прохоровка, позиции 5-й танковой армии генерала Ротмистрова накануне величайшего танкового сражения.

В блиндаже разведбатальона идёт допрос пленённого ночью офицера дивизии СС «Рейх» гауптмана Пауля фон Крюгера.

Командир разведбатальона майор Бобров с красными от бессонницы глазами нервно расхаживает из угла в угол.

– Спроси его ещё раз, – обращается Бобров к переводчику, старшему лейтенанту Белокопытову, – какими силами, когда и где думают наступать немцы. Объясни этому чёрту бестолковому, что от ответа на эти вопросы будет зависеть его жизнь.

Белокопытов устало поправил сползающие на нос очки и расстегнул верхнюю пуговицу мундира:

– Я уже говорил ему, товарищ майор. Он твердит, что не будет отвечать на подобные вопросы…

Бобров, окончательно потеряв терпение, подскочил к пленному немцу и прокричал ему прямо в лицо:

– А ты понимаешь, дубина стоеросовая, что мы тебя сейчас расстреляем? Переведи ему, Белокопытов. Скажи, что нам некогда с ним долго возиться…

Выслушав переводчика, фон Крюгер побледнел, но, тем не менее, ответил твёрдым голосом, стараясь сохранить на лице презрительную улыбку.

Белокопытов перевёл:

– Он говорит, что готов к смерти. Предателей в роду фон Крюгеров никогда не было.

Поморщившись от досады, Бобров раздражённо махнул рукой:

– Чёрт с ним! Пусть будет так! Выведите его из блиндажа и расстреляйте.

В это время склонившийся над столом старшина Храмов, внимательно изучавший содержимое изъятых у пленного эсэсовца вещей, поднял голову и, держа в руках продолговатый свёрток, обёрнутый в бумагу, обратился к Боброву:

– Товарищ майор, похоже, здесь какие-то документы… Или карта…

Издав гортанный, нечленораздельный крик, фон Крюгер сделал шаг вперёд, протягивая к свёртку руки, но, получив от конвоира удар прикладом по голове, свалился на пол.

– Что это он так разволновался? Ну-ка, приведи его в чувство, лейтенант. А ты, старшина, открой этот свёрток, только аккуратнее. Давайте посмотрим, что этот фриц с собой таскал… – С этими словами Бобров сел за стол и подвинул к себе поближе керосиновую лампу.

Пока Белокопытов с конвоиром приводили в чувство потерявшего сознание немца, Бобров и старшина успели открыть свёрток. Бобров изумлённо всплеснул руками:

– Мать честная, это по-каковски же написано? Белокопытов, подойди сюда быстро!

Белокопытов взглянул на свёрнутые в рулон листы бумаги, испещрённые письменными знаками:

– Не могу знать, товарищ майор. Я в школе и в институте немецкий язык изучал. А здесь похоже на грузинский или арабский.

– Фриц-то, смотрите, уже очухался, – заметил старшина, – он наверняка знает, что там написано.

– Да, верно, – отметил Бобров. – Давай-ка, лейтенант, расспроси его, что это за документ. Может быть, какая-то тайнопись или шифр специальный. Тогда направим на дешифровку нашим ребятам, они до правды докопаются. Быстро, лейтенант, время поджимает.

После короткой беседы с пленным офицером Белокопытов подошёл к начальнику разведбатальона:

– Товарищ майор, немец утверждает, что документ написан на древнееврейском языке и содержит в себе пояснения к одному из Евангелий, вероятнее всего, к Евангелию от Иоанна. Бумага древняя и представляет, по его словам, исторический и религиозно – культовый интерес. Рукопись попала к нему в руки во Франции. С тех пор он искал удобного случая, чтобы вручить её помощнику по вопросам религии рейхсфюрера Гиммлера или лично Гиммлеру. Однако их батальон был внезапно переброшен в Россию, и удобный случай не представился. Очень просит сохранить эти материалы и не уничтожать их.

– Вот оно что, – разочарованно буркнул Бобров. – Религиозный мусор, опиум для народа. Только этого нам не хватало. Надо сжечь их к чёртовой матери! Хотя… стоп, давай всё-таки проверим их. Вдруг немчура заливает. Слушай, Белокопытов, у вас во второй роте есть еврей, сержант Стельмах, зовут его Борис. Борух по-ихнему.

– Так точно, товарищ майор, есть такой.

– Позвать его сюда срочно.

– Есть, товарищ майор. А что прикажете с пленным делать?

– Расстрелять. Один чёрт, от него толку не добьёшься. А лишняя обуза нам перед боем не нужна.

Белокопытов, взяв конвоира, вышел из блиндажа вместе с фон Крюгером. Через две минуты раздалась сухая автоматная очередь.

Вскоре в блиндаже появился запыхавшийся сержант Стельмах, среднего роста, на вид 35—40 лет, с характерной семитской внешностью и большими, чуть выпуклыми печальными глазами.

– По вашему приказанию сержант Стельмах…

– Садись поближе, сержант, – нетерпеливо прервал его доклад Бобров. – Помоги нам быстренько разобраться с этими документами. Мы изъяли их у эсэсовского офицера, который утверждал, что они якобы написаны на еврейском языке. Ты, надеюсь, родной язык не забыл?

– Никак нет, товарищ майор. Разрешите взглянуть? – Стельмах протянул руку к свёртку.

– Да, конечно, смотри, сержант. А я пока свяжусь с генералом.

– Бобров отошёл к стоящему в углу телефонному аппарату.

Стельмах осторожно взял в руки первый лист рукописи и стал пытливо вглядываться в пожелтевшую от времени страницу, что-то шепча про себя, наморщив лоб и смешно шевеля оттопыренными толстыми губами.

Бобров, закончив доклад руководству о проделанной работе и получив дальнейшие указания, подошёл к столу и, потрепав Стельмаха по плечу, спросил:

– Ну что там у нас получается?

– Судя по всему, товарищ майор, это написанные на древнееврейском языке фрагменты земной жизни Христа и какие-то пояснения к ним. Вот например: «Истинно, истинно говорю вам: принимающий того, кого Я пошлю, Меня принимает, а принимающий Меня принимает пославшего Меня…» Дальше: «Истинно говорю вам, что один из вас предаст Меня…» – не очень разборчиво… Иисус отвечал: «Тот, кому Я, обмакнув кусок хлеба, подам…»

– Тфу ты, мать твою… – выругался Бобров. – Библейские сказки про Христа. И чего это так покойный фриц из-за них кипятился? Послушай, сержант, возьми бумаги с собой. На досуге почитаешь. Завтра в бой, бой тяжёлый. Наша задача – сломать фашистам их танковый хребет. Задача, прямо скажем, непростая. Но мы должны это сделать, браток…

Командир неожиданно подошёл к Стельмаху, обхватил его за плечи и встряхнул.