Скрипачка и бомж
Евгений Константинович Колтович
Зарисовка по мотивам увиденного.
Колтович Евгений
СКРИПАЧКА И БОМЖ
Зарисовка
Могу сказать точно, – это случилось зимой.
Не помню, скрипел ли снег; может, было потепление. Как всегда, такие мелочи ускользают не отпечатываясь. Наверное, это плохо… Как всегда я поздно возвращался домой с работы: запер дверь «конторы», добежал до трамвая, пересел на метро. В вагоне читал книгу, а что еще делать в вагоне, – хотя, иногда смотрел на людей, входящих и выходящих. Доехал до нужной мне станции и пошел по длинному переходу. Мне надо было выйти к электричкам.
Еще сновали люди, еще что-то продавали из подполы, еще не угасла окончательно деловая активность, но уже пошла на убыль.
Несколько бомжей, переругиваясь, окружили бабку и та, покряхкивая матом, разливала водку в пластиковый стаканчик и пускала его по кругу. Круговорот водки. Один из бомжей отделился от группы и поковылял ко мне. Зная, что он надумал и, понимая, что не смогу дать ему столько, что бы он удовлетворился, – ускорил шаг.
Выкрикивая названия газет, газетчица, почему-то, посмотрела на меня и повторила еще раз, какие рубрики предлагают издания. Я отвел взгляд в сторону и прошел мимо.
Два милиционера проверяли документы у трех кавказцев. И то, и эти, почему-то весело улыбались, перешучиваясь. Каждый раз, наблюдая такие сцены, я с облегчением вздыхал – что это не я: не я милиционер и не я – кавказец.
Уборщица ткнула по ногам шваброй и продолжала сомнамбулически подметать пол. Я переступил через опилки, которыми здесь убирают грязь, и пошел дальше, в сторону доносившейся музыки.
На этот раз скрипачка была одна, иногда здесь играет дуэт скрипок. Вечное постоянство музыки затерянной в колоннах подземного перехода. Классика и грохот колес. Сплетение звуков, таких разных, и таких одинаковых: ведь звук. Отголоски прошлого пробиваются сквозь шум и толкотню настоящего. Моцарт там, где он и есть – под землей.
В кофре валялось несколько смятых бумажек вперемежку с мелочью. Немного валяется вокруг.
Девочка задумчиво играла на скрипке. И мыслями она была не здесь, а там… Дома, где горячая ванна, ароматный кофе, мама, достающая из духовки выпечку. В этот поток вторгается мысль о предстоящем экзамене в консерватории и что многое не разучено. Надо сделать задание на полифонию, и пьесу эту, играемую в переходе, не примут, – много лажи.
Она думала о подруге, такая стерва, сдала историю, а ей еще реферат писать. И, похоже, она положила глаз на ее парня, стерва. Сделав глиссандо, девушка тряхнула волосами: а то бы ей, струны подпилить? Подвиг Паганини.
Девушка задумчиво играла на скрипке и была мыслями где-то там…
Я уже почти миновал ее, из-за поворота вот-вот появится эскалатор, но что-то отвлекло мое внимание, странным показался мне. Я отступил в сторону, прислонился к стене и посмотрел на него еще раз.
Пальто не по размеру, засаленное, затертое, дыры, спускалось почти до пят. Бахрома подметала пол. Но пальто не скрывало истоптанных, летних туфель. Из кармана торчал обкусанный батон.
Обладателем пальто являлся пожилой мужчина, среднего роста. Заросшее щетиной лицо, короткие, седые, грязные волосы. Волосы. Он стоял с непокрытой головой, держа кепку в руках; казалось, она вот-вот выпадет из пальцев.
Человек стоял немного поодаль от скрипачки, сзади, в стороне. Сперва не мог понять, что же привлекло в нем? Откуда это? Что это? Еще раз, скользнув взглядом по фигуре, остановился на лице.
Обычное лицо, округлое, даже скорее опухшее, покрытое щетиной. Но из всей галереи лиц, проплывающих и в этот день и раньше, оно выделялось неповторимым выражением детской, открытой наивности и задумчивости. Улыбка детской мудрости делали его чистым. Он действительно слушал музыку. Но это не было сытым потреблением пьесы, кое часто наблюдается на Арбате, когда можно просто, приятно провести время. Музыку можно слушать двумя способами. Например, наложив на нее руки, примерять под себя, под свое настроение, отметая ненужное, добавлять необходимое. Музыку можно разжевать, проглотить и, удовлетворенно отрыгиваясь, «делиться полученным эстетическим удовольствием». Музыку можно потреблять, как колбасу, даже производя ее: и после успешного переваривания и испражнения говорить о «непередаваемой красоте созвучий» и «как они трогают струны души, эти небесные звуки божественных гармоний». Все это полезно для здоровья.
Реже слушают музыку с чувством трепетного восторга, когда боишься сделать лишнее движение, дабы не разрушить переливающегося звуками Храма. Подобно хрустальному водоему, где плавают хрупкие рыбки, воспринимается такими слушателями Музыка. Не возникает даже мысли помыть в водоеме руки, набрать чайник, сделать уху. Не все съедобно и не все надо есть. И только затаив дыхание, дабы не вызвать рябь на воде. И только осторожные плавные движения, дабы не примять травы вокруг, не сбить пчелу, собирающую нектар. И только музыка, независимо, здесь ты, или не здесь. Музыка сама по себе, ты ее гость, и потому веди себя соответствующе, тогда она тебя вознаградит. А может, ты сам себя вознаградишь: разве не в этом дар Музыки?
Этот человек был в гостях у Музыки, и он получил свою награду. Мыслями он был не здесь, а там… Дома, где мама доставала из духовки домашнюю выпечку. Дома, где мама купала его в горячей ванне, а потом, укутав полотенцем, пела ему песню и поила горячим шоколадом. Дома, когда отец приносил на Новый Год елку, а под елкой Дед Мороз прятал игрушки, а свечи плакали, и, роняя восковые слезы, делились, потрескивая, радостью тепла и света. Слезы всегда чисты, кто бы их ни ронял.
Человек, в не по размеру большом пальто, был дома, которого у него никогда не было. Слеза, сползавшая по щеке, была так же чиста и горяча, как у той свечки на Новый Год, которого так никогда и не было в далеком детстве старика, называемого всеми – бомж.