Сказки на всякий случай

И все его просили, чтобы он ещё раз так сделал, но – увы… над каждым стаканом ледяного лимонада в жаркий день бывает одно и только одно лёгкое облачко пены. Да и случайные порывы ветра, честно сказать, в жару случаются крайне редко…

ГЛУПЫЙ БЕЗЫМЯННЫЙ ПОБЕГ

Конечно, на первый взгляд это может показаться романтичным – вырасти на железной дороге… именно так оно и показалось Безымянному Побегу, в один прекрасный день обнаружившему, что он пророс между шпал.

– Вот повезло-то, – вслух подумал он, – теперь я со всеми поездами перезнакомлюсь и передружусь!

– Перезнакомишься – это уж точно, – ответил ему какой-то Чахлый Стебель поблизости, – а вот насчёт передружиться… Ложись!

Безымянный Побег и глазом моргнуть не успел, как Чахлый Стебель уже припал к земле – и, видимо, вовремя: над головами у них пронёсся Скорый Поезд.

– Скорый Поезд Номер Сто Пятьдесят, – представился он на ходу.

– Очень приятно, Безымянный Побег, – представился в ответ Безымянный Побег и хотел было спросить, куда же направляется Скорый Поезд Номер Сто Пятьдесят, но не успел.

– И не успеешь, – распрямляясь, сказал Чахлый Стебель, – они всегда ужасно спешат, эти скорые поезда…

– А зачем я должен был ложиться? – поинтересовался Безымянный Побег.

– Привыкать надо, – ответил Чахлый Стебель. – Не будешь ложиться – не вырастешь.

Безымянный Побег не понял, что имел в виду Чахлый Стебель, но спрашивать не стал: он пока был совсем маленький – и думать о том времени, когда он вырастет, было ещё рано.

Между тем дни летели даже быстрее, чем скорые поезда. Безымянный Побег давно уже успел перезнакомиться со всеми этими поездами – и даже знал, когда тот или иной возникнет на горизонте. Ложиться при их появлении он так и не научился, за что Чахлый Стебель то и дело ворчал на него, полагая, что вот-вот настанет время, когда учиться будет поздно.

И время такое настало. В очередной раз пролетая над Безымянным Побегом, Скорый Поезд Номер Шестьдесят Шесть со всего размаху отхватил ему макушку и, даже не извинившись, помчался дальше.

– Эй-эй! – крикнул вслед Безымянный Побег и хотел объяснить, что так, вообще-то говоря, не годится между друзьями, да Скорого Поезда Номер Шестьдесят Шесть уже и след простыл.

– Я же говорил тебе: не будешь ложиться – не вырастешь! – напомнил Чахлый Стебель, распрямляясь и оказываясь на целую голову выше Безымянного Побега. И тут только Безымянному Побегу стал понятен смысл этих слов.

Конечно же, Чахлый Стебель оказался прав. Видимо, и в самом деле надо было привыкать ложиться при появлении скорых поездов – и сегодня стало окончательно ясно, что дружба дружбой, а служба службой… Скорые поезда – они ведь на службе и вовсе не должны обращать внимания на такие мелочи, как всякие безымянные побеги на дороге: скорым поездам положено вовремя успевать на станцию назначения… досуг ли им думать о чьих бы то ни было макушках!

Безымянный Побег вздохнул и, обратившись к Чахлому Стеблю, сказал:

– Ну… как там ложатся-то?

– Да вот так, – засуетился Чахлый Стебель и принялся показывать: – Перегибаешься у самого основания и начинаешь стелиться по земле, прижимаясь к ней настолько плотно, насколько можешь.

– А дальше? – подождав ещё каких-нибудь объяснений, спросил Безымянный Побег.

– Дальше… дальше – ничего! Лег и лежи себе. А потом, когда скорый поезд проедет, распрямляйся да улюлюкай ему вслед – до появления следующего скорого поезда! Тут наука простая, только вот привычка нужна.

– И так всю жизнь… ложись и распрямляйся? – с тоской спросил Безымянный Побег.

– Ну, зачем же – всю… Когда наберёшь достаточно сил, можно проползти под рельсом, вылезти на другой стороне железнодорожного полотна и там зажить настоящей жизнью!

Безымянный Побег задумался и объявил:

– Нет, не получится у меня это… ложиться, распрямляться, под рельсом проползать…

– Ложись! – опять раздалось в ответ…

Но… Скорый Поезд Номер Девяносто опять снёс макушку Безымянного Побега… Так оно с тех пор и повелось: не успевал Безымянный Побег чуть подрасти, как тот или иной скорый поезд оставлял его без макушки.

– Ну, и чего ты добиваешься? – спрашивал Чахлый Стебель уже с другой стороны железнодорожного полотна.

– Не знаю… – честно отвечал Безымянный Побег, но снова распрямлялся во весь рост навстречу каждому следующему скорому поезду… Глупый Безымянный Побег!

Мне неизвестно, добился ли чего-нибудь Безымянный Побег, – думаю, что вряд ли… Наверное, скорые поезда продолжали сносить ему макушку всякий раз, когда он немножко подрастал. Я знаю только, что Безымянный Побег так и не научился ложиться при их появлении, а то, что впоследствии на месте, где он рос, построили железнодорожную станцию и назвали её «Безымянный Побег», – это… это, скорее всего, чистая случайность!

ПРОСТО АПЕЛЬСИНОВАЯ КОРОЧКА

Как-то совсем уж внезапно взяло вдруг да и подумалось: а почему бы не написать сказку о просто апельсиновой корочке? Причем сказку так и назвать– «Просто Апельсиновая Корочка»! Ведь в мире нет ничего, о чём не стоило бы написать сказку, – ив этом смысле Просто Апельсиновая Корочка ничем не хуже других.

Только что ж напишешь об апельсиновой-то корочке… а уж тем более о Просто Апельсиновой Корочке? Разве что-нибудь совсем грустное… дескать, апельсин очистили и съели, а корочку выбросили – вот и вся тебе сказка!

– Погодите-погодите, – откликается Просто Апельсиновая Корочка, – сказка ведь ещё даже не начиналась! Сказка ведь начинается там, где от Просто Апельсиновой Корочки остаётся запах, запах дальних стран. А потом…

Широкополая Соломенная Шляпа спланировала с антресолей на пол: то ли резкий порыв ветра распахнул дверцу под потолком, то ли защёлка, на которую закрывалась эта дверца, внезапно отказалась служить дальше… как бы там ни было, а Широкополая Соломенная Шляпа лежала на полу в прихожей и казалась там совсем неуместной, потому что была зима.

– Ну, и чего пожаловали? – не сказать чтобы очень вежливо поинтересовалась Деревянная-Трость-Прислонённая-к-Тумбочке, а Широкополая Соломенная Шляпа сразу смутилась. – Вы ведь понимаете, – продолжала Деревянная-Трость-Прислонённая-к-Тумбочке, – что Ваш сезон ещё не настал? Тут у нас пока январь, видите ли…

– Январь? – повторила Широкополая Соломенная Шляпа: этого слова она не знала. – Что такое «январь»?

Деревянная-Трость-Прислонённая-к-Тумбочке вздохнула и скучным голосом объяснила:

– Январь – это зимний месяц… если кому-то непонятно.

Присутствующие в прихожей фыркнули, а Широкополая Соломенная Шляпа с недоверием произнесла:

– Никогда не слышала о таком месяце… несмотря на то, что я знаю названия всех месяцев в году. Их четыре: май, июнь, июль и август.

– Четыре! Да их гораздо больше, чем четыре! – рассмеялась Деревянная-Трость-Прислонённая-к-Тумбочке. – Просто в остальные месяцы широкополых соломенных шляп не носят…

– Как грустно… – сказала Широкополая Соломенная Шляпа.

– Что ж тут поделаешь… – смягчилась Деревянная-Трость-Прислонённая-к-Тумбочке. – Вам, голубушка, ничего не остаётся, как опять запорхнуть к себе на антресоли.

Широкополая Соломенная Шляпа смерила взглядом расстояние до антресолей и вздохнула:

– Теперь уж мне туда не запорхнуть… Ой, привет! – Последние её слова относились к Лёгким Парусиновым Тапочкам, высунувшимся из-под шкафа.

– А Вам-то что тут надо? – чуть ли не возмутились, увидев ещё и их, Стоптанные Домашние Туфли.

– Да так… прогуляться вышли, – испуганно ответили Лёгкие Парусиновые Тапочки и направились прямо к Широкополой Соломенной Шляпе, радостно повторяя: – Привет-привет!

А из соседней комнаты уже летели в прихожую Плетёная Сумка, Крепдешиновое Платье, ещё одно, а потом и ещё два, Светлые Брюки и Рубашки-с-Короткими-Рукавами… Все они с хохотом падали на пол – прямо поверх Широкополой Соломенной Шляпы и Лёгких Парусиновых Тапочек, между тем как откуда-то везли уже и Пыльный-Чемодан-на-Колесиках. Было видно, что до этого он спал крепким сном. Теперь Пыльный-Чемодан-на-Колесиках бурчал на ходу, поскольку разбудили его явно не вовремя: