Тюремный роман царицы

И.С. Первая супруга Петра I Евдокия Феодоровна // Русский архив, 1863. — Вып. 7. — Стб. 547

На другой день царица-инокиня написала собственноручно следующее показание: «Февраля в 21 день я, бывшая царица, старица Елена, привожена на Генеральный двор и с Степаном Глебовым на очной ставке сказала что я с ним блудно жила в то время, как он был у рекрутскаго набору; и в том я виновата. Писала своею рукою я, Елена».

Устрялов Н. История царствования Петра Великаго. Т. VI. Царевич Алексей Петрович. С.-Петербург, 1859. С. 184

Но Глебов решительно отвергнул это и твёрдо стоял в своём показании до последняго дыхания. Приведём здесь свидетельство не туриста какого-либо, но адъютанта императора, близкаго к нему и к императрице Екатерине I, очевидца многих описанных им событий… Вот что говорит Вильбуа: «Среди ужасных пыток, которыя Глебов терпел, по воле и в присутствии самого царя, шесть недель сряду, чтобы исторгнуть у оговорённаго признание, он твердо защищал честь и невинность Евдокии». Ему стоило только выговорить слово обвинения Евдокии, он избегнул бы жесточайших пыток и мучительной казни…

И.С. Первая супруга Петра I Евдокия Феодоровна // Русский архив, 1863. – Вып. 7. – Стб. 547

Глебов вынес эту пытку с героическим мужеством, отстаивая до последнего вздоха невиновность царицы Евдокии и защищая её честь. Между тем он знал, что она сама признала себя виновной вследствие естественной слабости, свойственной её полу, и под угрозой тех пыток, которые ей готовили, чтобы заставить её признать себя виновной.

Вильбуа. Рассказы о российском дворе. // Вопросы истории. №12, 1991. С. 205

К сожалению, роль романтического героя, каковым изображают его некоторые сочувствующие ему писатели, не подтверждается материалами дела. Как ни жаль нам расставаться с его героическим образом, но он не подтверждается материалами дела. Из них видно, что Степан Глебов не долго хранил тайну своих отношений с бывшею царицею.

Есипов Г.В. Освобождение царицы Евдокии Фёдоровны. Русский вестник, журнал литературный и политический, издаваемый Мю Катковым. Том двадцать восьмой. М. 1860. Июль, книжка первая. С. 183-186

Взятый лейб-гвардии капитаном Львом Измайловым, Степан Глебов 20 февраля собственноручно показал: «Как я был в Суздале у набора солдатскаго, тому лет с восемь или с девять, в то время привёл меня в келью к бывшей царице, старице Елене, духовиик ея Фёдор Пустынный, и подарков к ней чрез онаго духовника прислал я два меха песцовых, да пару соболей, косяк 6aй6epeкa Немецкаго, и от пищей посылал. И сшёлся с нею в любовь чрез старицу Каптелину и жил с нею блудно. И после того, тому года с два, приезжал я к ней и видал её. А она в тех временах ходила в мирском платье. И я к ней письма посылал о здоровье; и она ко мне присылала ж чрез служебников моих Василья Широва и чрез своих людей Василья да Сергея Михеевых. А которыя письма у меня выняты, и где письма от нея, Елены, рукою старицы Каптелины, в том числе и от нея Каптелины некоторыя. А что в тех письмах упоминается о перстнях, и те перстни один золотой с печатью, на котором вырезан цветок с короною, и другой с лазоревым яхонтом; из того же числа с цветком отдала она, бывшая царица мне Степану; а другой велела отдать дочери моей; а против того взяла она бывшая царица перстень же с лазоревым яхонтом».

Устрялов Н. История царствования Петра Великаго. Т. VI. Царевич Алексей Петрович. С.-Петербург, 1859. С. 183

Между тем как все это происходило, царь, начав розыск по делу об участниках в бегстве и других замыслах царевича Алексея, приказал произвести следствие и в Суздале. Тогда все открылось. В комнатах царевны Марии Алексеевны найдено было письмо Досифея весьма неприличного содержания, а у Степана Глебова, арестованного в Москве, отобрано девять писем Евдокии, написанных совершенно во вкусе старинной московской нежности. Царица диктовала их Капитолине из опасения быть узнанной, если б с посланным случилась какая-нибудь беда.

Записки о России при Пётре Великом, извлеченные из бумаг графа Бассевича, который жил в России, состоя при особе Голштинского герцога Карла Фридриха, женившегося на дочери Петра Великого Анне Пётровне. Перевод с французскаго И. Ф. Амона. Москва, 1866

Старица Каптелина: «К ней, царице-старице Елене, езживал по вечерам Степан Глебов и с нею целовалися и обнималися. Я тогда выхаживала вон; письма любовные от Глебова она принимала и к нему два или три письма писать мне велела».

По материалам розыскного дела в феврале-марте 1718 года. Устрялов Н. История царствования Петра Великаго. Т. VI. Царевич Алексей Петрович. С.-Петербург, 1859. С. 204

Как бы то ни было, но скандалезная переписка, истинная или поддельная, напечатана при высочайшем манифесте церковными буквами.

И.С. Первая супруга Петра I Евдокия Феодоровна // Русский архив, 1863. – Вып. 7. – Стб. 545

Чтоб показать народу, насколько Екатерина была достойнее престола, чем эта слабая раба предрассудков и суеверия, царь повелел прочесть эти письма в полном собрании Сената вместе с признанием Евдокии, что они писаны от неё и что получавший их пользовался её любовью.

Записки о России при Пётре Великом, извлеченные из бумаг графа Бассевича, который жил в России, состоя при особе Голштинского герцога Карла Фридриха, женившагося на дочери Петра Великаго Анне Пётровне. Перевод с французскаго И. Ф. Амона. Москва, 1866

В манифесте 5-го марта, это передано во всеобщее известие. Пётр не щадил ея.

Есипов Г.В. Освобождение царицы Евдокии Фёдоровны. Русский вестник, журнал литературный и политический, издаваемый Мю Катковым. Том двадцать восьмой. М. 1860. Июль, книжка первая. С. 183-184

А в письмах, которыя выняты у Степана Глебова от бывшей царицы, написано:

В первом:

«Благодетель мой, здравствуй со всеми на многия лета, пиши к нам про здоровье своё, слышать желаем; пожалуй, мой батюшка, мой свет, постарайся ты за меня, где надлежит, и как ты знаешь кем; только ты, ради меня, себе тесноты не чини, пожалуй. Пожалуй только кем можно сделать, порадей, мой батюшка кем-нибудь; хоть бы малая была польза моему бедству. Подай, мой батюшка, помощи, только я на тебя надеюся, ты помоги мне, да пиши пожалуй про всё, что у вас делается. Пожалуй, мой свет, походи за меня, как ты знаешь, только себе тесноты не чини, по тамошнему на мерку(?), ты поступай как можно вам; изволь ты пожалуй Васильевну-то посылать побить челом, где ты знаешь, чтоб она вместо меня била челом кому ты знаешь, кто бы мне помог, горести моей; ты её учи кому бить челом станет; а я, надеяся крепко и твёрдо; пожалуй, мой батько, где твой разум, тут и мой, где твоё слово, там и моё; где твоё слово, тут моя и голова; вся всегда в воле твоей ныне и впредь; ей, неложно говорю; пиши ты про всё, прошу слёзно у тебя, и молю неутешно прошу, добивайся ты о себе, чтобы тебе на службе не быть; что ни дай, да от службы отступися как-нибудь; ей-ей. Тебе денег пришлю сот с семь, нарочно пришлю человека с деньгами, только ты добивайся, чтоб тебе не быть на службе: а письма твои дошли сохранно, Яков детина умный, в своём письме твои письма присылает к нам; верь ты ему, а мы ему верим».

Во втором:

«Благодетель наш, здравствуй: что ты к нам пишешь без толку; не можем разсудить? Куда тебя зовут на новоселье, изволь пойдтить ради меня, себе добра не теряй. Дай Бог тебе всякое благо получить себе, кто б тебе не помог, а мы тебе, ей, не злодеи; но Бог видит нашу неправду, ей, от самой простоты поступаем мы. А ты пишешь к нам, что-де лукавством и пронырством не взять, что же мне делать? Коли такову Бог меня безчастную родил? Мне кажется, я не лукава, а вам кажется, я лукава. Пишешь ты: о нас не смеешь ходить; пожалуй ходи, да добивайся себе благого, а я к тебе часа(?) пришлю деньги два ста, своих пришлю триста рублёв, откупайся как ты знаешь; и всем сули, не жалея денег, ей-ей, я пришлю своих триста, опричь твоих, пять сот пришлю, только добивайся себе пользы: кто бы тебе не помог, не опасайся ты брата моего, хотя бы кто и кроме его помощь тебе подал; от кого бы нибудь тебе пользу получить, мой брат за это на тебя, ей-ей, не станет гневаться. Промышляй кем-нибудь себе, как Бог тебя наставит, добивайся себе лучшаго: ты бы нам подлинно всё отписал; можно тебе нашему Якову верить, он бы письмо, не затеряв, прислал бы подлинно; а Яков твоё письмо прислал в своём письме, ей, сохранно, ты ему верь, ведь мы ему, ради тебя, и велели на Москве-то жить, будто ради дела живёт, ей ради твоей честности. А ты скоро бездушник нас забыл, а ты бы как написал письмо, дал бы послать не мешкатно, ведь езда безпрестанно есть; а Яков часто к твоему двору приходит да отказывают. Чего вы ради опасаетеся? пожалуй отпиши? Что вы не пускаете его на двор, ей, ради меня, вам никакой траты вашему здоровью не будет; ей, не опасайтеся, что вы на двор наших не пускаете. Чему-то ведь быть? Горесть моя ныне, кабы я была в радости, так бы меня и в дали сыскали, а то ныне горесть моя, забыл скоро меня, не умилостивили тебя здесь мы ничем. Мало знать лицо твоё, и руки твои и суставы рук и ног твоих, мало слезами моими обливали? они не успели угодное сотворить, знать прогневали тебя нечем, что по ся место ты не хвалишься, гораздо тебе огорчилися мы, что забыл, никого не пришлёшь к нам, да и наших к себе на двор не пускаешь; как-то Яков уже насилу добился, чаю ходил не пять раз? Насилу Бог велел твои очи увидеть, али ты то боишься, что ты ко мне ходил, ей, мой свет, не бойся ни мало, сама я больше всех знаю, не бойся ныне и впредь, хотя кто не ведает, что ты ко мне и ходил, не бойся; всех ведь я знаю. Горько да мне одной, а с вами Бог. Пожалуй, отпиши, скоро ли тебе ехать-то с Москвы? Добивайся токмо, чтобы тебе быть в губернии Московской, чтобы тебе ближе быть, как-нибудь добивайся себе пользы, как бы лучше тебе, так себе и делай; али уж набору не быть? Добивайся ты, мой батюшка, чтобы тебе сесть на воеводство? Можно это дело сделать княгине Анне Артамоновне, да Тихоном Никитичем. Ей ты бей челом, хоть почти ты её чем, а и бей ты челом Ферафону; то как знаешь, так себе и промышляй. Я и сама не знаю, как тебе быть; как уже мне с такой печали на свете жить? Тому ли было думано? 3ело, зело грустно и печально; батько мой, как-нибудь домогайся, как ты знаешь, а я часа к тебе пришлю всего, с чем тебе ехать. Если бы ты близко был нас, не так бы то и было, зело мне горько о разлучении: как-нибудь домогайся; а брату моему печаль, что мало я могу, также что сына моего нет, то-то он к тебе не промолвил, не диви ты на него; домогайся как знаешь, пожалуй не забудь нас… А у нас безпрестанно плачут горько, неутешно. Ты верь Якову Стахееву. Нарочно, пожалуй, мой свет, пиши, пока ты на Москве; что ты один, али с женою едешь, за каким делом? Прошу и молю с горестью, на сколько едешь, пожалуй, отпиши подлинно? Добивайся ты, чтобы тебе хоть плату платить, хотя бы уже дома тебе жить, сули хоть ста четыре рублёв, ктоб нибудь тебе помощи подал; ей, ей, недосадно моему брату будет, также и мне. Кто же вступился бы в твои горести, или где бы тебе ближе быть у какого дела, али скажи, что ты скорбен. Дай, мой свет, плату, да живи дома, а я тебе, ей, ей, ей, не солгу, пришлю пять мешков денег, как-нибудь добивайся, с неделю не умывайся, ей назовут тебя скорбным. Поди, поди на новоселье, ради добра, за чем туда не идти? Что ты там про монастыри пишешь, ох вор, ещё ты к ней не откинул ходить? Пожалуй ходи, только себе добивайся добра; ведь я тебе только не велела ходить по монастырям, а то ни куда тебе не заказывала; знать, что ты пишешь про монастыри, за чем в монастыри тебе не ходить, ради добра, только зла не твори. За что ты мне божился, а я не тебе верю, но Богу, святителю Николе, ему веру крепку держу, что он наше моленье не презрит. С тою правдою держися ты, живи смирнее, не забудь мою любовь к тебе; а я уже только с печали дух во мне есть. Рада бы была смертию, да где её взять. Пожалуйте помолитеся, чтобы Бог мой век укоротил, ей, рада тому. Да пишешь ты про архимандрита, и я ему ничего не говорила ни про что: так он врёт, плюнь ты на него, не слушай ничего, ей, он про тебя не будет говорить, небойся ты ничего. Ведь Яков нарочно, ради тебя, на Москве-то живёт. Он нам верен, и ты ему верь, пиши не опасайся ничего, а мы чаяли с нею, что тебе на Москве-то жить. Мы ради тебя хотели Якова на стряпню посадить, что мне делать, коли проста сердцем. Бог видит моё лукавство и пронырство, что ты определён виневать(?), едешь ты туда на службу, или ради дела едешь? пожалуй отпиши, пожалуй не круши меня, отпиши подлинно, не мешкав, дай скорей ведомость, чтобы с печали, безразсудно не умереть мне, что ты именно не отписал, кто тебя зовёт на новоселье, ведь ты сам знаешь, видя какой случай доброй, где себе чая блага, также и к нему, ты так и поступай, а я ведь не буду про доброе сердитовать».

В третьем:

«Свет мой, батюшка мой, душа моя, радость моя, знать уже зло-проклятый час приходит, что мне с тобою разставаться; лучше бы мне душа моя с телом разошлась бы. Ох, свет мой, как мне на свете быть, без тебя как бы живой быть? Уже моё проклятое сердце давно послышало, и что тошно давно мне, всё плакала. Но мне с тобою знать будет разставаться. Ей, ей, сокрушаюся! И так, Бог весть, каков ты мне мил. Уже мне нет тебя милее, ей Богу! Ох, любезный друг мой, за что ты так мил? Уже мне ни жизнь на свете. За что ты на меня, душа моя, был гневен? Что ты ко мне не писал? Носи, сердце моё, мой перстень, меня любя. А я такой же себе сделала, то-то я у тебя брала. Знать ты, друг мой, сам этого пожелал, что тебе здесь не быть? И давно уже мне твоя любовь знать изменила. Все ты слушал слуг, что я к тебе пришлю, то и ты отпишеши ко мне. Вот уже не на кого будет и сердитовать: для чего, батька мой, не ходишь ко мне? что ты не ходишь, не дал мне на свою персону насмотреться? Толи твоя любовь ко мне, что ты ко мне не ходишь? Уже, свет мой, не к кому будет и притти. Или тебе даром, друг мой, я? Знать, что тебе я даром, а я же тебя до смерти не покину никогда, ты из разума моего не выдешь. Ты, мой друг, меня не забудешь ли, а я тебя ни на час не забуду. Как мне с тобою будет разставаться? Ох, коли ты едешь, коли меня, батько мой, ты покинешь, ох, друг мой, ох, свет мой, любонька моя! пожалуй, сударь мой, изволь ты ко мне приехать завтра к обедне, переговорить кое-какое дело нужное. Ох, свет мой, любезный мой друг, лапушка моя, отпиши ко мне. Порадуй, свет мой, хоть мало что, как тебе быть, где тебе жить; в Владимире или в Юрьеве, али в Москву ехать? Скажи пожалуй, отпиши, не дай мне с печали умереть, поедь лучше ты к Москве, нежели тебе таскаться по городам; приедь ко мне, я тебе нечто скажу. Послала к тебе галстук я, носи, душа моя, ничего ты моего не носишь, что тебе не дам я, знать я тебе не мила, то-то ты моего не носишь. То ли твоя ко мне любовь: ох, свет мой, ох, душа моя, ох, сердце моё, надселася по тебе, как мне будет твою любовь забыть? Будет как, не знаю я, как жить мне, без тебя быть, душа моя, ей тошно, свет мой, не что не знаю как уже, братец мой, батюшка, свет мой, как нам тебя будет забывать? Ох, свет мой, что ты не прикажешь ни про что, что тебе годно покушать, братец? А с чем у тебя мешки те пропали? С уздами ли, или с иным чем? Скажи, сердце, буде досуг, приди хоть к вечерне».

А таких же, равным образом, от нея же, бывшей царицы, к нему, Глебову, писанных ещё шесть писем. Да у него жь, Степана, выняты письма же о возмущении народа против царскаго величества.

Из розыскного Манифеста Тайной Канцелярии от 5 марта 1718 г. Семевский М. Царица Евдокия Федоровна Лопухина. // РВ. 1859. Т.21. №10. С. 245-247

Четвёртое письмо царицы-инокини Евдокии Степану Глебову (отрывок): Послала я, Степашенька, два мыла, чтоб был бы бел ты.

От Каптелины (приписка). Братец! не потачь побелися, так белее будешь. Прислать ли белил к тебе? Лучше белил будешь. Белися, братец, больше, что ты был бы бел.

Устрялов Н. История царствования Петра Великаго. Т. VI. Царевич Алексей Петрович. С.-Петербург, 1859. Приложения, С. 332

Письмо 5. Стешюнко, мой друг! Здравствуешь ли ты, свет мой! ничего не пишешь. Или какой гнев твой на нас?

От Каптелины. Братец мой, батюшко! Челом бью я тебе сорочкой с порты; а матушкины сорочки еще не поспели. Пока мою носи на здоровье, братец. Не зазри меня, что я тебе порты прислала: ты меня от всех опаси.

Устрялов Н. История царствования Петра Великаго. Т. VI. Царевич Алексей Петрович. С.-Петербург, 1859. Приложения, С. 332

Скоро ревность царицы надоела и Глебову; он бросил её, и сосланной царице осталось в утешение разъезжать молиться по монастырям и сёлам, где отдавали ей почести царския. Странно и замечательно, что в эту эпоху изобилия донощиков и охотников до подмётных писем, никто не донёс Петру о похождениях Евдокии, – всё обнаружилось только с приездом царевича Алексея Петровича в Москву, в Феврале 1718 года. Кто сделал донос Петру, от кого он узнал обо всём, остаётся до сих пор неизвестным.

Есипов Г.В. Освобождение царицы Евдокии Фёдоровны. Русский вестник, журнал литературный и политический, издаваемый Мю Катковым. Том двадцать восьмой. М. 1860. Июль, книжка первая. С. 183

Вообще поездки Царицы по монастырям были довольно торжественны. Впереди ехали верхом служители монастырские, потом карета Царицы с опущенными занавесами; она ездила постоянно с своим другом, старицею Каптелиною. Возле кареты Карло Иван Тереньтьев верхом, потом опять служители монастырские; за ними другая карета с платьем и рухлядью Царицы; потом коляска с монахинями и попом, за ними тянулись подводы (до 15-ти) с съестными припасами и напитками, тут же ехали и повара.

Есипов Г.В. Царица Евдокия Фёдоровна. Русские достопамятности. Т. 1, выпуск 5. М. 1863. С. 17-18

Здесь пропускаем подробности ея богомоленных путешествий по монастырям: оне почти все одинаковы.

И.С. Первая супруга Петра I Евдокия Феодоровна // Русский архив, 1863. – Вып. 7. – Стб. 544

Письмо 8. Ах друг мой! что ты меня покинул? за что ты на меня прогневался? что чем я тебе досадила? Ох друг мой! Ох душа моя! Лучше бы у меня душа моя с телом разлучилася, нежели мне было с тобою разлучиться! Кто мя бедную обиде? Кто моё сокровище украде? Кто свет от очию моею отъиме? Кому ты меня покидаешь? Кому ты меня вручаешь? Как надо мною не умилился? Что, друг мой, назад не поворотишься? Кто меня бедную с тобою разлучил? Что я твоей жене сделала? Какое ей зло учинила? Чем я вас прогневала? Что ты, душа моя, мне не сказал, чем я жене твоей досадила, а ты жены своея слушал? Для чего, друг мой, меня оставил: ведь бы я тебя у жены твоея не отняла; а ты ея слушаешь. Ох, свет мой! Как мне быть без тебя? Как на свете жить? Как ты меня сокрушил? Изтиха что я тебе сделала, чем сделала, чем тебе досадила? Что ты мне мою винность не сказал? Хоть бы ты меня за мою вину прибил, хоть бы ты меня, не вем как, наказал за мою вину. Что твоё это чечениеге (sic), что тебе надобно стало жить со мною. Ради Господа Бога, не покинь ты меня; сюды добивайся. Ей! сокрушаюся по тебе!

От Каптелины. Братец мой друг, прости, прости, прости, душечка моя! Ох, сердце моё, прости! обманул ты нас; а матушка по тебе уже сокрушилася; уже тоску навела. Свет мой, ей разговариваю; а она без меры рвётся, лице свое бьёт, что ты ее покинул, и неутешно плачет.

Устрялов Н. История царствования Петра Великаго. Т. VI. Царевич Алексей Петрович. С.-Петербург, 1859. Приложения, С. 333

Глебов, опасаясь вредных последствий для царицы и для себя от лазутчиков, которыми окружена она была, сам стал удаляться от неё; но эта мера не спасла ни его, ни её от Петра, который конечно уже не из ревности к отверженной им жене, но для одного оправдания себя пред народом, произвёл строжайшее следствие не только над ними, но и над всеми, сколько-нибудь прикосновенными к этому делу. Он подозревал и жену и сына своего Алексея в тайном сношении с заговорщиками против него.

И.С. Первая супруга Петра I Евдокия Феодоровна // Русский архив, 1863. – Вып. 7. – Стб. 545

Письмо 9. Радость моя! Есть мне, про сына отрада малая. Что ты меня покидаешь? Кому меня вручаешь? Ох, друг мой! Ох, свет мой! Чем я тебя прогневала, Чем я тебе досадила? Ох, лучше бы умерла, лучше бы ты меня своими руками схоронил! Ох, толи было у нас говорено? К доброй воли меня покинул. Что я тебе злобствовала, как ты меня покинул? Ей, сокрушу сама себя. Не покинь же ты меня, ради Христа, ради Бога! Прости, прости, душа моя, прости, друг мой! Целую я тебя во все члены твоя. Добейся, ты сердце моё, опять сюды; не дай мне умереть. Ей, сокрушуся!

От Каптелины. Братец мой! Матушка твоя по тебе неутешно плачет, в голос вопит по тебе. Уже так вопит, так вопит по тебе, что ты её покинул. Уже братец без меры, мол, добивайся ты сюды, друг мой!

От царицы. Пришли, сердце моё, Стешенька, друг мой, пришли мне свой камзол, кой ты любишь; для чего ты меня покинул? Пришли мне свой кусочек, закуся. Как ты меня покинул! Ради Господа Бога, не покинь же ты меня. Ей сокрушу сама себя! А сын-де мой сам поехал охотой на два месяца. Ох! сердце моё терзается по тебе. Не забудь ты меня, не люби иную. Чем я тебя так прогневала, что меня оставил такую сирую, бедную, несчастную?