Свет и сумрак. Рассвет Обреченных

После этих слов, Горс открыл дверь и скрылся, дожевывая очередную лепешку. Хозяин, наконец, с облегчением вздохнул и занялся тем, что он умел делать лучше всего.

Обогнув дом, Арн решил следовать тайком за капитаном, чтобы тот вывел его на городскую площадь. Держа солидное расстояние, он шел за ним сквозь улицы и переулки, пока тот не вывел его на городскую площадь и растворился в толпе. Горс так и не разу не обернулся и даже наверняка не подумал, что кто-то мог тайком следить за ним.

Так много людей, собравшихся в одном месте, Арн не видел еще никогда. Все они наблюдали за последними приготовлениями на деревянном эшафоте, стоящем в конце городской площади, прямо перед замком графа Херекарта.

Проталкиваясь мимо собравшихся зевак, мальчик пытался приблизиться как можно ближе. На помост вывели трех мужчин с мешками на голове и связанными руками. Один из них был в той самой одежде, в которой Арн видел своего отца в последний раз. Стражники встали по бокам, а здоровенный палач в черной маске расположился позади. Капитан Горс поднялся на помост и стал возле трибуны. Повсюду заголосили старики и женщины, мужчины и юноши. Все они осуждали приговоренных, желая им самых долгих мучений на том свете. Арн, оказавшейся внутри этого котла, молил их замолчать и не произносить больше ни слова. Но остановить их было невозможно и крики еще чаще и громче стали разноситься отовсюду. Затем толпа переключилась на вышедшего на балкон графа Старого Мола и во весь рот начала его приветствовать и аплодировать.

Белое и изысканное здание, откуда Херекарт наблюдал за тем как выполняются его распоряжения, возвышалось над центральной площадью и словно карающим глазом пыталось найти непокорных и несогласных с мнением закона.

Арн никогда не присутствовал на публичной казни, и даже если бы одним из осужденных был не его отец, он все равно никогда в жизни не хотел бы на все это смотреть и тем более ликовать в предвкушении чьей-то смерти. Но в последний раз не увидеть отца он не мог.

Капитан Горс поприветствовал всех собравшихся, развернулся и поклонился графу. Затем, раскатав свиток, басистым монотонным голосом принялся зачитывать его содержимое.

– Уважаемые жители Старого Мола, перед вами сейчас снимут мешок с человека, который наверняка не раз лазил по вашим карманам, и вы приходили домой ни с чем,– капитан Горс дал отмашку, и палач открыл лицо одного из преступников, – Доби Пепельный, укравший золотые украшения у леди Эсвенгер, два дня назад на торговой площади вблизи дома Генри Маера. Наша стража взяла его с награбленным у западных ворот, когда он пытался покинуть город.

Публика во всю силу рьяно зааплодировала и по всей площади раздались благодарственные восклицания.

– Его вина в содеянном была беспрекословно доказана судом и лично сам Доби Пепельный признался в том, что совершил. Решением нашего беспристрастного суда было вынесено решение отрубить ему правую руку.

– Нет! Не надо! Я прошу вас, – побелевший заключенный, с раскаивающейся гримасой на лице, никак не мог смериться с тем, что прямо сейчас лишится конечности. – Я же всего лишь украл пару безделушек. Да у нее их целая куча, они и сами бы вывалились из ее кармана. Мне положена тюрьма, отправьте меня на каторгу в Хромые Горы. Только не отр…

Доби продолжал что-то кричать, но никто кроме него самого больше уже его не слушал. Особенно палач, тащивший огромный наточенный топор для исполнения правосудия.

Когда мужчина в черной маске занес топор, Арн больше не смотрел в сторону эшафота, глаза невольно отвернулись и опустились в растоптанный грязными сапогами снег возле ног. Центральная площадь города замерла. Тишина накрыла всю площадь, чтобы через несколько секунд взорваться гулом, пропитанным эхом отвращения и в тоже время умиления.

– Граф Херекарт обещает вам жители Старого Мола, – по площади снова разлетелся бас капитана Горса, – что наши улицы будут очищены от той вши, которая из года в год пила кровь добропорядочных граждан. Дома, где обитали подлые и мерзкие мыши будут сожжены и уничтожены. Больше вам не придется бояться, что уходя из дома вас обворуют или оставят без последнего медяка.

Собравшиеся жители тут же громогласно ответили одобрительными похвалами.

– И вот еще одно доказательство моих слов, – капитан Горс подошел к связанному человеку и лично сорвал мешок с его головы. – Мы поймали этого породистого грызуна прошлой ночью. Представляю вам, добропорядочным жителям Старого Мола, члена гильдии воров, так долго укрывающегося от правосудия и обворовывающего вас долгие годы – Манжа Серую Мышь.

По спине Арна пробежала дрожь. На помосте, с опущенный головой стоял его отец. Люди, находящиеся рядом с ним, унижающе высмеивали и звонко освистывали человека, приговор которому должны объявить уже через каких-то несколько мгновений. И Арн не знал, что лучше – слушать звучащие повсюду слова презрения и оттягивать последние секунды, когда он все еще может смотреть на единственного оставшегося члена его семьи, или сбежать отсюда и не увидеть той участи, которую ему уготовил граф.

– Манж Серая Мышь за все содеянное и совершенное тобой, именем нашего беспристрастного суда и графа Херикарта лично, ты приговариваешься, – капитан Горс, специально замер, чтобы еще немного подготовить публику, а затем снова продолжил, – к смертной казни!

Арн упал на колени. Он уже не помнил сколько раз за эти дни его щеки были влажными и сколько раз судьба била его так, чтобы больше он не хотел вставать. Когда случалось нечто похожее, его мать всегда преклонялась и молила Святую Дюжину помочь ей. Это никогда не помогало, но она все равно повторяла это вновь и вновь. Арн не верил, что его так же хоть кто-нибудь услышит там наверху, но все равно его уста открылись и начали петь ту единственную молитву, которую он знал.

Уже совсем скоро его мольбы растворялись среди ликующей толпы. Захлёбываясь своими же слезами и прося каждого из двенадцати святых, чтобы они спасли отца, он искренне надеялся на чудо.

Гул толпы накрыл центральную площадь. Правосудие Херекарта снова восторжествовало.

Глава 6

Зима не хотела покидать север, хотя ее уход уже давно ожидали все кланы Воргхарта. Прошло больше пяти лун после того, как шаман предсказал пробуждение земли и оттепель. Но пока его слова застыли среди крепких трескучих морозов и пронизывающих до костей ледяных ветров. Но для тех, кто родился здесь и жил с самых первых дней своей жизни, это абсолютно не вызывало никаких неудобств. Поэтому Вороний день клан Хагартов праздновал огромным кострищем, песнями, обрядами и поднесениями.

Возле двухметрового пламени в танцах кружили женщины и дети, мужи же молча следили за происходящим и за тем как шаман взывал к духам. Исинкрит на диалекте языческих богов, кричал и шептал, кланялся и танцевал, делал все лишь бы Нум услышал его и обратил свой взор к Хагартам.

Обряд не мог закончиться, пока весь клан не убедился бы в том, что их мольбы стали услышаны, а духи подали знак. В противном случае говорящий с духами изгонялся из клана, а само племя ожидали болезни, невзгоды и голод. Поэтому все мужи терпеливо всматривались в огонь, женщины не унимались в танцах, а шаман постоянно разговаривал на никому непонятном языке.

Прошло шесть часов, но духи так и не изъявили желание явиться. Солнце спряталось за белоснежной равниной, а тени упали на промерзшую долину. И это не означало ничего хорошего для клана Хагартов. Исинкрит взял нож и отправился в жертвенник. Острое лезвие глубоко прошло по шеи молодого рыжеватого оленёнка и его кровь потекла в изогнутый охотничий рог. Когда он наполнился до краев, шаман, облаченный в медвежью шкуру, снова подошел к костру, чтобы начать ритуал. Вождь первым зашел в круг. По его устам потекла ещё теплая кровь. Выплеснув в огонь, часть из заполненного рта, он разделил пищу с духами. Но духи молчали. Следующим к костру отправился его старший сын Нэко и повторил тоже самое. Огонь поглотил подношение, но снова ничем не ответил, оставив надежды Хагартов, для следующего, зашедшего в круг.

В первый раз, когда отец предложил Хакону выпить свежую кровь убитого оленя, его вывернуло наизнанку. Но мальчик не сдался и вопреки своему неокрепшему желудку попросил дать ему еще. С этого времени прошло два года, но воспоминания о первом знакомстве с солоноватым, металлическим привкусом во рту, оставались у него надолго в памяти.

Подошла его очередь, и шаман передал ему рог, уже лишь на половину наполненный кровью. Хакон заглянул в черные глаза шамана. Возможно, на его месте будет когда-нибудь стоять и он. Временами духи разговаривали с ним на своем древнем непонятном языке. Иногда они даже появлялись, чтобы спасти ему жизнь. Так случилось, когда он встретил свою шестую зиму и почувствовав себя опытным рыболовом, наступил на ещё неокрепший лед. И хоть Йико бил потом в грудь, что это он вовремя спохватился, вытащив брата из ледяной воды, но Хакон знал кто действительно уберёг его от смерти. Он отчётливо слышал гул, похожий на шёпот сразу нескольких голосов, направляющих его к полынье. Это снова повторилось уже спустя год, когда голоса внутри раздались такой силы, что ему больше ничего не оставалось, как замереть на месте. Внезапная остановка спасла его от стрелы, выпущенной охотником из клана Вергардов, пролетевшей в дюйме от его лица. В тот день им удалось сбежать, и они с Йико вернулись целыми и невредимыми и что самое главное живыми. Хакон рассказал о случившемся отцу, но тот не кричал и не злился из-за того, что они зашли на чужую землю, наоборот с его лица не сходило торжество и ликование. Он тут же позвал Исинкрита и тот подтвердил его родство с духами. Лишь только потом Хакон узнал, что такие как он становились либо говорящими с духами, либо хаддингами. Но шло время, а обещанное обучение Исинкрита так и не начиналось. Шаман находил всяческие лазейки, чтобы отложить развитие его навыков. Но не раз Хакон видел, как в тайне он все же практиковал обучение своего сына Морескарта, уходя как можно дальше от поселения.

Юный Хагарт поднял рог над головой и задрав голову, прижал его к губам. Кровь полилась по его устам, и он снова почувствовал тот самый привкус на языке. Сделав глоток, Хакон прошел мимо шамана и плеснул оставшиеся во рту в кострища.

То, что произошло после ошеломило даже шамана, отпрянувшего от огня на несколько метров. Столб пламени, казалось, поднялся до самих небес. И это был тот самый долгожданный знак. Духи наконец их услышали и теперь Исинкрит изучал их послание клану.

Мальчик, сам испугавшийся не меньше шамана, смотрел вверх и не верил, что огонь мог подняться так высоко, добравшись до свода полуночного неба. Между тем на звездном полотне начинали появляться разноцветные узоры. Переливаясь красками, они словно плясали в огненном танце. Уставшие женщины снова закружили возле кострища, радость от того, что Нум разделил с ними еду была безграничной.

– Я слышал их, – заорал Исинкрит. – А вы все видели. Духи внемли нашем мольбам. Они не оставили нас, передав мне свое послание.

– Говори шаман, – с облегчением произнес вождь клана.

Исинкрит взглянул на счастливое лицо Кветана, опустил глаза, а затем продолжил:

– Мальчик пробудил самого Нума!

Все собравшиеся одобрительно заголосили.

– Как кровь, пролитая из его уст, подняла пламя до небес?

– Да! – в один голос произнесли собравшиеся.

Шаман пристальным взглядом изучил небо, затем его взор пробежал по каждому из клана и остановился на Хаконе.

– Духи требуют Дюн-Хан!

Исинкрит не сводя глаз с Хакона, сблизился с ним на минимальное расстояние и казалось за это кратковременное мгновение, он просто прожег его своим испепеляющим взглядом. Но мальчик не боялся его. Не боялся его речей и той могущественной силы, которая таилась у него внутри. И шаман это чувствовал. Их глаза встретились.

– Нум хочет крови! Мальчик должен напоить его вдоволь и сделать это до рассвета.

Вождь клана, не веривший услышанному, хотел заткнуть ему рот, но это надо было сделать гораздо раньше. Сказанные слова обратно уже не вернешь. Исинкрит поставил для его сына непосильную задачу. Кветан ждал оттепели и более благоприятных условий для Дюн-Хана. Зима затянулась, и волки слишком часто стали нападать на соплеменников. Но не только они. Более страшной угрозой являлись Вергарды, пожирающие все живое. А ко всему прочему напоить кровью Нума из добытого зайца или другой мелкой пушнины выглядело бы нелепо и опрометчиво. Хакону теперь надо было убить по-настоящему крупного зверя и сделать это до утра.

Мать Хакона больше не поддерживала в один голос кричавших Хагартов. Она скрылась в чуме и уже не смогла видеть, как ее сын поднимает окровавленный рог к небу и кричит:

– До рассвета ты выпьешь столько крови, сколько тебе захочется!

Вождь только сейчас понял, что его женщина оказалась дальновиднее его. Она была права, говоря о том, что с прозвучавшими словами шамана он уже ничего не сможет сделать. А это означало только одно – своего младшего сына сегодня он может увидеть в последний раз.

За несколько дней до этого, шаман, тайно поделился с ним видением, в котором предсказал, что из-за его ребенка умрет весь клан. Кветан не умел слушать и переводить то что духи оставляли для них на небесном полотне, не умел вызывать их, слушать и разговаривать, но он был непобедимым лефкаром и вождем, занимавшим свое место по праву. Но эти качества никак не могли помочь его сыну предстоящей ночью.

Кветан выждал, когда шаман наконец остался один:

– Что ты видел Асинкрит?

– Я видел, что духи очень голодны вождь, – шаман поднял взор к небу. – Чтобы насытиться они выбрали твоего сына.