В этот момент Мечик взглянул на невыразительного человека с бокалом вина. Тот продолжал сидеть и пить, но уже, казалось, не обращал на компанию никакого внимания.
– А давайте съездим в эти усадьбы и посмотрим, – предложил Мечислав.
Молодые люди расплатились и отправились в усадьбу Станиславово.
Небольшой дворец с монограммой короля, старые деревья, остатки ворот и два флигеля. Перед главным фасадом изящной резиденции, в вестибюле которой друзья осмотрели две шикарные, старинные печи, в стиле неоготики, стоял неподписанный памятник.
Затем они посетили Понемунь. В этой усадьбе историки видели изуродованную пристройками неоготическую часовню, небольшое строение, смахивающее на дом Мицкевича в Новогрудке, и сам дворец короля, от которого осталось немногое. Друзья также не отказали себе в удовольствии спуститься в огромный овраг, раскинувшийся бок о бок с бывшей резиденцией.
Напоследок они отправились за Неман, в усадьбу Августово. Королевский дворец в ней не сохранился, но на месте была часовня, построенная аристократами, владевшими усадьбой после короля. Эта небольшая часовня с куполом, представляла из себя редкий тип постройки – скрытая ротонда. Она была прямоугольной снаружи, а её зал – круглым.
Затем молодые люди засобиралась по домам. Владимир должен был жить у Мечислава. Вика же отправилась в дом, где жила во время редких приездов с учёбы, когда она покидала Вильно, и возвращалась в родной Гродно.
Холодный вечер наступал в городе, и зажигающиеся огоньки будто бы пронизывали каждого проходящего мимо них. Густой, сырой воздух, ползал под одеждой, наполнял собой лёгкие людей, спешащих домой с работы, щипал им глаза. Туман сгустился и играл со светом, рисуя тысячи световых снопов, которые обволакивали улицы, как паутина, гигантского паука, притаившегося где-то на крышах высоток, полных людских фигур, мелькавших в ярких, светящихся окнах.
Пару раз, среди тумана, Вике казалось, что за нею идёт какой-то человек и почему-то вспоминался профессор Литвакас. Наконец, неспешные шаги девушки услышал её родной дом – большая красная высотка, в элитном районе.
Вика была из хорошей и небедной семьи, ни лишённой тяги к прекрасному. Отец её был художником и, видимо, поэтому сама Вика прекрасно рисовала. С детства девочка тянулось ко всему красивому, и была упорна в учёбе.
Зайдя домой и раздевшись, девушка отправилась в душ. Через полчаса, укутав свою точёную фигурку в белый пушистый халат, она зашла в спальню, где стояла её большая удобная кровать. Рядом лежала книга Эдгара По, раскрытая на стихотворении «Сон во сне». Девушка видела, что всё вокруг как будто расплывалось. Обычно к ней не приходили сны, но на это раз, как только Вика закрыла глаза, её сознание провалилось в омут, полный видений…
Глава 4. Сон Вики
Большой овальный зал был слабо освещён свечами, потрескивающими в золочёных подсвечниках. В красивом, резном кресле, положив ноги в сапогах на бархатную подушку с кисточками, сидел человек, казавшийся погружённым в глубокие раздумья. Серебристые пряди на его голове делали его похожим на седого старика, вспоминавшего деньки беззаботной молодости. Шёлковые одежды и орден в виде звезды, на груди, поблёскивали в полумраке. Он теребил пальцами кружевной платок. У человека были большие глаза и орлиный нос. На некотором расстоянии от него, в почтительной позе стоял старик, с большими усами, подпоясанный огромным, расшитым золотом, поясом. Можно было догадаться, что это подданный сидевшего в кресле.
– Ваше Величество, – мягко сказал усатый слуга по-польски, – тот, кого вы изволите ожидать – здесь.
Король Станислав Август Понятовский, не переставая теребить пальцами платок и не поднимая взгляда, тихо ответил:
– Пусть войдёт.
Через несколько мгновений в зале уже стоял худой человек, в странном, не по моде того времени, наряде, с усами и бородой, длинным носом, большими глазами. Он слегка поклонился королю.
– Вот вы и пришли, – сказал Понятовский, подняв взгляд на гостя. – Оставьте нас одних.
Усатый в золотом поясе и ещё один слуга, стоявший у мраморной статуи, поклонились и вышли, закрыв за собою двери. Какое-то время в зале была почти полная тишина. Были слышны шаги прислуги и гостей короля за дверями. Одна из свечей стала коптить и мерцать. Король смотрел на её пляшущий огонёк и продолжал теребить кружевной платочек. Наконец, отложив его в сторону, он поманил гостя к себе жестом руки и тихо произнёс:
– Подойдите поближе, Пануриш. В этом дворце и вообще во всех моих дворцах, столько ушей, что каждый мой вдох и выдох описывается и отправляется императрице прямиком в Петербург. И хотя мы с вами будет обсуждать моё личное дело, а не… – тут король возвысил голос, – упаси нас Всевышний, не бунт же… – он опять стал говорить тихо, – мне бы хотелось, чтобы о нашем деле знали только мы. Мы посмотрим, осуществится ли моё желание.
Король движением глаз указал на кривоногий пуф, мягкое сиденье которого было обтянуто красным бархатом, и когда его гость подошёл, снял с пуфа чёрную трость с серебряным набалдашником и сказал:
– Вы уверены, что это сегодня лунное затмение?
– Абсолютно.
– Сядьте, Яков.
За те несколько секунд, которые гость потратил, чтобы выполнить приказ короля, Понятовский успел раздражиться и несколько раз с силой дёрнуть небольшой серебряный жезлик, привязанный к трости.
– Они держат меня здесь в плену, почётном, но всё же плену, – грустно сказал король.
– Я знаю, что вы скоро отправитесь в Петербург, – медленно проговорил Яков.
– В столице врагов, так далеко от родины… – еле слышно прошептал король. – Я бы так хотел сейчас попасть в Лазенки.
– Вы вернётесь в Волчин, Ваше Величество, – странно посмотрев на собеседника и едва уловимо усмехнувшись, проговорил Пануриш.
– Мой родной Волчин?
Как это часто бывает с людьми измученными нервным напряжением, Понятовский вдруг резко захохотал и спросил гостя, будто бы невпопад:
– А правда, Яков, что в вашем роду все старшие сыновья носят тоже имя, что и вы? То есть Яковов Пануришей уже было много, и будет ещё больше, если, конечно, ваш род не угаснет.
Гость почтительно склонил голову и ответил:
– Да, Ваше Величество, вы полностью правы.
– Значит вы как Радзивиллы. У них было предназначено имя Николай для старших сыновей, не знаю, правда, соблюдается ли сейчас этот обычай? Но вы то, ясное дело, не Радзивиллы. Эх, мне сейчас вспомнился весёлый Кароль Станислав Пане Каханку. Чудак же, вот чудак, – и король снова громко захохотал, накручивая на палец кисточку от трости.
Какое-то время Понятовский ещё посмеивался себе под нос, но затем, не глядя на своего гостя, вынул откуда-то три золотые фигурки на толстой цепочке и, подняв глаза на Пануриша, протянул ожерелье ему. Яков взял вещь, которую протягивал король и, поднеся к лицу, пристально посмотрел на то, что было в его руках. Перед ним висели золотая бабочка, усыпанная мелкими бриллиантами, золотой кабан, покрытый изумрудами и золотая, хищная птица, похожая на сокола, украшенная рубинами. Золотая цепочка была массивной, с огромной застёжкой, выполненной в виде креста с розой, лепестки которой были серебряными. Очевидно было, что украшение стоит несметных денег.
– Всё правильно? – спросил Понятовский.
– Да, всё именно так, как должно быть, – ответил Пануриш.
Раздался бой часов. Каждый удар глухо отлетал от потолка к полу и, в полутёмном зале, эти звуки казались по-настоящему зловещими. Король вздрогнул при последнем ударе, мотнул головой, а затем сказал:
– Значит, я буду жить в Петербурге.
– В Мраморном дворце, Ваше Величество.
Скрестив руки на груди и покивав головой, Понятовский усмехнулся.
– Хорошо быть всеведущим, Яков? О вашем даре мечтают многие. Но я смогу загладить свой грех? Как и вы?
– Не так уж и хорошо, Ваше Величество, но я не жалуюсь. Грех не ваш, а мой.
Король встал, и Пануриш сразу же поднялся вслед за ним. Понятовский подошёл к окну. В дали темнел Неман, на противоположном берегу которого, мерцали огоньки в деревянных домиках, над крышами которых вился едва различимый дым. Пануриш стоял за спиной короля. В тусклом свете немногочисленных свечей вид у гостя был таинственный и мрачный.
– Ну что же… – сказал король.
Понятовский вернулся к своему креслу рядом с которым стояла небольшая шкатулка, вся покрытая изощрёнными завитками. Открыв её, король достал серебряную капсулу со своей монограммой и вопросительно посмотрел на Пануриша.
– Это то, что нужно, Ваше Величество, – сказал тот.
Королевский гость взглянул на свой перстень, на котором был выложен украшенный мелкими изумрудами треугольник. Король проследил его взгляд. Украшение стоило, очевидно, невероятных денег.
– Если бы я не знал, что вы тоже своего рода король, я мог бы удивиться наличию у вас такого сокровища, – сказал Понятовский.