Мои авианосцы

Я родился в апреле 1930 года в селе Никольском Кузоватовского района Ульяновской области. Родители были из многодетных семей; на двоих они имея семь классов образования, работали в колхозе. В моем роду моряков не было. Однако вся моя сознательная жизнь оказалась связанной с Военно-морским флотом, с боевыми кораблями и корабельными соединениями.

Я надводник. Двадцать восемь лет практически не сходил с палуб военных кораблей, делая лишь маленькие перерывы на краткосрочную переподготовку и повышение квалификации. Думаю, что моим коллегам трудно будет побить этот необычный по длительности пребывания на корабельных должностях рекорд.

Там, где я родился, морем и не пахло. Среднюю школу я закончил в селе Анненково, Пензенской области, где даже приличной речки нет. Все началось с того, что в старших классах, когда определялась моя судьба, многие из нас, пацанов, стали мечтать о море. Мы ходили в тельняшках, черных кителях, неизвестно где добытых, пели морские песни, читали книги о море. Результатом такого увлечения стало то,что пять парней из нашей сельской школы по разнарядке военкомата и путевкам РК ВЛКСМ в 1948 году поступили в высшие военно-морские училища и стали профессиональными военными моряками.

Кроме меня, это были Борис Авдонин, Володя Ашеулов, Олег Гаркин и Гера Морозов. Первые ушли с флота довольно рано, в 1960 году, в связи с хрущевским сокращением Вооруженных Сил СССР (когда был уволен один миллион двести тысяч человек). Гера Морозов закончил службу в звании капитана 1 ранга, стал кандидатом военных наук. Наша далекая от моря сельская школа, её воспитанники оставили свой след в трехсотлетней истории Российского флота. Дольше других односельчан служить на флоте посчастливилось мне.

Свои первые шаги я сделал в городе Ленинграде, пытаясь поступить в высшее арктическое училище гражданского флота. К счастью, недобрал на вступительных экзаменах необходимые баллы по математике и не был зачислен. Подал документы в знаменитое высшее военно-морское училище имени М. В. Фрунзе. Был принят на учёбу курсантом и переодет в настоящую морскую форму. Из-за того, что в училище был перевыполнен план набора, нас, сорок человек со стороны, отправили в город Баку, где в военно-морском училище был недобор. Там 3 сентября 1948 года я принял военную присягу, начал учёбу и закончил полный курс обучения по специальности офицер-артиллерист.Учился хорошо. На третьем и четвертом курсах ходил в отличниках. Диплом получил в первой сотне более чем из четырехсот курсантов.

В июне 1952 года, двадцатидвухлетним лейтенантом, после окончания Каспийского высшего военно-морского училища я прибыл на Северный флот. Мне предстояло добраться до Североморска, получить предписание в штабе и следовать на свой первый корабль – легкий крейсер «Чапаев».

И вот в разгар полярного лета я оказался в Североморске, в незнакомом городе на краю земли. Тогда он назывался поселком Ваенга. Там, на улицах Корабельная и Восточная, ютились жалкие, продуваемые со всех сторон лачуги с печным отоплением. Две такие развалюхи на улице Корабельной были предназначены для семейных офицеров с крейсеров «Чапаев» и «Железняков», составлявших гордость флота. В поселке было всего четыре благоустроенные пятиэтажки довоенной постройки. В одной располагался штаб флота, в другой – Военный совет флота. Последние две были отданы под семейные общежития офицерам ведущих управлений.

Весь надводный флот базировался на четырех причалах. Первый причал был отдан вспомогательному флоту и устаревшим кораблям времен Первой мировой войны, типа «Карл Либкнехт», а остальные причалы – зарождающимся соединениям эскадренных миноносцев. Все побережье от сопредельной Норвегии до Мурманска, особенно вдоль берегов Кольского залива, было буквально напичкано артиллерийскими береговыми и зенитными батареями.

Места базирования флота по тому времени были хорошо защищены и считались крепким орешком. Нынешние базы атомного подводного флота существовали тогда только в умах проектантов и на бумаге. Уже потом, много позже, мы осознали, зачем понадобилось крейсеру «Чапаев» в 1952 и 1953 годах совершить походы вдоль Мурманского и Терского берегов Кольского полуострова, с заходом в губы Оленья, Ягельная, Западная Лица, Ура и даже на острова Новой Земли. Шёл выбор мест базирования атомных подводных лодок. Видимо, крейсер с его размерами и осадкой был эталоном маневренности в узких проливных зонах, губах и заливах. В тех походах главными людьми после моряков стали строители и проектировщики. Они вели расчеты и составляли технические планы создания океанского флота. Но всё это будет потом, а пока речь пойдет о моем первом корабле.

Крейсер «ЧАПАЕВ»

В сороковые-пятидесятые годы крейсера традиционно делились па тяжелые и легкие. В начале шестидесятых появились принципиально новые корабли – ракетные крейсера. Сегодня крейсерами называются почти все крупные боевые корабли нашего флота – от авианосцев до атомных подводных лодок.

Легкий крейсер «Чапаев» создавался на основе разработанного еще до Великой Отечественной войны корабля проекта «68-Е». Предвоенная программа развития морского и океанского флота к концу 1942 года предусматривала строительство пяти легких крейсеров проекта «б8».

Всего планировалось построить17 единиц. Первые четыре корабля этого проекта были готовы в 1939 году, пятый – годом позже. Война помешала реализации этой программы, и уже заложенные корабли проекта «б8» пришлось достраивать в послевоенные годы, по новому проекту «68-К», с учетом опыта боевых действий флота.

Головной корабль этой серии ~ крейсер «Чапаев» – вошел в состав Военно-морского Флота в 1950 году.

Главным назначением кораблей этого класса были: действия в составе эскадры для вывода легких сил в атаку, поддержка корабельных дозоров и сил разведки, охрана эскадры от атак легких сил противника, защита своих коммуникаций.

Своим тактическим назначениям крейсер «Чапаев» соответствовал полностью. На этом корабле впервые в Военно-морском Флоте были применены отечественные радиолокационные средства обнаружения и опознавания воздушных и морских целей. Была установлена гидроакустическая станция для обнаружения подводных целей. Впервые использовалась артиллерийская радиолокационная станция «3алп», которая с высокой точностью позволяла измерять не только дальности и курсовые углы цели, но и отклонения падения снарядов по их всплескам.

В качестве универсального калибра на крейсере «Чапаев» были применены новейшие двухорудийные 100-мм палубно-башенные установки, обладающие хорошей баллистикой и высокой скорострельностью. Стабилизация башен позволяла стрелять по воздушным целям в тяжелых условиях качки. Также впервые использовалось дистанционное управление для автоматического наведения и стабилизации башен. Командиром именно такой башенной установки универсального калибра я начал службу на крейсере «Чапаев».

Служба на Севере, да еще на флоте, особенно сурова, требует отменного здоровья, высокой организованности и дисциплины. Слабым людям, карьеристам, гоняющимся за длинным рублем, здесь места не находилось. Крейсер славился своими делами на флоте, был его флагманом во всех новаторских начинаниях. Характерной особенностью нашего экипажа являлось то, что молодые офицеры, пришедшие из училищ или переведенные с других кораблей, очень быстро становились на ноги. Освоив в кратчайшие сроки первичные и последующие должности, они шли дальше. Причин этому было много. Главными из них можно назвать высокую профессиональную выучку и грамотность офицерского состава, его железную спаянность.

Не зря крейсер «Чапаев» считался на флоте кузницей кадров. Многие из офицеров-«чапаевцев» стали знаменитыми людьми: вице- и контр-адмиралами, кандидатами и докторами военных наук, лауреатами Государственных премий. Можно, конечно, перечислять знаменитостей, но мне больше хотелось бы отметить их учителей.

Главным наставником «Чапаева» был Гавриил Алексеевич Громов, мой первый командир. Он возглавил крейсер «Чапаев» после его трагического столкновения в тумане с эскадренным миноносцем «Ответственный» 26 апреля 1952 года. За два года Г.А. Громов сделал из него «конфетку», заложив устойчивую организацию службы и образцовый порядок. Гавриил Алексеевич пришел на «Чапаев» без повышения. До этого он командовал крейсером «Ворошилов» проекта «26» на Черноморском флоте, имел огромный опыт службы на крейсерах. Именно это и позволило ему внести новый заряд энергии, организованности и порядка в коллектив корабля, в его ратные дела. А ведь над крейсером «Чапаевым» с самого его рождения висел какой-то командирский рок.

Первым его командиром в октябре 1947 года был назначен один из лучших моряков Балтики,

прославившийся в годы Великой Отечественной войны, гвардии капитан 1 ранга Н. И. Мещерский. Он был из дворян, старинного княжеского рода. Службу на флоте начал в 1920 году. Прошёл все корабельные должности по минно-тральной специальности до командира Морского оборонительного района. Перед назначением на «Чапаев» два года командовал гвардейским минным заградителем «Марти».

Во время заводских ходовых испытаний в октябре 1949 года случилось трагическое происшествие. При возвращении увольняемых с берега на внешний рейд Таллинна, где стоял на якоре крейсер, баркас перевернуло штормовой волной. Более пятидесяти моряков погибло, не удалось спасти ни одного. Хотя это произошло в отсутствие командира, его признали виновным, отстранили от должности и отдали под суд за преступно халатное отношение к исполнению своих служебных обязанностей. Военный трибунал приговорил его к пяти годам лишения свободы. Впоследствии по личному ходатайству военно-морского министра Н. Г. Кузнецова летом 1952 года Н. И. Мещерский был досрочно освобожден.

Умер в июне 1953 года.

Вторым командиром после Мещерского был капитан 1 ранга Г. С. Абашвили. Он успешно

провел государственные испытания, которые длились до мая 1950 года. За создание легкого крейсера проекта «68-К», как заместитель председателя приемной комиссии, был удостоен Сталинской премии 1-й степени и ушел на повышение по службе.

Третьему командиру, капитану 1 ранга Подруцкому, как и первому, не посчастливилось, он

попал под суд за столкновение крейсера с эскадренным миноносцем.

Вот так, то вверх, то вниз, качалась «командирская стрелка» самого крупного и сверхотлично оснащенного по тем временам артиллерийского корабля.

У Гавриила Алексеевича Громова (сужу по впечатлениям своей лейтенантской юности) поначалу не было уверенности в том, что его «стрелка» поползет вверх. Нам тогда казалось, что он вздрагивал при каждом докладе с вахты о предпосылках к происшествиям и резких изменениях погоды, которых, в отличие от Черноморского флота, откуда он пришел, было

более чем достаточно. Но по мере более близкого знакомства с экипажем и, прежде всего, с офицерским составом: солидными «бычками» (командирами боевых частей), зрелыми комдивами (командирами дивизионов), бесшабашными «группенфюрерами» (командирами групп, башен, батарей) – он все более заражался оптимизмом и верой в славное будущее своего корабля. Так оно и вышло. Крейсер под его командованием стал гордостью флота, с честью пронес имя героя гражданской войны, всенародно любимого Василия Ивановича Чапаева, в течение, короткой для такого класса корабля боевой жизни.

Безусловно, были и другие, не менее именитые корабли на флоте, с не менее знаменитыми

экипажами и традициями. Но я с такой любовью вспоминаю «свой» первый корабль, «свой» первфй экипаж, который дал мне путевку в настоящую морскую жизнь!

Становление

Хочу подчеркнуть, что, независимо от исторического периода развития флота, в становлении молодых офицеров, главным условием всегда будет выступать строгая уставная атмосфера, в которой органически сочетаются высокая требовательность к каждому члену экипажа и персональная забота о нем. В этом я убежден.

Офицеры с благодарностью вспоминают службу в экипажах, где уставы, в первую очередь

Корабельный устав, были и есть в почёте. Там мудрость морской службы постигается намного

быстрее и менее болезненно. Неукоснительный и жесткий распорядок дня, хорошо составленный и безупречно выполняемый суточный план боевой подготовки ставят всех, и прежде всего молодых офицеров, в железные рамки, отступление от которых даже в мелочах – почти чрезвычайное событие. Для недавнего курсанта это может быть непривычным и тяжелым. Зато вырабатывается привычка к порядку, прочно усваиваются обязанности – необходимый фундамент для всей последующей службы. Четкость во всем: в распорядке дня, в подаваемых командах, в их исполнении.

Помню, на крейсере «Чапаев» ошибка в команде, объявленной с вахты, вызывала немедленную

реакцию и командования, и экипажа. Даже такое мелкое разночтение, как” команде чай пить” ,

вместо” команде пить чай”, всем резало слух. Такая мелочь помогала правильно понимать

значение устава, каждая буква которого проверена трехсотлетней историей Российского флота.

Обстановка была такой, что нерадивость, нарушения устава, недобросовестное отношение к

несению вахты вызывали единодушное порицание. И мы опасались его, нам было стыдно. А если офицеру стыдно перед командованием и сослуживцами за личные упущения в службе, за

недостаточный порядок в подразделении, за низкие показатели в учебной стрельбе или

несвоевременную сдачу зачетов, – значит, он на верном пути. Значит, и коллектив корабля сильный, здоровый, помогает командиру в становлении новичка.

Офицер за свою жизнь, как правило, служит на различных кораблях, но, как первая любовь, в памяти остается тот, где он сделал первые шаги. Для меня это крейсер «Чапаев», он был нашей гордостью. Всё, что отличало его от других кораблей, было делом наших рук. Мы ощущали себя достойными славы, добытой в нелегком соревновании с сильными соперниками. Страшно было подвести экипаж, не оправдать возложенных на тебя надежд. Отсюда рождалось стремление постичь всё в совершенстве. У нас, молодых офицеров, считалось похвальным не просто выполнить те или иные уставные положения, команды, корабельные ритуалы, а выполнить их особенно четко, красиво, даже щегольски. Это давалось не только знанием устава, но и особым духом службы. Мы многое перенимали у старших, более опытных товарищей, поддерживали традиции, установленные нашими предшественниками. В салоне кают-компании и прилегающих к нему коридорах развешивались оценочные листы с оценками несения дежурно-вахтенной службы, листы становления и роста офицеров, их успехов.

Оформлялись стенды с фотографиями передовых вахтенных офицеров, вахтенных механиков, дежурных по кораблю и боевым частям. Увидеть свою фотографию на таком стенде было почетно для любого офицера. Постоянную прописку на этой своеобразной доске почета получили капитан-лейтенанты: Владимир Соловьев, Василий Ткач, Александр Никитин, Михаил Крылов, Ян Павлик; старшие лейтенанты: Владимир Гринчук, Николай Бочаров, Юрий Бабминдра, Генна-дий Чекип, Валентин Зайковский, Евгений Востриков; лейтенанты: Михаил Шишкин, Анатолий Благодеров, Виталий Кононов и Виктор Трушкин.

Наука исполнения своих должностных обязанностей, а также обязанностей дежурного по кораблю, вахтенного офицера, передавалась в ходе всей совместной службы. Трудно припомнить случай, когда офицера назначали командиром дивизиона или боевой части через ступень или раньше положенного срока. Время подтверждает, что принцип последовательности и преемственности – одно из главных условий становления офицера.

Старший лейтенант – это своего рода наставник.