Опаленные войной

Подошел в это время рослый белобрысый, синеглазый парень, лет двадцати пяти. Поздоровался со всеми за руку.

– Видишь, Лёша, с отцом твоим про войну вспоминаем, – пояснил ему наш разговор председатель. Он нам представил парня: «Это Грибанов младший, Алексей Васильевич. Перспективный парень. Сельхозтехникум окончил, армию отслужил, бригадиром теперь на полевых работах».

– Бригадиром? – вскинул на него пытливый взгляд Орлов, – ну, что ж, дело хорошее.

– А вы разведчиком были? – парень восхищенно смотрел на ветерана и его награды. Глаза его не могли оторваться от знака «Почетный чекист», который сверкал на лацкане синего пиджака.

– Был.

– Вам повезло. Я бы тоже в разведчики пошел. А отец, вот здесь, в оккупации был. Хлебнул он горя. Бывает, кричит во сне, а то проснется ночью и сидит возле бани курит. Я ему всегда говорил, что правда, она свою дорогу найдёт. А в прошлый год к нам финны приезжали. У нас ведь с ними дружба. В гости звали, хотят опытом делиться. Сельское хозяйство у них, ведь и, правда, на высоте. Через неделю наша районная делегация в Йоэнсу едет и меня включили.

– В Йоэнсу, говоришь? Да, меняются времена.

Наш катер, выйдя из залива, набрал обороты и поднялся на крыло. Под звон колоколов Кижского собора, вздымая волны, понесся он к Петрозаводску. С кормы в лучах заката хорошо была видна сгорбленная фигурка старика, сидящего возле бани на колоде, вскоре она стала неразличимой и пропала из виду совсем.

    Петрозаводск, 2010 г.

В прицеле

Детство кончилось

Когда началась война, Лие исполнилось шестнадцать лет. Она только что окончила 9 классов и уехала на каникулы к бабушке. Ей нравилось в карельской деревне проводить лето. Она родилась там и до пяти лет прожила. Потом ее отца перевели по службе в Саранск, пришлось уехать вместе с ним и Лие с мамой. Деревенька, где был бабушкин дом, стояла на реке Олонке недалеко от Ладоги, куда с местными ребятами она ходила купаться. Всем сердцем девчонка любила и бабушку, и ее деревеньку, и все, что ее окружало. В Саранске, были у нее и подруги, и друзья, но возвращаться каждый раз сюда, где все было с детства знакомым, всегда особенно приятно. Здесь в деревенском бревенчатом доме с огромной русской печкой даже запах был другой. А как ей нравилось с соседскими девчатами ходить на вырубку за малиной и слизывать с блюдечка пенки от только что сваренного варенья, которое так мастерски делала ее бабушка. А как вкусны были карельские ватрушки из ржаной муки с картошкой, у которых было смешное название: «калитки». Это было объеденье, особенно если были они горячими, только что из русской печки и со свежим маслом.

Сообщение о войне свалилось на деревню из черного репродуктора на столбе, как гром среди ясного неба. Сразу вся жизнь пошла как-то по-другому. Беззаботное детство кончилось. У взрослых сделались лица озабоченными, а сводки Информбюро приносили все долее тревожные вести. Обсуждала нахлынувшую на страну беду даже школьная детвора.

Ведь еще совсем недавно, когда они учились в школе, то собирали металлолом для Красной армии и флота. Одни собирали его на строительство танка, другие на сторожевой корабль. Среди взрослых тогда проводились денежные сборы: «На постройку истребителя» или «на новую подводную лодку».

С некоторыми странами у СССР был заключен мирный договор, однако все знали, что должны быть готовы воевать и относились к этому серьезно. Школьники гордились друг перед другом значками ГТО, ОСАВИАХИМ, спортивными разрядами и пели песни, которые слышали каждый день по радио: «Если завтра война, если завтра в поход…» или «От тайги до Британских морей Красная армия всех сильней».

Лия, как и ее сверстники, была уверены в том, что Красная Армия непобедима и врага мы будем бить только на его территории.

В кинотеатрах тогда крутили фильм «Трактористы». И взрослые, и подростки обожали этот фильм, а девчонки влюблялись в лихого артиста Николая Крючкова, который прыгал на танке через мосты и давал полторы нормы на тракторе. Была, правда, недавняя Финская война о которой взрослые не очень любили рассуждать. Говорили. Что потери у нас были большие. Но ведь главное было то, что СССР одержал очередную победу и присоединил к себе ряд финских территорий. Значит, мы опять победили, значит у нас самая лучшая армия. Лихо, распевая о том, что «…маршал Ворошилов – первый красный офицер, сумеет постоять за СССР!», все верили в это утверждение безоговорочно.

Когда началась война, с первых ее дней, Лия со сверстниками часто спорили о том, сколько дней понадобится нашей стране, чтобы разбить немцев. Но дни проходили, а сводки с фронтов приходили все серьезнее. Каждый день с напряжением и надеждой в квартирах слушали новости, которые приходили из черной тарелки репродуктора, висящего на стене. Люди, слушая известия с фронта о потерях и оставленных противнику городах, невольно задавали себе вопросы: «Да, как же это могло случиться? Почему армия, которая «всех сильней» отступает? Где прославленные «сталинские соколы», и как они позволяют бомбить советские города? Но, не всегда эти мысли произносились вслух, чтобы не попасть в число «паникеров и предателей». Включилась вскоре в войну и Финляндия. Уже в августе Ильинский лесозавод, который был в трёх километрах от бабушкиного дома, попал под первую бомбежку. За Лией приехала мама и увезла в Саранск.

Казалось тогда, что в Мордовии будет спокойно, ведь она южнее и восточнее Москвы, а, стало быть, и война там вряд ли людей коснется. Однако, тяжелое дыхание войны, которая становилась все ближе, там тоже ощущалось всеми. В октябре отца из Саранска перевели куда-то под Москву, присвоив звание капитана. От него пришло за два месяца три коротких письма, а в декабре вместо письма пришла похоронка, и маме вручили денежный аттестат для семьи погибшего офицера. Как сотни других, в составе отдельной стрелковой дивизии он погиб, защищая столицу нашей Родины.

Жизнь в Саранске все больше осложнялась. Продукты в магазинах продавали только по карточкам, а норма была невелика. Жить приходилось впроголодь. В двух школах были развернуты госпитали. Туда привозили раненых. Особенно тяжелых перевозили потом еще дальше, за Урал. После уроков, Лия и ее подруги ходили на курсы медсестер и помогали ухаживать за ранеными бойцами. Люди сдавали кровь для спасения жизни раненых. Женщины, и старые, и молодые, вязали для солдат носки и варежки, иногда на последние деньги покупали махорку, папиросы и все это посылали на фронт. Писали солдатам письма. Все в этой трудной жизни как-то сплотились под лозунгом: «Все для фронта, все для Победы!».

Развернулось среди старшеклассников спортивное движение «Ворошиловский стрелок». У Лии и раньше были неплохие результаты по стрельбе. Когда в начале 1941 года в школе сдавали спортивные нормы на значок ГТО, то Лия на занятиях стреляла лучше многих мальчишек. Она записалась в стрелковый кружок и ей вскоре присвоили 2 разряд по стрельбе из малокалиберной винтовки, а потом, после стрельб из настоящей боевой винтовки и звание «Ворошиловский стрелок».

На комсомольском собрании перед выпуском Лия и ее одноклассники решили в военкомат идти всем классом, а там просить, чтобы всех отправили на фронт. Да так и сделали. Военком вышел к делегации и развеял все их устремления воевать вместе.

– Не торопитесь, ребятки, под пули идти, – сказал он, – не сегодня, так завтра повестки вам вручат, тогда и явитесь. Девчонкам я бы посоветовал поменьше обивать пороги военкоматов. Не женское это дело-война.

Лия пошла работать учеником токаря на электромоторный завод. Тяжело было девчонке, в которой самой весу чуть меньше пятидесяти килограммов, таскать восьмикилограммовые болванки по три десятка за смену, которые еще нужно было обтачивать на станке. Отклонение допускалось не более одной десятой миллиметра. Работу проверял мастер. Десятичасовой рабочий день. За день Лия так уставала от этих болванок, что иногда ей казалось, что руки у нее до земли отвисают. Цены на все поднялись неимоверно. Поэтому Лия и ее подруги все время ходили полуголодные. Платили за работу 900 рублей в месяц. Раз в месяц выбиралась Лия с подругами на танцы под патефон в клуб текстильщиков. Чаще не получалось, уж очень хотелось выспаться.

Однажды, после майских праздников 1943 года, ее лучшая подруга Таня Крутова, которая рядом стояла у станка, сказала: «Пойдем-ка мы Лия с тобой в армию запишемся: и дело новое, и кормят там, говорят, хорошо». Так они и сделали. Выслушали их в военкомате, записали данные и отправили домой. Через неделю Тане пришла повестка, ее призывали в действующую армию санитаркой. Лия, вся расстроенная таким поворотом дела, побежала к военкому и резко выразила ему свою обиду. Он ответил просто: «Настанет и твой черед». В начале июня, получила повестку и Лия. Отправили ее, согласно выписанному предписанию в г. Подольск. Там уже действовала недавно организованная школа снайперов. Точнее она называлась ЦЖШСП – (центральная женская школа снайперской подготовки).

Лия попала во второй набор. Первый только что отправили на фронт. Они еще застали погрузку в последние грузовики девушек в военной форме и махали им вслед руками. В ее жизни начинался новый этап.

Другая жизнь

Настала у Лии, так же как у ее сверстниц, прибывших в эту школу снайперов, теперь совершенно другая жизнь. Началась она с медкомиссии, где заседали строгие военврачи. Врачи в медицинской приемной комиссии были обоего пола. Честно говоря, стоять абсолютно голой перед мужчинами, даже если они в белых халатах и лет им в основном за пятьдесят, ей, девушке воспитанной с детства в строгих правилах карельской деревни, было не по себе. Естественно, что стояла она, переминаясь с ноги на ногу, пытаясь прикрыться листком бумаги, на котором пишут результаты обследования врачи. Даже председатель комиссии прикрикнул на нее: «Что ты там скукожилась, как Венера Милосская? Руки по швам, привыкай к военной выправке». Лия, вспыхнув, вся зардевшись от стыда и смущения, не зная, куда деться.

Выручила ее коренастая девушка, которая стояла в этой голой очереди сзади нее.

– Это ничего, – услышала она звонкий насмешливый голос, – главное, чтобы больше ничего венерического не обнаружили, да и швов, товарищ военврач на ляжках нет.

– Р-разговорчики отставить, – прорычал, привставая со стула, представитель школы, – кто там такой находчивый? Фамилия?

– Вера Курдюкова, – отчеканила она, шлепнув голыми пятками по-гусарски и выпятив свою грудь так, что соски подпрыгнули сантиметров на пять.

– Считай, что первое взыскание уже заработала.

Потом девчатам выдали солдатскую одежду и отправили в баню. Перед баней всех остригли почти наголо, оставив волосы не длиннее полсантиметра. Многие расставались со своими косами с сожалением. Не у всех одежда подходила по размеру, особенно много мучений было с сапогами. У некоторых они были на три размера больше. Однако девчата за время двухнедельного карантина научились и воротнички подшивать, и форму подгонять, и из мужских кальсон трусы себе кроить. Да и сапоги руководство постепенно недели за две заменило, подобрав всем по размеру.

В школе было две роты по сто пятьдесят человек в каждой. Каждый день начинался с километровой пробежки и занятий физзарядкой. Завтрак в столовой, в которую ходили строем непременно с песней, а потом занятия по расписанию: строевая подготовка, изучение знаменитой винтовки – трёхлинейки Мосина, ориентирование на местности, определение расстояний до целей, теория стрельбы. После занятий каждый день была уборка помещений, а еще через каждые день или два – разгрузка дров и эшелонов с мукой или углём. К концу дня курсантки буквально валились с ног от усталости.

Чего греха таить, ведь когда Лия подавала заявление в военкомат, то не только желание реально сражаться с врагом ею руководило. Она думала, что на войне, конечно же, наверное, будет страшно, но хоть ночью удастся выспаться и тяжелые снарядные болванки таскать будет не нужно, а наесться можно будет до отвала.

«Господи, какая же я была глупая!» – вырвалось у нее однажды вслух, когда они лежали в койках после отбоя.

– Что, маму вспомнила? – спросила ее шепотом Вера.

– Вспомнила и маму, и подруг, и танцы в клубе…

– Понимаю. Завтра и мы опять протанцуем версты три под дождичком с винтовками на плече.

У них уже был день присяги, после чего за каждой закрепили личную винтовку. Стрелять и чистить можно было только свою. Начались стрельбы. Стрелять не в тире было нужно, а на стрельбище. До него почти пять километров, которые нужно было пройти в кирзовых сапогах, с винтовкой со штыком, а еще на курсантках была шинель, свернутая в скатку, саперная лопатка, подсумки с патронами, противогаз и полевая сумка. Отстрелялись и пешком обратно. Это было обязательно до обеда в любую погоду.

Нужно отдать должное кормили в этой школе не плохо. Несмотря на интенсивные физические нагрузки, некоторые девчонки даже начали прибавлять в весе. Толстыми, правда, так никто и не стал.

Учили курсанток не только метко стрелять по мишени. Преподавали основы баллистики, умение выбирать цель, вести наблюдение за объектом, объясняли траектории полёта винтовочной пули, учили заполнять дневник снайпера, основы маскировки и др. дисциплины. Умение маскироваться отрабатывали на местности. Пришлось целые кубометры земли перекидать саперной лопаткой. Через три месяца привезли курсанткам долгожданные снайперские прицелы. Выпускать их только начали. Конечно же, каждый прицел ценился очень дорого, и отношение к нему было соответствующее. Прицелы были четырехкратные, очень надежные, хотя всем объяснили, что лишний раз его не нужно встряхивать и, не дай Бог, уронить винтовку с установленным на нее таким прицелом. Потом была длительная отработка действий снайперов в паре.

В нашей армии это была уже установившаяся традиция. Говорят, что у немцев и финнов, да и в Красной армии в начале войны, многие снайпера действовали в одиночку. После Сталинграда у нас это было исключено. Работала по целям всегда снайперская пара. К этому времени каждая курсантка уже подобрала себе подругу. Так было проще. Ведь лучше всего иметь дело с тем, кому полностью доверяешь.

Лия недолго думала, кого выбрать в напарницы. Ее парой стала та энергичная девчонка, Вера Курдюкова. Родом она была из деревни в Архангельской области.

Первое впечатление, которое она производила, это были: беззаботность и бесшабашность. Однако за ними скрывались огромная выдержка и бесконечное терпение. Враг не мог чувствовать себя спокойно, когда она брала в руки винтовку. Может быть, ей было немного легче, чем Лие. Ведь на охоту у себя Вера начала ходить с четырнадцати лет, а к семнадцати работала по пушнине лучше многих мужиков. Кроме того, она умела постоять за себя. В каждом коллективе всегда идет притирка характеров. Вера с первых же дней дала почувствовать, что с ней лучше не связываться.

– Держись меня, не пропадешь, – сказала ей Вера, когда после бани Лия боролась с непривычными ее ноге портянками. И она почувствовала, что так, наверное, оно и будет. Нехитрую науку наматывания портянок она освоила с помощью подруги в этот же день.

Снайпером быть интересно

В школе натаскивали курсанток хорошо. Стреляли они с инструкторами с разных дистанций и в разное время суток. Частенько на занятиях им говорили, что такая школа в мире единственная. Так, в сущности, оно и было. В таком массовом количестве снайперов не готовили нигде, тем более из вчерашних школьниц.

Учили девушек опытные снайперы, которые уже сами прошли школу войны. Снайперскими парами девчата, в любую погоду, часами лежали в ими же отрытых ячейках, или временных укрытиях, наблюдая за учебным полем боя. Там были самые разные объекты, Некоторые из них могли двигаться и были еще появляющиеся. Сначала наблюдение вела одна из пары, а через час вторая. Глаза уставали очень. Все увиденное заносилось в дневник. Иногда наблюдение велось с ведением огня, а иногда без стрельбы, но зато с другой стороны в это же время за ними наблюдала другая снайперская пара.