Опаленные войной

– Сколько их было? Кто еще с ним?

– Еще двое точно. Я их не знаю. Орлов говорил, что у него родня в Великой Губе. Петр Мунаков, они у него остановиться хотели.

– Ясно.

«Херра каппралли, тулэ тянне», – подозвал усатый пожилого финна с нашивками на рукаве. Он заговорил по-фински, очевидно передавая ему полученную информацию. Тот согласно кивал головой, показывая, что понял, а потом побежал в комендатуру и начал звонить начальнику гарнизона.

– Они что, у тебя дома отсиживались? Продуктами, небось, партизан снабдил?

– Нет, что вы, они с озера пришли.

– Ладно, иди домой и сиди тихо. Завтра следователь финский приедет, ему все и расскажешь.

Ночью преследовать советскую диверсионно-разведывательную группу финны не решились. Однако все посты и гарнизоны Заонежья были предупреждены об опасности ее появления. След Орлова с товарищами затерялся в лесах Карелии. Время от времени только, то там, то здесь взлетали на воздух мосты, кто-то перерубал телефонные линии, в деревнях загорались фуражные склады и расклеивались листовки. Сначала финны полагали, что это дело рук неуловимого Орлова с товарищами. Вскоре оккупационные власти где-то добыли его портрет. Во всех деревнях и поселках он был развешен в видных местах вместе с объявлением награды за его голову в десять тысяч марок. Но иногда такие акты совершались в нескольких местах одновременно. Это уже начинало действовать организованное им подполье. В некоторых деревнях, таких, как скажем Мунозеро, десятки людей знали, что Орлов пришел подкрепиться и в баньке помыться, но финнам об этом никто не сообщал. Не было на всю деревню ни одного предателя. Зато регулярно на связь выходила неуловимая радиостанция, которая посылала шифровки о дислокации противника в разведцентр.

Возвращение

Прошло больше месяца, когда Орлов получил приказ из центра возвратиться на советскую сторону. Когда группа пробиралась через линию фронта, с неба уже начали сыпаться «белые мухи», как говорили карелы. Вот тогда-то их и засекли. Финны после первого же снега использовали тактику российской пограничной стражи. Некоторый опыт полученный ими, когда Великое княжество Финляндское входило в состав Российской империи, они использовали весьма успешно. Вокруг каждого населенного пункта они образовывали контрольно-следовую линию. Пока снег был неустоявшимся, это была дорожка следов дежурных нарядов. Когда снега выпадало побольше-это уже была лыжня. Каждое ее пересечение фиксировалось. Тщательно проверяли, что за нарушители режима появились в зоне их действий. Поисковая группа финнов вцепилась в них бульдожьей хваткой. Разведчики шли, минуя дороги, по болотам, уже вторые сутки. Хорошо еще, что у противника не было розыскных собак, но следопыты у них были опытные, а упорства им было не занимать. И те и другие не могли себе позволить отдыхать больше, чем пятнадцать минут. Они шли по компасу, выбрав примерное направление в сторону Пудожа, временами постреливая с холмов по своим преследователям. Финны тоже шли без подкрепления. Когда у Орлова, от усталости поплыли зеленые круги перед глазами, он сбросил с себя рацию в болото, а Колганов утопил комплект питания весом с полпуда. Оставался последний бросок через болото, за которым полоса проволочных заграждений, а за ними такая долгожданная советская земля, зарывшись в которую, в окопах их ждали боевые друзья.

Проклятое болото было не только топким, но почти без растительности. Редкие кустарниковые березки и чахлые сосенки, которые не доставали им до пояса, были неважным укрытием от чужих глаз. Финны же наоборот взобрались на лесистый бугор, уже преодоленный разведчиками. Расстояние резко сократилось. Тут и ужалила сержанта Колганова в голень финская пуля. Охнув, он упал в болото и скрипел зубами от боли. Орлов ощупал его ногу и понял, что дело плохо. У разведчика была перебита кость голени. С такой ногой никуда не уйдешь. На месте в этом болоте стоять было нельзя. Моментально начинала выступать из-под моха вода, и человек медленно тонул в торфяной жиже. Метрах в пятидесяти виднелось не большое каменистое возвышение метров, похожее на затонувшую вверх дном лодку, с мшистым валуном посередине. Туда они с Иволгиным и оттащили товарища. Кривясь от боли, Колганов взглянул им в глаза. Разведчики поняли друг друга без слов.

«Гранаты оставьте… Михалыч, я задержу их», – скрипя зубами, превозмогая боль, выдавил из себя партизан. Они сбросили возле него все лишнее. Себе оставили только автомат с тридцатью патронами у Иволгина и пистолет у Орлова, да еще захваченные у врага документы. Три диска к автомату, да три гранаты, вот все, чем теперь измерялся срок жизни Степана Колганова. Они обнялись с ним и пошли на восток, не оборачиваясь и утопая в заснеженном болоте. Это была последняя их возможность оторваться от преследователей. Через полчаса со стороны болота донеслось стрекотание автомата и буханье винтовок. Потом раздались взрывы гранат. А затем наступила тишина.

В темноте разведчики преодолели заминированные заграждения и столкнулись с красноармейцами из боевого охранения. Закончился очередной рейд, который продлился больше месяца. Когда утром Начальник войсковой разведки объявил Орлову и Иволгину благодарность командования фронтом, они, привычно откозыряв, отчеканили: «Служим трудовому народу!»

Эпилог

С Алексеем Михайловичем Орловым мне довелось встретиться 9 мая в год 30-летия Победы. Крепкий, пожилой мужчина, с множеством орденов и медалей на темно-синем пиджаке гражданского покроя привлекал внимание и ветеранов, и молодежи. Меня представил ему ветеран войны из нашего управления, с которым они были давно знакомы. Орлов охотно отвечал на мои вопросы, но его другие постоянно прерывали, поскольку очень многим хотелось с ним поздороваться, вручить живую гвоздичку или просто пожать руку. Узнать мне хотелось многое и подробно. Договорились мы с ним встретиться уже в день освобождения Петрозаводска в конце июня. Официальные мероприятия в этот день закончились быстро и вскоре Орлов, как и обещал, пришел на Набережную.

Заговорили о войне. Вспомнили партизан. Товарищ мой спросил у Алексея Михайловича:

– А Вы давно бывали в Ламбас-Ручье, Великой Губе, Кяппесельге, там где ходили тропами разведчика?

– В Кижах был в прошлом году, а в этих местах давно не доводилось, считай с войны.

– Если хотите, можем прокатиться. Погода хорошая, да и вспомните молодость.

– Так это же далеко. На машине километров двести пятьдесят добираться. По плохой грунтовке весь день уйдет, а то и два.

– Можно и быстрее. Думаю, гораздо быстрее уложимся. Пойдемте к причалу.

Вскоре мы уже мчались на милицейском катере, на подводных крыльях в сторону Ламбас-Ручья. Высадились на теплоходной пристани.

Орлов вспоминал, где, как и что происходило. Сопровождал нас молодой председатель сельсовета, он и давал необходимые разъяснения.

– Здесь конюшня была.

– Сгорела от молнии года три назад.

– В школе финская казарма была.

– Отремонтировали. Занятия там идут. Сейчас, правда, каникулы, так закрыта.

– Вот тут комендант Пернонен жил, – глянул он на красный флаг над домом.

– Сельсовет там сейчас, зайдемте.

Мы зашли впятером. За нами уже потянулись любопытные ребятишки.

Орлов, огляделся в комнате.

– А стол тот же самый, – сказал он, глянув на двухтумбовое дубовое сооружение, – на него тогда взрывная волна пришлась и дверям досталось, – погладил он посеченное осколками, крепкое свежевыкрашенное дверное полотно.

– Где вы высадились, помните?

– Конечно, вон в конце деревни.

Мы подошли к старой баньке на берегу. Из-под крыши ее валил дым, банька топилась по-черному. Была суббота и, похоже, хозяин дров не жалел.

Из баньки вышел сгорбленный старик и опираясь на палку, прихрамывая, пошел было к дровянику.

– Здоровы будете, Василий Степанович, – поздоровался с ним председатель.

– А, это ты, Гришаня, ну здравствуй, – ответил ему тот, подслеповато вглядываясь в него и нашу группу.

– Вот тут товарищи интересуются партизанами. Как комендатуру разгромили, Вы же тогда здесь жили. Помните, наверное?

– Как же не помнить, – он сел на колоду и оперся двумя руками на свою суковатую палку.

– Орлов тогда, участковый наш с товарищами это совершили. Вечная им память. А финны потом всю деревню перешерстили. Человек десять арестовали как пособников и в лагерь отправили.

– А Вас не тронули?

– Плетей и мне досталось, шрамы до сих пор есть, но я молчал, никого не выдал.

– Вот бы Вам с Орловым снова встретиться?

– Да, было бы что вспомнить. Это я ведь тогда его обогрел, еды на дорогу дал, на коменданта вывел.

– Так тебе, Грибанов, может орден надо было дать? – не сдержался Орлов, подойдя вплотную к старику.

Тот вскочил, опираясь на палку и, широко открыв глаза, всмотрелся в говорящего: Алексей Михайлович, живой значит?

– Живой как видишь, а вот Мунакова Петра в Великой Губе повесили, хотя он мне родственником не был, а наоборот, с финнами сотрудничал. Ошибочка у них вышла. Значит, Родина не оценила твой подвиг?

– Почему же? Восемь лет отсидел от звонка до звонка.

– Мы на его реабилитацию документы послали, вмешался председатель, – вы же знаете сколько тогда невинных людей по чужим наветам во «враги народа» записали и по 58 статье в лагеря отправили. Сейчас многих уже реабилитировали.