Склеп духовных скреп

Склеп духовных скреп
Евгений Александрович Козлов

Отправляясь в небольшое путешествие вместе с главным героем этой повести по дороге реалистичной антиутопии, вы прочтете простейшую историю с заключенным в ней непростым смыслом. Готовьтесь к тому, чтобы в конце пути не остаться прежними. Кто-то из вас оскорбится правдивостью, а кто-то оправдается скорбностью. Как бы то ни было, всегда можно повернуть назад, либо вовсе оборвать повествование закрытием книги. Лишь бы саму жизнь не возвращать в прошлое, чтобы тем самым не прерывать путь к светлому будущему.

Предисловие.

Покуда протестуешь – молод. Смирился – встречай старость.

Бог создал человека, дабы человек создал бога. В мироздании всё перемешалось, и уже не определить, где вера, а где безверие, где истина, а где всего лишь воображение. Поговаривают, будто божество обитает высоко и потому человеческим разумом божественное провидение не постичь. Также уверяют многие, что властители земные от простого народа далеки. Небожители, они все таковы. Вот только все эти господа небесные, да земные, только часть правды милостиво отворяют, подобно тюремным решеткам, тогда, как главные истины недосягаемостью тайной берегут. Видимо потому простым людям только крошки достаются с барского стола, дескать, вот вам священные писания, вот вам божьи повеления, вот вам закон конституционный. Слепо вчитывайтесь и беспрекословно верьте букве. Так вот же где оказывается, запрятана вся сила государей и божеств, их могущество в чернилах, да в бумаге. Тогда как без бумаги они от других неотличимы. О ком же тогда книги те толкуют? О людях сказывают, кои когда-то жили, цивилизацию лепили и из глины той храм себе соорудили. В тот храм и доныне влачат богатства, будто бы богу оно нужно. Вот жертвенник этого храма, а на нем войны, воинства, разрушенья, слезы, кровь и геноцид. Будто бы богу нужны все эти человеческие жертвы. Вот жрецы этого храма в дорогих одеяниях, вот на стенах развешаны их портреты в золоченых рамах. Будто бы для бога они предпочтительней, нежели чем все другие люди и якобы он наделил их чем-то особенным. И наконец, вот прихожане сего храма. Для чего они пришли сюда? Кто как. Кто ради обретения счастливой жизни, кто-то для возвышения, либо унижения, ради искусства, удовольствия, размножения, забвения, скуки. Всё смешалось в храме жизни. Все они взывают к божествам, но никто им не отвечает, никто их не видит. И прибывая в этой безответности, они ищут в своих собственных мыслях голоса духов, в совпадениях находят божественный промысел, всё потому, что человеку трудно примириться с одиночеством, которое таинственно. Жизнь есть тайна смысла. Но прожить жизнь, так и не узнав, для чего она была дана, то же самое, что книгу прочитать, но, так и не уразумев ее значенье, когда сюжет ясен, а смысл непонятен. Книга что, всё та же бумага. Жизнь же человеческая не бумажная, она куда важней. Хотя в картонном храме жизни бумаге дарована великая власть, она способна людей как возвеличивать, так и унижать, росчерком пера по бумаге людей жизни лишали, их судили, миловали, изгоняли, депортировали. Бумагой лгали. О сколько лгали, сколько в мире бумажной лжи! Но то раньше было, нынче тычут пальцем в поверхности экранов. Как когда-то в римские времена пальцем разрешали человеческие судьбы, сейчас пальцем спешат указать – нравится, иль не нравится, и тем управляют судьбами людей. Исторический процесс всё движется куда-то, а жесты, символы неумолчно неизменны. И мы по старинки бога в храме ищем, когда бог живет в душе. Каждый из нас свой личный бог.

Глава первая. Сомнительное предложение

Антиутопия. Русия.

Вымышленные персонажи вымышленной истории.

Все совпадения не случайны.

Дворник Бибиков уютно расположился в своей укромной каморке, расположенной на нижнем этаже гуманитарного университета. Он сидит за плохо сколоченным письменным столом, изредка покачивается на деревянном скрипучем стуле, да перебирает тонкими ладонями рук кое-какие ничего не значащие бумаги. А всевозможных бумажек и книг у него превеликое множество. Он давно уже перестал писать всяческие доклады и научные работы, статьи, все они сложены в продолговатый ящик его стола. Писательская деятельность ему крайне наскучила. Ему хочется попросту отыскать какой-нибудь исторический факт и словно первооткрывателю возрадоваться найденному пыльному сокровищу дней минувших. Но вся история тоскливо однообразна, ничего в истории нового нет, всё уже было и всё прошло. Это пройдет – повторял Бибиков про себя словосочетание, описывающее нынешнюю эпоху. Это пройдет.… И, казалось бы, он готов был умереть от тоски прямо здесь и сейчас, поминая всуе бессмысленность бытия, как тут внезапно, в дверь его кельи постучали. Бибиков нехотя отворил дверь. И кого он увидел на пороге? А тем незваным гостем оказался всем известный журналист Неверов.

– Разрешите войти? – спросил у Бибикова журналист, прищуренным взором осматривая его каморку.

“Очередная типичная лачуга отшельника. Висит одна лампочка без абажура, всюду пыль, плесень на стенах, затхлый запах непроветренного помещения, кругом раскидана бумага. И что-то еще. Видимо запах холостятской жизни. Предсказуемое зрелище. Но именно такого одинокого человека я и искал. Стотысячный бессребреник, верящий в какую-нибудь метафизическую чепуху и непреклонно гордящийся своим якобы уникальным умом”. – подумал Неверов оглядываясь и не замечая скромные ничем не примечательные одежды Бибикова.

– Мне думается, я ни в чем не повинен. А значит не интересен для прессы. – ответил журналисту Бибиков, примечая его элегантный слегка вычурный наряд.

– Так я по делу сугубо историческому, всё в рамках вашей компетентности. Вы же, насколько мне известно – историк. – сказал Неверов, осклабившись своими немного острыми зубами и напрягшись всеми своими многочисленными лицевыми морщинами.

Неверов надел на себя в этот раз черный бархатный пиджак на черную матовую рубашку. Бибикову на секунду показалось, будто журналист изобразил демонический заостренный взор искателя скандала или сатирического экспромта.

“Видимо он ошибся дверью. Я не историк и никогда им не был”. – подумал дворник Бибиков, но по неведомой ему причине произнес.

– Раз пришли, то присаживайтесь. – пригласил он гостя воссесть на один единственный стул в его каморке.

Неверов загадочно победительно улыбнулся и сел на предложенный ему стул, который чудесным образом ни разу не скрипнул. Будто призрак опустился на изваяние грубого материализма.

“Вот так грация”. – подумал Бибиков удивившись.

И покуда дворник устраивался поудобней на своей дряхлой кушетке, Неверов тем временем рассмотрел его персону повнимательней и сразу же безапелляционно огласил тому вердикт.

– Ваша фамилия – Бибиков, насколько я осведомлен.

Бибиков в ответ нехотя кивнул головой.

– Так вот, Бибиков, смею вам сообщить, что ваша одежда изрядно изношена, испачкана чем-то и потому не годится. Ваши спутанные волосы с сединой, так и быть, немного причешем. Странно, однако, что в свои тридцать с небольшим, вы уже седеете. А впрочем, это дело не испортит. И еще меня беспокоит эта ваша всегдашняя картавость. Что ж, и это не так уж и критично. Пусть ваша речь будет иметь эту пикантность. А что касается всего остального, то вы отличный кандидат на исполнение наиважнейшего моего задания.

– Какого еще задания? И причем тут, простите спросить, моя внешность? – изумился Бибиков.

– Поручение государственной важности. Внешность же привлекательная еще никому не помешала. – ответил Неверов. – И кстати, позвольте у вас спросить, Бибиков. Очки вы носите?

– Ношу.

– Славненько. Такая карикатурная личность как вы, Бибиков, мне-то и нужна. Впрочем, в нашем царстве-государстве всё гипертрофировано.

– О ком вы толкуете?

– О заказчиках и ценителях вашего таланта – быть никем. Но об этом позже. По правде говоря, жалкая у вас, однако, фамилия. Вот если бы вы были историком Соловьевым или на худой конец историком Соколовым, было бы совсем другое дело. Птичьи фамилии нынче в моде. Вот, к примеру, у меня есть одна занимательная история. Хотите я вам ее расскажу? А то вы здесь сидите в темноте и света белого не видите. Словом, просвещению до вас никак не добраться. И кстати, о свете. – произнеся всё это бессвязное месиво тем для обсуждений, Неверов начал без согласия слушателя рассказывать свою глумливую историю, то ли вымышленную, то ли перерванную.

– Так вот, слушайте, Бибиков. Жил некогда во второй столице нашего государства именитый историк. Очень уж он увлекался наполоновскими войнами, и войнами вообще. Особенно он почитал Наполона и того всячески восхвалял. Любил этот самый историк участвовать во всевозможных исторических инсценировках. Реконструкция – это называется, да вам, Бибиков, как историку это хорошо известно.

“Вот снова он меня историком назвал. Может, Неверов пьян, или хуже того”. – подумал Бибиков, в то время как Неверов продолжал рассказывать.

– Напяливал, значит, тот историк на себя заграничные наряды, да и на коне ездил по полю сражений эдаким императором. А после начинались тематические балы, женщины в кринолинах и в пышных платьях, бижутерия, стразы, всё блестит и переливается глянцем. И между этих пышно разряженных особ всё студентки ошиваются. К тому новоявленному Наполону так и липнут. Хотя и историк стар и морда его гуманитарная вся в морщинах, а глаза смертельно злющие. Но глупышкам малолетним, что с того, что историк стар и некрасив, главное, что он хорошо умеет изображать величину. Может быть, поэтому и сошлась с ним одна глупышка красавица, по любви ли, или по какой другой причине, не столь важно. Итог отношений показывает их некогда неизвестную структуру, итог обнажает то, что некогда было сокрыто. Их злополучная связь закончилась трагедией. Выстрелил он в нее, а тело всё спрятать намеревался. Мешочки же в речку сбрасывал. Вот только беда, один рюкзак возьми, да и не утони, взял, да и поплыл по речке. Убийца как это увидал, так недолго думая полез топить сверток этот, да в итоге сам чуть не утоп. Выловили этого гуманитарного убийцу, а в мешочке девичьи ручки оказались. После же задержали историка. Потом на реконструкцию убийства его водили, но он-то в том специалист, всё показал, как дело было. Да и тут хотел историк себя кортиком убить, да не дали. Вот вы Бибиков, как думаете, где окажется ваш собрат историк, в тюрьме или в доме для умалишенных среди других императоров?

“Нет, не пьян он. Просто он отъявленный циник, вот и всё”. – подумал Бибиков, выслушав рассказ Неверова.

– Какую мерзкую историю вы только что мне рассказали. – ответил Бибиков. – Бедную девушку, конечно, очень жалко. Зачем она только связалась с этим насильником. Да, насильником, вы не ослушались. Ведь он был увлечен войнами там разными, оружием, сам вот оружие имел. И всё это атрибуты насилия характеризуют насильника. Вот императоры эти, монархи, президенты, те же насильники, убивающие свой народ на войнах. Эти ружья расставлены повсюду, и они обязательно выстреливают, в историческом процессе так уж точно. Оно всегда так происходит. Я же, в свою очередь, всегда думал, и буду считать, что всякое насилие есть зло, и история историков о том охотно чистосердечно свидетельствует. Вот только свидетелей ужасов слушать не хотят, их хотят поскорее похоронить, дабы осталось только мнимое величие и ложные подвиги. А историки что? Только изучают чужие преступления и иногда совершают и свои злодейства меньшего масштаба.

– Правильно толкуете, Бибиков. Историки – это собиратели душ мертвых. Но позвольте, спросить, а какие души мертвых вам нужны для коллекции?

Бибиков несколько сконфузился, неверовское выражение “души мертвых” его несколько поразило и о чем-то сугубо литературном напомнило.

– Не пойму, о чем или о ком вы меня спрашиваете?

– Всё просто, Бибиков. Для меня Русия это своеобразный склеп, где власть – это души мертвых. Это исторические личности, которые историки собирают в свои книжечки. Это коллекции личностей, которые как бы мертвы, но их помнят, как живых, либо это живые люди, которых народ хотел бы поскорей захоронить. Вы же историк, Бибиков, вам хорошо знакомо коллекционирование душ. Разве я не прав? Если я не прав, то поправьте меня.

– Так-то оно так, но я-то тут причем? Я не историк.

– Бибиков, не принижайте себя, вы же не религиозный человек.

“Всё-то он обо мне знает. Что ж, хочет обманываться, пусть будет так”. – подумал Бибиков.

– Похоже на то. – согласился Бибиков. – Я порою занимаюсь коллекционированием не душ всяческих кровожадных тиранов, убийц и мстителей. Я люблю высматривать среди людей добрые души, чьи добродетели смогут однажды подтолкнуть ныне живущих людей на не менее значительные добрые деяния.

– Об этой вашей странности я осведомлен. – сказал Неверов. – Вот только таких добреньких душ, как вы выражаетесь, совсем немного. Читателю интересен тиран победитель, тиран мученик или тиран мучитель. Народ готов любого мерзавца оправдать, лишь бы тот победил в войне, либо увеличил территорию государства. Это подобно тому, как какой-нибудь мужик бьет свою семью, мучает её по-всякому, но в то же время тот мужлан недавно избил бандита из соседнего дома, и будто бы это его насилие сглаживает память о другом его насилии. Так жизнь утроена, Бибиков, и вы, ни ваши праведники ее исправить никак не сможете. Вот вижу, у вас есть книги о пацифистах. Они никому не интересны. Как и вы, Бибиков мало, кому интересны. Чем вы вообще живы? Вы бездомный человек, Бибиков. Эти ваши добрые души вас не прокормят. Да и жениться вам пора, как-никак четвертый десяток начали жить. Вас уже, я слыхал, местным юродивым называют. Это нехорошо, Бибиков, очень нехорошо.

“Эдак закрутил, всё-то он обо мне знает. Или прикидывается, что знает”. – подумал Бибиков и ответил.

– И что же вы мне предлагаете, я никак в толк не возьму. Я, если хотите знать, человек простой и меняться не собираюсь.

– Да не о том речь, добрый Бибиков. Я просто-напросто предлагаю вам работу, хочу, чтобы вы обеспечили себе хорошую жизнь, вот и всё. От вас, разносторонний Бибиков, требуется только одно. За год понабраться опыта и написать одну интересную книжку про русийские реалии, про власть ныне властвующую. Вы себе даже не представляете, насколько богата власть. Я же вам предлагаю лишь немного приблизиться к этой кормушке. Конечно, они еще при жизни возводят себе памятники, так как знают и чувствуют, что уже немолоды. А войти в историю им очень хочется. Вот вы Бибиков им в этом поможете. Соберете свою коллекцию душ мертвых в бумажном склепе.

– А почему именно я должен заниматься этим делом собирательства? – засомневался Бибиков.

– Потому что, всеми уважаемый Бибиков, один историк за решеткой. Тогда как у историка Поносова репутация хромает. Вас же никто не знает, и потому с вами будут общаться предельно откровенно. Вы же понимаете, что политические деятели разных мастей и окраса когда-нибудь умрут, либо вовсе вымрут в недалеком будущем и вы, Бибиков, будучи молодым, обязательно их всех переживете. Вам-то и самое то собирать души покуда они еще свеженькие. Да какие души то, всё министры, патриархи и президенты в вашем распоряжении.

“Всё насмехается надо мной этот Неверов. Так и не пойму, какой толк в его насмешке”. – подумал Бибиков и вымолвил в ответ.

– Сейчас их и так поливают то лестью, то осуждением. Чем я буду лучше всех этих голосов?