Закон Мёрфи в СССР

– Разрешите? – корректно попросил один из стражей порядка.

Я отошел чуть в сторонку и пропустил милиционеров внутрь. На посадочной платформе кроме меня находились разве что проводники из других вагонов, которые держали в руках мощные сигнальные фонари и переговаривались друг с другом. Пробежал начальник поезда – высокий сутулый мужчина в железнодорожной форменке – и тоже вскочил в наш вагон.

Вдруг прямо над моей головой послышалось какое-то скрежетание и шевеление, и с огромным удивлением я увидал сначала туфли, а потом и полосатые брюки того самого проходимца, который пытался вылезти наружу сквозь окно туалета! Это вообще – физически возможно?

– Давай, – говорю. – Спускайся. Я тут тебя подстрахую.

– Спасибо, добрый человек, – сказал кудрявый, повиснув на кончиках пальцев. – Откуда ты там вообще взялся?

Но спуститься – спустился. Как будто у него был другой выход!

* * *

Глава 4, в которой появляется великолепный Эрнест

Республика Апсара – выдуманная, город Анакопия – тоже. В их описании используются мотивы нескольких причерноморских городов и южных стран/народов.

Адлерский вокзал – этот, старый – нравился мне гораздо больше выстроенного к зимней Олимпиаде 2014 года чудовища из стекла и металла, которое, хотя и было внутри довольно комфортным и технологичным, внешне представляло из себя гибрид Звезды Смерти и Сиднейского оперного театра. Этот же, пятидесятых годов постройки вокзальчик, был миленьким, уютным, очень южным, утопающим в субтропической зелени. Имелось тут что-то вроде портика, а еще – колонны, тротуарная плиточка с проросшей сквозь швы травкой, лавочки в тени раскидистых деревьев… Даже тепло на душе становилось, глядя на этот приятный образчик советской курортной архитектуры.

А еще – вокзал был шумным, суетливым, поражающим воображение разноязыким многоголосьем. Девочки откровенно растерялись, стоя на перроне и оглядываясь по сторонам. Я же просто радовался теплому воздуху и зелени: мне доводилось бывать здесь, в будущем, и вся эта суматоха и буйство жизни ни капельки не смущали.

– Как насчет поехать электричкой? – уточнил я на всякий случай.

Телепаться по серпантину аки г… голавль в проруби, пользуясь услугами местных бомбил мне не улыбалось. Тащиться на ЛАЗе или «Икарусе» по горам – тоже. Крутые подъемы и спуски, извилистые участки пути, лихой нрав джигитов-водителей и выходящие на трассу флегматичные коровы, буйволы, козы, собаки и снежные люди (но это не точно) не добавляли привлекательности автомобильному транспорту.

– Смотри: электричка до Анакопии – через два часа, – указала Тася на табло. – Устанем ждать! Давай автобусом?

– А дети…

– Что – дети? – южный ветер трепал ее распущенные волосы, девушка улыбалась.

– Не укачает? Горы, серпантин…

– Этих-то? – подняла бровь Таисия.

«Эти», отбросив растерянность и сомнения, уже залезли на ближайшую магнолию, пытаясь достать одного из местных котиков, который из-под полуприкрытых век смотрел на двух дикарок, подкрадывающихся к нему по толстой ветке, помогая одна другой.

Вдруг за моей спиной послышался топот ног, шумное дыхание и молодой мужской голос:

– Постойте! Постойте!

Я вроде как и не шел никуда, но уверенность, что обращаются ко мне, была всеобъемлющей. А потому – развернулся на каблуках и воззрился на того самого красавца в джинсах и кожанке. Оказавшись со мной лицом к лицу, он малость оторопел, а потом собрался с мыслями:

– Вы мне жизнь спасли! – сказал он. – Этот гад у меня портмоне вытащил, а там… В общем – не сносить бы мне головы, открутили бы как есть и сказали бы, что так и было… Я вам по гроб жизни обязан! Вас как зовут?

– Герман, – если честно, к подобным красавчикам – показушно-маскулинным, с роскошной шевелюрой и чертами лица настоящего мачо – у меня всегда имелось некое предубеждение.

Наверное, это была зависть? Или – классовая ненависть?

– Герман? Очень приятно, – он ухватил мою руку и принялся ее энергично трясти. – А меня Эрнест зовут! Слушайте, а вы куда едете?

– В Анакопию, – зачем-то ответил я правду. – В санаторий.

– «Самшитовая роща» или «Белая Русь»? Обычно ваши или туда или сюда…

– «Белая Русь», – он начинал меня порядком напрягать своими вопросами.

– И мне туда! За мной машина приедет, давайте вместе, Герман, а? Очень хочется вас отблагодарить…

– Мы, – я обвел широким жестом девчонок. – Вместе.

Тася как раз отвлеклась на дочек, снимая их с дерева, и этот Эрнест задержался на ее фигуре таким оценивающим взглядом, что мне захотелось ему от души врезать в ухо. Или по бейцам.

– О-о-о-о, ну я понял, Герман! – его улыбка стала масленой. – Наш человек! Как вы, однако, быстро сориентировались! Уже в поезде успели… Ну, не прощаюсь тогда – там увидимся, я вас найду, так и знайте – и тогда не отвертитесь!

Очень панибратски хлопнув меня по плечу, Эрнест пружинящей походкой пошел к стоянке, где его ждала… Черная «Волга», конечно! Водитель – полный кавказец с золотым зубом – расцеловал этого субъекта в обе щеки и усадил на переднее сидение.

– А это кто был? – уточнила Тася, пытаясь сохранить невозмутимое выражение лица и удерживая при этом поперек туловища хохочущую до визга Аську. – Если б не знала, что ты круглый сирота – подумала бы, что брат твой.

– А? Не-е-е-ет! – хотя, черт возьми, действительно некоторое сходство с Белозором у этого Эрнеста, пожалуй, прослеживалось, но верить в сие не хотелось. – Ну, нет же!

Только Герман был явно проще, провинциальнее, массивнее, и лицо – не такое изящное. А этот – весь холёный, лощеный, гладко выбритый, причесанный волосок к волоску, и это после суток в поезде – фу!

Пока мы шли к автобусу, я всё думал о том, что же такое вёз Эрнест в своем портмоне, и как ему так быстро удалось договориться с транспортной милицией, что украденную вещь отдали и не стали использовать в качестве вещдока? Да и меня в общем-то опросили за пять минут – и от Ростова поезд без опозданий отправился дальше по маршруту… Я не очень-то хорошо разбираюсь в милицейских процедурах, тем более – нынешних, но произошедшее в вагоне поезда Минск-Адлер явно не подходило под лекала стандартного делопроизводства.

Мутный он тип, не менее мутный, чем тот кудрявый, которого я принял в свои объятия из туалетного окна! Но гражданин в полосатом костюме оказался мошенником явным: мелким вором, возможно – шулером… А этот – этот, кажется, был птицей другого полета. Про таких кино снимают.

* * *

Красный пригородный «Икарус» – благословение богов по сравнению с ЛАЗом – должен был вот-вот отправиться. Не слишком большая очередь из пассажиров толпилась у передней входной двери, где стоял пожилой мужчина в кепке и с длинным носом. Может, апсарец, может – грузин или армянин, на первый взгляд определить было сложно.

– Рубл! – говорил он.

Человек давал ему рубль и проходил в салон. На шее у кавказца висела кожаная сумка, из которой торчали хвосты лент с билетами, но на проездные документы всем было начхать.

– Рубл! Рубл… Рубл. – один за другим пассажиры занимали свои места, пока очередь не дошла до долговязого рыжего дядечки в очках, которые висели на его носу – тоже весьма выдающемся.

– А билетик? – въедливым тоном спросил рыжий дядечка.

– Э! – сказал билетер. – Слушай, возьми сколько тебе надо!

И широким жестом размотал катушку с лентой, предоставляя товарищу самому определить необходимое для спокойной поездки количество билетов. Бумажные полосы взвились в воздух и затрепетали на ветру, билетер глумливо ухмыльнулся одними уголками губ. Зашипев нечто невразумительное, въедливый пассажир оторвал себе свой билетик и столкнулся с еще одной проблемой: всем было феерически плевать на то, у кого какое место. Народ рассаживался как Бог на душу положит – и был вполне доволен сложившейся практикой.

Завидев детей, кавказский билетер разулыбался, дал каждой из них по капельку недозрелой мандаринке, а Тасе протянул два бумажных пакетика:

– Вы первый раз в Апсару едете? Очень хорошо, мо-лод-цы! Там у нас – рай! Но пакетики возьмите, детям… – всё-таки он был апсарец. – Так, вот эти передние места освободите, пускай дети сядут!

Апсарцы говорят почти без акцента. Зато – с интонацией. То есть на самом деле монолог был примерно в таком ключе: «там – у нас – Р-Р-Р-РАЙ!»