Предсуществование

– Как же ты собираешься искать? Вдруг вторая часть моей души ещё не воплотилась на Земле?

– Будем надеяться, что воплотилась.

Я и сама не могла понять, когда успела стать оптимистом.

– Даже если она в мире мёртвых, найти её среди миллиардов умрунов – это просто нереально.

– Я попрошу помощи у Бога Смерти. Я служу ему в мире живых. Я использую свой дар. Я помогу тебе всем, чем смогу. Только, пожалуйста, больше не вороши своё прошлое. Пора его отпустить.

Мои слова, кажется, убедили Славу. Он присел рядом со мной на поваленное дерево и глубоко задумался. Вот так и сидели мы с ним посреди руин. Жаркое весеннее солнце начинало припекать. Над городом клубился дым от костров, где-то издали слышался приглушённый стрёкот артиллерии. Я слышала и видела всё то, что видел и слышал мой мёртвый друг.

– Хватит! – тихо сказала я. – Остановись!

Вначале исчезли звуки. А затем вся окружающая реальность будто начала слазить с холста, как краска. Деревья морщились и постепенно сжимались в тонкие линии, полуразрушенные высотки обращались в пыль, здание завода тоже сложилось, как карточный домик. Исчезли цвета и формы, и в конечном итоге мы оказались в белом, абсолютно пустом пространстве, в котором отсутствовала всякая геометрия и измерения.

– Что это? – спросила я.

– Это – мой чистый разум, – ответил Слава. – Теперь я готов к новому.

Я видела своего друга очень ясно. Он стоял передо мною и выглядел именно таким, каким я его запомнила на фотографиях, только одет он был не в военную форму, а в обычную одежду.

Я шагнула ему навстречу и тронула за плечо, наклоняя его голову к себе.

– Верь мне! – сказала я.

– Жаль, что ты – не моё близнецовое пламя! – разочарованно сказал Слава.

А мне нисколько не было жаль, потому как я считала себя недостойной такого человека, как Ярослав, и вряд ли бы я могла быть похожей на него. Но я точно знала, что вместе нам удастся отыскать его близнецовое пламя, а ещё интуиция подсказывала мне, что оно – точно в мире живых.

Но, действительно, как я собиралась искать его? Не дала ли я обещание напрасно? Внутренний голос говорил, что я на верном пути и всё сделала правильно.

***

Вскоре я связалась с Эвклидисом и рассказала ему о том, что я увидела в воспоминаниях Славы.

– Тебе не кажется, что есть в этой войне что-то… сверхъестественное? – таинственно предположила я.

– Сверхъестественное? Война – это всегда ненормально, Ананке, но в ней нет ничего сверхъестественного. Тебе ли этого не знать, ведь ты – довольно сильный опытный медиум. Ты постигла многие тайны Мироздания.

– Но Слава… Он видел кое-что… кое-кого…

– Того призрака?

– Он утверждает, что Змей был реальным человеком. Он погиб за день до него. Слава сам лично застрелил его.

Я вспомнила, с каким облегчением мой друг вышел тогда из той перестрелки. Пуля угодила точно в сердце его врага, но тела так и не нашли. Точнее, мой друг списывал всё на то, что в хаосе, который царил на захваченных вражеских позициях, опознать среди трупов конкретного человека становилось весьма проблематично, к тому же, Ярослав толком не мог вспомнить черт его лица. Только жуткие нечеловеческие глаза всплывали в его памяти, и он остерегался снова увидеть их, пусть и безжизненными.

Во мне же нарастала тревога. Я ощущала поток враждебной энергии, охватывающий всё новые территории. В нём слышался не то зов, не то какой-то ментальный приказ уходить. Уходить, но куда? История обретала новые черты, и таинственным образом Слава оказался втянут в гущу дальнейших невероятных событий, которые ещё раз перевернули мои представления о мире и заставили взглянуть на жизнь под другим углом.

6

У моего брата была подруга, Чантико, которая и рассказала нам, что ей удалось побывать в том Городе совершенно случайно, и она так до конца и не поняла, как смогла совершить переход. Она вот уже шесть лет жила на Земле, и одним ясным осенним вечером, выйдя из кофейни, и дав волю своим ногам, не заметила, как вдруг оказалась в незнакомом Городе. Его улицы были длинными и тёмными. Громадные чёрные небоскрёбы, верхушки которых тонули где-то в облаках, оказались несколько похожи на надгробия могил великанов. В Городе шёл дождь, и совсем не было прохожих. Чантико даже показалось, будто она – единственная обитательница этого странного места. Её интуиция дала сбой, а телефон с навигатором отключился, поэтому она около часа петляла по тёмным переулкам таинственного Города, вглядываясь в очертания многоэтажек и расплывчатый свет зеленоватых фонарей. И вдруг в какой-то момент, сделав шаг, оказалась в привычной для себя обстановке. Дождя не было и в помине, кругом царило оживление, группы туристов расхаживали по улицам, фотографировались и веселились. Сотни машин сигналили друг другу и зевакам, решившимся перебежать дорогу в недозволенном месте. Чантико поняла, что на целый час переместилась куда-то, будто провалилась в иное измерение, но не могла понять, как ей это удалось.

Признаться, её рассказ нас удивил. Ведь никаких других измерений не существовало. Была одна физическая вселенная, созданная Парабраманом, и внутри неё, как и за её пределами, не могло существовать никаких иных параллельных миров. Но Чантико настаивала на том, что видела один из них.

– Это не было галлюцинацией! – Неожиданно резко ответила она, когда мы с братом позволили себе подшутить. – Город реален! А вы просто не хотите ничего видеть дальше своего носа! Но раз так, я непременно расскажу об этом происшествии Унго. Уж она-то меня поймёт!

С этими словами Чантико демонстративно встала из-за стола и ушла, не попрощавшись.

Мы с Люминесом удивлённо переглянулись.

– Что это с ней? – спросил я.

– Понятия не имею! – ответил мой брат. – Никогда не видел её такой вспыльчивой.

А Унго… Насколько я знал, с ней в прошлом произошла какая-то трагедия. То ли она потеряла возлюбленного на войне, то ли они расстались по другой причине, но факт оставался фактом: вечно мрачная и неразговорчивая Унго до сих пор страдала и тосковала по нему, поэтому не могла в полной мере участвовать в социальной жизни нашего общества, намертво нацепив на себя образ отшельницы, но несмотря на это, она была великой воительницей.

В прошлом, во времена Раскола, когда часть нашего общества противостояла страшной угрозе в лице Хаоса – аса-отступника, осмелившегося бросить вызов официальной власти в лице моего отца, а другая его часть присягнула ему в верности, Унго, не жалея себя, храбро сражалась плечом к плечу со многими асами, в том числе с нами и Чантико, и вместе мы остановили кровожадного преступника, не позволив ему взять власть в свои руки и навредить вселенной.

Прокручивая в голове тот короткий разговор, во время которого Чантико неожиданно резко отреагировала на наши безобидные шутки, я понял, почему она так сделала.

Чантико была влюблена в приёмного сына Люминеса, но так как молодой ас оставался к ней равнодушен, она рассчитывала на то, что её друг как-то повлияет на него, но Люминес предоставил ему самому возможность устраивать свою личную жизнь, и не лез с советами. Конечно, Чантико это взбесило, ведь она надеялась на поддержку.

Но я всё-таки надеялся, что долго беситься она не будет и сможет понять моего брата, а заодно и простить холодного самоуверенного мальчишку, у которого на уме были одни битвы и оружие.

А мне… Мне нравилась Унго. Но куда мне было тягаться с таким противником, как её бывший возлюбленный, ведь он прочно засел в её сердце! Если она не смогла разлюбить его за восемьдесят с лишним лет, то вряд ли у меня имелся шанс обратить её внимание на себя. Но асы влюблялись насмерть, влюблялись на всю жизнь, на всё воплощение. Так что, вряд ли Унго забыла бы его до окончания этой Манвантары.

Мир имел циклическую структуру. По сути, вечным было лишь Дыхание непознаваемого Парабрамана – того, кто стал причиной возникновения Вселенной, того, кто являлся великой беспричинной первопричиной всего, что существовало внутри Мироздания. Великое Дыхание не имело начала и не могло иметь конца. В момент, когда непознаваемый Создатель делал выдох – рождалась Вселенная, чтобы просуществовать триллионы лет нового цикла проявленности – Манвантары. Когда же он делал вдох – Вселенная переходила в состояние сингулярности и переставала существовать такой, какой мы её знаем. Период непроявленности – Пралайи, также длился триллионы лет, чтобы затем его сменила новая Манвантара.

Цивилизация асов зародилась с первыми звёздами и насчитывала уже миллиарды лет своей истории. Мы не знали, сможем ли пережить грядущую Пралайю, но нам удалось разгадать все тайны Мироздания, «приручить звёзды» и практически объять всю Вселенную.

Вселенные не являлись идентичными копиями друг друга. В каждой Манвантаре космическое пространство имело свои особенности, структуру, законы физики и геометрии. Я много раз спрашивал у отца, более сведущего в делах науки, были ли в прошлых Манвантарах люди? Он сказал, что были лишь в предыдущей, но всем им, конечно, не удалось выжить в условиях полного растворения и исчезновения материи и пространства. Та цивилизация, рассказывал он, была великой. Её могущество распространилось на сотни галактик, и если б ей дали больше времени, она бы заселила всю Вселенную, но, увы, срок проявленности Мироздания подходил к концу, Какими бы могущественными и технически развитыми не являлись люди той цивилизации, но обратить процесс распада Вселенной вспять они оказались не в силах, потому как ничто не могло противиться механизму энтропии.

Когда они поняли, что происходит, то полностью перешли на уровень бестелесного существования. С тех пор они представляли собой лишь чистый разум, который хранился в Единой Информационной Структуре космоса. Таким образом, они надеялись избежать собственной гибели. Но прошли ещё миллиарды лет. Взорвались последние звёзды, а чёрные дыры поглотили друг друга, уничтожив сперва всё вещество во вселенной, а затем принялись за поля и излучения. Осталась лишь информация. Но так, как температура в космосе неуклонно продолжала стремиться к абсолютному нулю, выжить человеческой цивилизации даже в том её невообразимом виде, в котором она находилась, всё равно было невозможно. Когда температура всё же упала до критической отметки, движение в пространстве стало невозможным, а само оно начало распадаться. Даже бесплотная нематериальная информация, которая представляла собой оцифрованный разум, уже не могла существовать в таких условиях и просто стёрлась.