Кажется, всего-то нужно ещё нагнуться. Чуть-чуть. Плотненько закрепляюсь за кованый вензель одной ногой и снова предпринимаю попытку. Почти зависаю в воздухе… когда чьи-то сильные руки хватают меня за талию и мигом стаскивают с ограждения прямо на промокшую от дождя мостовую.
Приземление на спину оказывается довольно болезненным: по ощущениям спазм завязывает узлом все мышцы, выжимая из лёгких последний воздух.
Несколько секунд даже не осознаю произошедшего. Просто лежу. Вокруг начинают собираться люди. Я слышу их взволнованные голоса, а сама смотрю на затянутое тучами небо.
Как только вспоминаю про фотокамеру, резко сажусь на судорожном вдохе. На облегчённом выдохе, целёхонькую обнаруживаю её в своих руках.
Кто-то рядом меня ругает, кто-то сочувствует. Кто-то благодарит Бога, вразумляющего нас скудоумных такими приключениями, и за спасение моей грешной души. Как же без этого?!
Подождите-ка! Разве меня спасать нужно было?
Неожиданно меня охватывает такое чувство несправедливости, что я уже никак не могу удержать его в себе. Буквально распирает от возмущения. Я ведь хотела просто красивую фотографию сделать! Пусть несколько.
Ловлю гневным взглядом своего “спасителя” и осматриваю его слишком придирчиво: молодой темноволосый мужчина на вид 27-28 лет; лёгкая небритость на идеально очерченных скулах и колючий взгляд холодных серых глаз под нахмуренными широкими, вразлёт бровями; плотная, упрямая линия губ и квадратный подбородок – каждая его черта выдаёт явно невыносимый характер.
А ещё, он не просто симпатичный, а чрезвычайно привлекательный, что, несомненно, я сразу отношу к его основным жирным минусам. Туда же добавим раздутое самомнение, которое чаще всего идёт в комплекте с такой внешностью.
Точно видела его. А вот где и при каких обстоятельствах, вспомнить не могу.
Решил, значит, погеройствовать за мой счёт?!
Поднимаюсь сначала на четвереньки, потом на ноги. Кидаю на него мрачный, убийственный взгляд и молча вновь приближаюсь к ограждению.
С детства невероятно упряма, я привыкла всегда всё доводить до конца. Даже если моё желание сделать дурацкую фотографию, при нынешних обстоятельствах – полнейшая глупость. Едва успеваю коснуться рукой парапета, как на мою талию опять ложится мужская ладонь и тянет меня назад, теперь прижимая к крепкому телу.
Ну вот, ещё и ведёрко с мороженым опрокинул!
– Да что за…?! Пусти! – зло шиплю, рванувшись из его хватки. Незнакомец явно ошеломлён моей реакцией, однако держит, не отпускает.
– Уймись, дура! – почти рычит он мне на ухо, обдавая горячим дыханием. Я напрягаюсь, а он продолжает: – Иначе я тебя сам вниз скину!
– Думаешь, испугаюсь? – огрызаюсь, бесполезно трепыхаясь в его руках. – Сбрасывай! Тогда по статье пойдёшь, герой недоделанный. За убийство! – изворачиваюсь, чтобы посмотреть на него, наиграно улыбаюсь, вскидываю бровь и киваю в сторону толпы. – Видишь, сколько у меня свидетелей?
– Идиотка, – бросает он хладнокровно. Его хватка неожиданно ослабевает. Мужские ладони мягко касаются спины, опускаясь ниже. А после следует то, чего я никак не ожидаю – он резко толкает меня вперёд прямо на ограждение, отчего мне приходится буквально сложиться пополам, так и повиснуть.
Всё это под непрекращающиеся ахи и охи толпы. Они-то тут на трагедию поглазеть собрались! Вот я их разочарую.
– Хочешь прыгать – прыгай!
Выдыхаю. Сохраняю равновесие и выпрямляюсь, чтобы повернуться к нему.
Он стоит всё так же, рядом, только теперь скрестив руки на груди. На его красивом лице, маской, застыла такая выбешивающая невозмутимость, от которой каждый нерв в моём теле вздыбился, словно он меня против шерсти погладил.
Наверное, впервые в жизни, хочется сделать назло. Понятное дело, что прыгать я не буду! Но, это как проверка своего зла на практике.
Молча показываю ему средний палец и отворачиваюсь. Крепко зажмуриваюсь. Считаю до трёх, но, видимо, нужно до десяти, потому что за спиной слышу язвительный тон:
– Что, больше не прыгается? Момент упущен? Дождь прекратился? Завораживающий эффект отстраненности прохожих, величия города и сырость, а вот мрачность уже не та. Правда?
И это совершенно точно последняя капля сегодняшнего отвратительного дня.
Вот теперь мне хочется высказать ему всё, что я о нём думаю!
Я снова резко оборачиваюсь, но в этот раз мне не удаётся удержать равновесие. Нелепо машу руками, пытаясь остаться на ногах. Безуспешно балансирую. В тот момент, когда я уже почти чувствую невесомость, стальная хватка сковывает мои бёдра, после чего я снова оказываюсь лежащей навзничь на мостовой.
Грубо. Больно. Но спасибо!
– Оставь меня в покое, – зуб на зуб не попадает; цежу сквозь дробь, вместо благодарности.
– С удовольствием, – хмурится, снимает и набрасывает мне на плечи своё пальто, а сам присаживается рядом со мной. Тепло и притягательный аромат мужского нишевого парфюма мигом окутывает моё промёрзшее тело.
Скептично фыркаю. Но выходит скорее истерично, а он продолжает:
– Дай только причину неудавшегося суицида угадаю, – берёт паузу и делает вид, что размышляет. – С родителями поругалась? Нет. Несчастная любовь? Вполне. Я бы даже отметил, что это вероятнее всего. Наверняка, ты любила его, доверяла ему, а он тебя предал… с секретаршей. Нет? С сестрой? С соседкой? Тоже нет. Точно! С твоей подругой.
– Замолчи! – эмоциями, наконец, выворачивает. Слёзы градом. Инстинктивно пытаюсь закрыть глаза и уши, чтобы отгородиться от него. Он будто бы в самом моём сознании изощрённо ковыряет. Слишком глубоко. Слишком больно. – Ты ничего не знаешь! Ни обо мне! Ни о моей жизни! НИ-ЧЕ-ГО!
Истерика только-только начинает набирать обороты. А он ждёт всего несколько коротких минут, и тут же произносит:
– Значит, угадал, – говорит он так, словно утверждает. На меня действует моментально, раздражающе, как красная тряпка на быка.
Сопли, слёзы – вмиг прекращаются. Злость остаётся.
– Ты ничего не знаешь, – повторяю. Последний раз надсадно всхлипываю, но замолкаю.
– Не особо интересно, милая, – фыркает он, протягивая мне руку, которую я упрямо игнорирую. Секунда, две… и он поднимает меня прямо за шиворот, чтобы поставить на ноги.
– Я не просила тебя меня “спасать”. Ты всё испортил!
Он тянет меня за собой в сторону проезжей части, видимо туда, где он оставил машину, но я твёрдо упираюсь пятками своих кед в мостовую.
Уже где-то рядом слышится вой сирен служб спасения. Эти всегда вовремя, ничего не скажешь!
Незнакомец вдруг наклоняется ко мне, обхватывает за талию и с лёгкостью закидывает себе на плечо. Единственное, что успеваю, это прихватить с собой фотоаппарат.
– Знаешь, милая, – приговаривает он, проходя прямо сквозь толпу зевак, – я тут решил, что ещё и жизнь тебе знатно подпорчу.
– Да что с тобой?! А ну, поставь! Поставь меня говорю! – злюсь, колотя его кулаком по широкой спине. – Кто ты такой вообще?
– Считаешь, что сейчас самое время познакомиться? – смеётся он, слегка подбрасывая меня, как мешок с картошкой, что вызывает во мне новый всплеск бессильного негодования. Он точно делает это намеренно. – Я Егор. А тебя как зовут?
Держу паузу. Недолгую.
– Хотя, знаешь, – его голос с издевательской хрипотцой вибрирует где-то в районе моего живота, – можешь не говорить, если не хочешь. Я тебе сам что-нибудь придумаю.
– Мила, – отвечаю сразу, хоть и совершенно неохотно. Понятное дело, если вниз головой висеть! Кому понравится?!
– Видишь, как я снова угадал, милая. Ты точно не захочешь знать, но я скажу: так звали одну красотку, которую я трахал вчера ночью, – усмехается он, и я ещё раз бью его по спине, в то время, как большая мужская ладонь припечатывает мои ягодицы. – Шучу! Красивое имя. Запоминается.