Красавица и ее чудовище

– Придур-р-рок. – Арацельс приблизил свое лицо к собеседнику, не выпуская из плена алых глаз непроглядную темноту чужого взора. – Эгоистичный придурок. Ты прекрасно знаешь, что люди из шестого физически очень хрупки. Я не говорю уже об их психике. Мир, где любое проявление магического дара считается душевной болезнью и «лечится» путем разнообразного копания в мозгах, оставляет неизгладимый отпечаток в умах своих обитателей. Ты не подумал о том, что девушка может свихнуться, попав сюда? А потом… ты уверен, что она выдержит уготованное ей бремя?

– Это уже у тебя надо спрашивать, – злорадно отозвался брюнет, пряча за мрачной усмешкой свою боль. – Она ведь теперь твоя Арэ.

– Ненадолго, – процедил светловолосый.

– Хочешь обойти один из законов Карнаэла? – Кама недоверчиво прищурился, изучая лицо друга. – Но это же самоубийство.

– Возможно, но никто ведь не запрещает искать другое решение проблемы. – Блондин натянуто улыбнулся в ответ.

Он стоял напротив: высокий и стройный, в отделанной серебром черной форме Хранителя Равновесия, которую на территории Карнаэла носили все, кто занимал эти должности. Было в его облике что-то хищное и скользкое. Мужчина напоминал припорошенный белым снегом лед – скрытую под покровом обманчивого спокойствия опасность.

Вопреки утверждениям сослуживцев, что у мрака много общего с холодом, Кама никогда не мог разобраться в ледяных завалах дум приятеля. Надо же… он попытался сжечь Заветный Дар… глупость, достойная Арацельса. Хотя… лучше бы его попытка увенчалась успехом… и была бы сейчас Катя его, Камы, Арэ. Ведь убедить девушку принять в подарок красивый браслет, когда нет языковых препятствий, не так уж и сложно. Особенно если не сообщать ей о смысле этого подарка.

– И что ты намерен делать? – заинтересовался черноволосый Хранитель.

– Прежде всего… – сказал собеседник и засветил не ожидавшему такого сюрприза парню кулаком в глаз. – Это!

– Псих! – выдохнул Кама, отлетев на пару метров. – За что? – пробормотал он, прижав ладонь к травмированному месту.

Впрочем, он знал за что. И даже был согласен понести наказание за свои ошибки. Пожалуй, только это чувство раскаяния и удержало от ответного удара.

– За все хорошее. – Арацельс резко откинул назад светло-пепельное, почти белое покрывало волос и, задумчиво рассматривая освободившуюся дверь, продолжил: – Ну а теперь я, пожалуй, разыщу Смерть. А ты иди к своей кудрявой дамочке и последи, чтобы она совсем не упилась от той «радости», в суть которой мы ее недавно посвятили. Мне неприкаянный призрак невесты в комплекте с хладным трупом не нужен. – Парень окинул равнодушным взглядом обиженного друга и, развернувшись, зашагал прочь.

Постояв немного и посмотрев ему вслед, Кама грустно вздохнул и, открыв дверь, зашел в комнату. Он не видел, как за удаляющейся мужской фигурой, одетой в черно-серебристые цвета, по верхнему краю стены беззвучно скользила изменчивая и гибкая тень.

Глава 3

Ринго разгуливал по столу, активно работал челюстями и уплетал уже четвертую дольку шоколада, которым я его подкармливала. Перед моим носом лежала целая куча этого дивного лакомства. От золотистых оберток рябило в глазах, а от аромата уже слегка подташнивало, так как я в отличие от сотрапезника ела предложенный десерт не дольками, а плитками. Но отодвинуть блестящую горку подальше сил не было. Люблю шоколад, что поделать… слабость у меня такая с детства. Дома больше одной плитки в день не покупала, знала, что не смогу остановиться, пока не съем все. Ну а здесь меня, похоже, решили щедро угостить. Или откормить? Надеюсь, не на убой.

Рассмотрев эту мысль со всех сторон, я решительно ее отвергла. Хотели бы прикончить, не стали бы со мной церемониться. Так что беспокоиться по поводу скорой смерти пока что не имело смысла, гораздо более актуальным сейчас являлся вопрос нашей будущей свадьбы, которая ни мне, ни моему жениху, ни его тормозному другу, притащившему меня сюда, была нафиг не нужна. Единственный, кто пребывал в искреннем восторге от предстоящего события, – это Ринго. Судя по пересказу его пискляво-рыкающего монолога, исполненного по дороге сюда, зверек был счастлив, что женой его хозяина стану я. Меня, конечно, грызли смутные подозрения на тему слишком краткого перевода вдохновенной речи, но смысл произнесенных слов согревал. Все-таки приятно, когда ты кому-то действительно нравишься. Пусть даже этот кто-то – пушистый комок со смешными ушами и полосатым хвостом.

Положив в рот очередную дольку шоколада, посмотрела на устроившегося на столе зверька, с аппетитом уплетающего свою порцию. Он активно двигал маленькими челюстями на вытянутой мордочке и, то ли от усердия, то ли от желания понюхать лакомство, смешно шевелил черной пуговкой носа. В полуприкрытых глазах его застыло блаженное выражение, а заметно надувшийся животик то и дело довольно урчал. Н-да… не одна я тут не могу устоять перед горько-сладким искушением. Такими темпами господа хозяева этого гостеприимного местечка найдут по возвращении не нас с Ринго, а два объевшихся шарика.

Я с сожалением посмотрела на свою трикотажную блузку с глубоким V-образным вырезом и плотно сидящие на бедрах джинсы. С такой обтягивающей одеждой переедание мне явно противопоказано. Эх, надо было надеть что-нибудь посвободней. Нет же, захотелось произвести впечатление на Виталия. И где теперь он? А где я? Одно утешало: впечатление мне все-таки произвести удалось. Правда, не на тех, на кого планировалось, но все же. После того как зимняя куртка вместе со свитером перекочевали с моих плеч в руки черноволосого обморока, оба новых знакомых стали слишком уж часто коситься на мою фигуру. Нет, ну ладно блондин (он меня первый раз в таком виде наблюдает), но Кама-то чего? В ресторане не разглядел, что ли? Или ему сам процесс созерцания доставляет удовольствие? Я даже краснеть начала от таких откровенно оценивающих взглядов. Они что тут… женщин раз в год по заветам видят? Хотя… наверное, так и есть. Особенно если вспомнить ту дивную историю, которую мне рассказали по пути в… гм… кажется, Арацельс назвал эти каменные апартаменты своей кварти… каэрой. Или нет? Да какая разница! Короче, по пути сюда.

Воскрешать в памяти вышеупомянутую историю без кружки вина я не решилась. Плеснув себе из кувшина немного багряного напитка, сделала глоток и, тоскливо посмотрев на горку шоколада, решительно отодвинула ее в сторону. В ту самую сторону, где расположился мой мохнатый приятель. В первый момент он опешил, пару раз ошарашенно моргнул, затем выпучил и без того огромные глаза и… радостно взвизгнул.

Ой-ё-о-о-о… бедные мои перепонки. Привыкание к громким воплям, конечно, шло, но темпы его сильно уступали болезненным реакциям моего организма на каждую звуковую атаку. Зато танец счастливых дикарей, исполненный Ринго вокруг лакомства, добровольно пожертвованного в его пользу, дал повод от души посмеяться. Виляющий бедрами пушистик, радостно пыхтящий и ритмично подпрыгивающий, – это, скажу я вам, очень любопытное зрелище. А в сочетании с тем, как лихо он выделывал фигуры «высшего пилотажа» своими огромными ушами и длиннющим хвостом, не залюбоваться представлением было просто невозможно. После его финального приземления на пятую точку напротив шоколадной пирамиды я не удержалась и поаплодировала. Получив бурное одобрение от единственного зрителя, зверек гордо выпрямился, уселся поудобней и… принялся за дело. Тонкие лапки с острыми коготками мелькали над десертом, золотистые обертки летели в разные стороны, а я жестоко топила свою зависть в холодных водах здравого смысла. Уже пять плиток незаметно так слопала, куда больше-то?

Пригубив еще вина, поерзала на жесткой скамье и окинула рассеянным взглядом комнату. Большая, с высокими сводчатыми потолками и с неизменными факелами на серых, в черно-коричневых разводах стенах. Все здесь было сделано из камня: ровные плиты пола, массивная мебель, даже бассейн в соседнем помещении со стекающим в него ручейком. Просто гранитный склеп, а не жилые покои. Серебристо-голубые мохнатые покрывала, напоминавшие шкуры животных, лежали на кресле, в котором смело могли разместиться три меня, на кровати (если каменную плиту два на два с половиной метра, закованную в каркас из трех ажурных ограждений, можно так назвать), на полу и даже на скамье, которая стояла возле необъятного по моим меркам стола. Сидеть на такой подстилке оказалось, без сомнения, мягче, чем на голом камне. А вот насчет теплее – ничего сказать не могу, так как каменные поверхности, по моим тактильным ощущениям, не были холодными. Вероятно, мне выпала честь лицезреть какой-то местный вариант мебели с подогревом. О том, как все это работает, я даже не пыталась думать, и без того хватало разных загадок. Для начала следовало осмыслить ту информацию, которой меня щедро одарили собеседники перед тем, как уединиться за дверью.

Мужской разговор у них. Ну-ну… Хотите смейтесь, хотите нет, а во всех мирах одно и то же.

Воспоминания хлынули с той же скоростью, с какой полилась новая порция терпкого напитка в мою немаленькую кружку.

Как пояснил Кама, потрясая при этом моей рукой с браслетом, привели меня сюда для того, чтобы я стала его женой. Впечатляющее заявление, ага! Не то чтобы я не догадалась по их ругани, что, зачем и почему… просто такой прямолинейный ответ меня слегка ошарашил. Я даже впала в ступор минуты этак на три. С кем поведешься, как говорится. Такого стремительного решения моей неустроенной личной жизни даже Ленка придумать не смогла. Она меня с потенциальным кавалером только познакомить хотела, а черноволосое солнышко, которому я сдуру стала помогать, сразу замуж потащило, мол, познакомиться и после свадьбы можно. Хорош-ш-шая политика. А главное, действенная. Прими я тогда от него украшение, женихом моим стал бы Кама, но мне, поганке такой несговорчивой, приспичило заполучить тетрадь со стихами. Да уж… женская душа – потемки. Кому-то золото-бриллианты подавай, кому-то поэзию в обгоревшем переплете, а кто-то, если бы знал, чем все это пахнет, не стал бы принимать никакие дары под страхом смертной казни. Но кто ж меня просветил? Понятное дело, никто. С другой стороны, мужики симпатичные, не признать этого было нельзя. А зачем врать себе? Это они там друг с другом сейчас беседуют, а я тут мило общаюсь сама с собой. Анализирую ситуацию, проще говоря. Под хорошее вино и энергичное хрумканье шоколадом справа от меня. Интересно, а напитки сюда тоже из моего мира доставляют? Как эти сладости в упаковках и вашу покорную слугу?

Желание утащить у Ринго дольку было торжественно залито очередным глотком моего багряного «успокоительного». Итак… о чем я? Ах да… о мужчинах. После Камы мою руку с не меньшим усердием тряс Арацельс, требуя ответить, почему я не приняла Заветный Дар брюнета? Почему, почему… откуда мне знать почему?! Огрызнулась. Сказала, что всю жизнь мечтала получить в свою личную коллекцию его стихи, а вовсе не украшения. После этого заявления он тоже подвис. Заразная, видать, болезнь… всех зацепила. Ну а я, воспользовавшись паузой, потребовала снять с меня этот изящный «наручник» и оставить наконец в покое мое бедное запястье. Отпустил, отвернулся, подумал немного, а потом ехидно так поинтересовался, что, раз мечтала, может, и замуж за него тоже хочу? Выругалась… почти прилично. Помолчали. Обстановку разрядил Кама, который с печальными вздохами принялся расстегивать замысловатый замок на не прижившемся у меня браслете. Избавившись от проклятого ювелирного изделия, почувствовала себя лучше.

Все-таки странные у них тут правила. Делать девушке предложение методом вручения подарка – оригинальный способ, нечего сказать. Надеюсь, что господа Хранители, как они представились, хотя бы сообщают о своих намерениях избранницам, когда приводят их сюда, чтобы стереть языковые барьеры. Скорее всего да. Иначе зачем эти самые барьеры стирать, если не для важного разговора? Мне сказали, что Заветный Дар – это предмет, сделанный собственноручно тем, кто им владеет, а еще, что в нем заключена частица души создателя. Судя по серьезным физиономиям собеседников, в последнюю фразу они вкладывали вовсе не переносный смысл. Что ж… все может быть. После телепортации неизвестно куда и доставшегося через боль понимания чужого языка я была готова поверить во многое. Хотя от парочки версий на тему происходящего удержаться не получилось.

Вариант глубокой комы, в которую я впала, поскользнувшись у выхода из ресторана, тут же зарубил Кама. А после предположения о наличии грибов-галлюциногенов в моем салате на меня как-то странно посмотрел Арацельс. Решив, что шуток эти типы не понимают, начала задавать им вопросы. Куда более полезное занятие! Отвечали коротко и без энтузиазма. Но и это радовало.

За период нашего довольно-таки продолжительного пути я поняла следующее: место, именуемое Карнаэлом, – это что-то вроде обустроенного для жизни астероида с разветвленной сетью тоннелей, идущих от центра, где находится храм некоего высшего существа (богини, как я поняла), именуемого Эрой, что в переводе с древнетаосского (название мне ничего не сказало, кроме того, что у всех есть свои древности) означало «избирающая». Арэ, которой меня постоянно называл красноглазый, в свою очередь значило «избранница». А то, что мне это слово напоминало разновидность попугаев, естественно, никого не интересовало. Несколько раз я говорила, что у меня есть имя, но блондин откровенно игнорировал эту информацию, будто специально трепал мне нервы. Хотя… почему будто? «Любовь» у нас с ним зародилась с первого взгляда и плотно заковалась в кавычки.

Дальше – больше. Находился этот самый Карнаэл в пространственно-временной то ли петле, то ли воронке на перекрестке семи миров. Нет, не планет одной звездной системы, а именно миров. Далеких, но тем не менее замкнутых друг на друга. Как такое получилось, мне попытался объяснить Кама, однако на третьей фразе с кучей непонятных терминов я попросила его сменить тему. Получилось и получилось, вот если не выйдет у Арацельса обойти их дурацкий закон Заветного Дара (а он настроен решительно, сразу видно – убежденный холостяк!), будет у меня масса времени на изучение и этого, и многих других вопросов. Примерно целая семейная жизнь. Чем еще замужем за таким типом заниматься? Только изучением мироустройства, да. Так и вижу эту картину: муж (к моей великой радости) на работе постоянно, а я провожу день за днем в обществе толстых книг, научно-популярных фильмов и чего-нибудь еще в том же духе. Жесть! Надеюсь, у потенциального супруга получится разорвать помолвку. Если эта язва красноглазая не передумает, конечно. А то у них тут условия те еще: в году всего семь суток отпуска, одни на посещение каждого мира. Неудивительно, что новые знакомые меня так внимательно разглядывали. Женщины здесь, похоже, редкость. Если и есть, то замужние дамы. И что за маразматик устанавливал правила в этом мире? Впрочем… имелись у меня мысли на сей счет.

Так вот, отвлеклась я что-то. Эти семь миров находились в постоянном взаимодействии друг с другом. Они как бы подпитывали Карнаэл и своих соседей разными видами энергий, соприкасаясь, но в идеале не пересекаясь. Потому что при пересечении начинали образовываться либо «сдвижки», либо «дыры». И то и другое ничего хорошего в себе не несло, разве что возникновение аномальных зон в первом случае и спонтанных межмирных переходов – во втором. При этом мало того что нарушалась структура пограничных миров, так еще и появлялись вынужденные переселенцы. Задача Хранителей – устранять обозначенные ранее неприятности и поддерживать нормальное взаимодействие сопряженных миров, которое и называется Равновесием. М-да… еще один вариант на тему мироустройства. Что ж, я не возражала, более того, я даже пыталась его осмыслить и принять. А что еще делать, когда стоишь в самом сердце описываемой системы?

Хранителей в этом похожем на замок астероиде, по словам мужчин, было всего семеро. По одному из каждого связанного мира. Кама из третьего, Арацельс из первого. Имелся, значит и мой сородич… из шестого. Присутствие здесь земляка (а в такой ситуации любой житель планеты Земля все равно что брат родной) заметно подняло настроение. Желание блондина вернуть меня домой тоже радовало, вопреки неприятным уколам самолюбия. Ну а тоскливые взоры Камы проливались целительным бальзамом, питая вышеупомянутую черту характера. Все-таки внимание противоположного пола – штука приятная. Я даже сердиться на парня за похищение долго не смогла. Ну понравилась ему девушка, ну закинул он ее в этот их зал Перехода. Так это все для того, чтобы поговорить по душам и сделать предложение руки и сердца. Р-р-р-романтика, ага. Красивый молодой человек с браслетом и неожиданно вспыхнувшими чувствами в придачу. Да не просто человек, Хранитель – не мужчина, а мечта. Жаль только, что не моя. Моя же «мечта» шагала рядом, периодически сверля мой невозмутимый (ну я надеюсь, что невозмутимый) профиль испытующим взглядом. Тоже мне… поэт непризнанный. Терпеть не могу блондинов!

Воспоминания вызвали у меня чувство досады, и я снова потянулась к кувшину с вином, умудрившись по ходу увести у Ринго кусочек шоколада. Зверек вопросительно приподнял одно ухо, перестал жевать и, немного подумав, толкнул в мою сторону еще не распакованную плитку. Я аж умилилась от такой заботы. Пожалуй, этому пушистику я уже готова была простить не только громогласные вопли, но и ехидного хозяина. То, что Ринго – существо разумное, а также сообразительное и предприимчивое, было понятно без слов. Единственное, что огорчало, это незнание его языка. К сожалению, в результате болезненной процедуры, через которую пришлось пройти, я не получила такой способности. Зато господа Хранители прекрасно понимали ушастого болтуна, мне же приходилось полагаться на язык жестов. И, судя по развитию наших со зверушкой взаимоотношений, удачно. Глядя на то, как я распаковываю угощение и кладу в рот первую дольку, Ринго довольно щурился, не забывая при этом жевать. Если судить по уменьшившейся горке сладостей, влезло в него много, значительно больше, чем предполагал размер его желудка. Я даже начала подозревать, что вместо этого органа у мохнатого малыша черная дыра. А что? Удобно: ешь – не хочу. Вот только как такое прожорливое чудо прокормить? Да-а-а-а, хозяину не позавидуешь. Мысленно позлорадствовав на эту тему, я одной рукой поднесла к губам кружку, другой подняла до половины завернутую в фольгу шоколадку и застыла в такой позе, потому что дверь начала медленно открываться. А когда в комнату вошел уже знакомый мне брюнет с живописно подбитым глазом, соединила руки, использовав их содержимое в качестве щита, за которым можно было тихо и почти незаметно давиться смехом. Н-да, хорошо они там… поговорили.

Глава 4

Наевшийся до отвала Ринго заснул, распластавшись на обертках от шоколада. Его задняя лапка иногда дергалась, а длинный пушистый хвост вытягивался в линию, но тут же снова опадал на стол под тихое урчание маленького хозяина. Невероятно! Это чудо еще и мурлычет. Где, интересно, Арацельс раздобыл такой очаровательный гибрид лемура с кошкой и еще непонятно с кем? Или, может, сам вывел? Селекционер-экспериментатор. С него станется. Тоже мне, чайник фиолетовый!

Вопросы о своей персоне по дороге в его… его… покои блондин обходил с такой мастерской виртуозностью, что я то и дело теряла нить разговора и отклонялась от темы. Скользкий тип, ничего не скажешь. Не то что Кама. От этого веяло надежностью и… добродушием, что ли. Робким, но искренним. А еще грустью, которая, как мне казалось, давно уже стала неотъемлемой частью его натуры. Может, именно из-за этого я не могла на него долго сердиться? А может, мне просто было интересно все то, что происходило вокруг, поэтому ни злости, ни раздражения не появлялось. Одно только любопытство. Я плыла себе по течению, заводила интересные знакомства с разумными животными и в их же обществе наслаждалась своим любимым шоколадом. Ну и чего мне еще для счастья надо? Разве что пролить свет на пару-тройку… мм… десятков вопросов, пока особо деятельные Хранители не отправили мою скромную персону восвояси. Все-таки не каждый день попадаешь в такое необычное место с весьма колоритными обитателями. Так почему бы не развлечься? Тем более что очень хочется.

– Кама! А, Кама? Может, тебе примочку какую-нибудь на синяк сделать? А то смотреть на тебя больно, – сказала я, потянувшись к наполовину опустевшему кувшину, чтобы подлить себе вина.

От моего громкого окрика Ринго дернул ушами, приоткрыл глаза и, укоризненно посмотрев в мою сторону, что-то возмущенно просвистел… гм… носом. Выглядело это очень забавно, и я, не сдержавшись, хихикнула. Теперь в сонных оранжевых очах появилось мученическое выражение, говорившее: «Имей совесть, а?» Искомая черта характера резко проснулась в моей душе, и, прихватив с собой полную кружку вместе с тетрадью Арацельса, я направилась к сидящему в кресле брюнету, который занимался детальным изучением пола у себя под ногами. Сосредоточенно так, вдумчиво… будто пытался отыскать великий смысл бытия в рисунке каменных плит. На мое предложение он так ничего путного и не ответил. Неразборчивое бурчание себе под нос в счет не шло. Когда я перебралась со скамьи на широкий подлокотник его кресла, парень поднял голову и вопросительно на меня посмотрел.

– Лечить тебя буду, – доверительно сообщила я и тихо засмеялась, увидев, как он испуганно шарахнулся в сторону. – Да ладно, шучу, шучу… Что же ты такой дерганый? Хотя, если честно, лед приложить не помешало бы, а то глаз уже наполовину заплыл.

Пострадавший орган зрения мрачно сверкнул из окружающей черноты и нервно моргнул.

– Не надо, – ответил Кама и, увидев, что я продолжаю вопросительно на него смотреть, расщедрился на еще одну дико информативную фразу: – Само пройдет.

На такое оптимистичное заявление я скептически хмыкнула и, спрятав недоверчивую улыбку за большой кружкой, принялась устраиваться на новом месте. По ширине подлокотник переплюнул даже скамейку, стоящую возле стола.

Это ж какие надо иметь руки, чтобы класть локти на такой «плацдарм»? Хотя какое мне дело, может, у Хранителей болезнь такая… профессиональная. Гигантомания называется. Они же за Равновесием миров следят. Вот и мнят себя фараонами. Удивительно, что сфинксов с саркофагами по углам комнат не наставили.

Косые взгляды соседа я благополучно игнорировала. Ничего, потерпит мое общество. Сам сюда привел, вот пусть и наслаждается. А кричать ему через всю комнату я не собиралась. Просто из жалости к спящему Ринго. Пусть себе малыш отдыхает. Он сегодня стресс перенес: гонку с препятствиями и неравное сражение за обгоревшую тетрадь.

Кстати, о ней…

Вытащив из-под мышки подарок, я положила его на колени, бережно погладила по белому переплету, затем открыла первую страницу и, отхлебнув вина, прочла про себя вступление из шести коротких строк:

Я словно пепел на ветру.
С утра очнулся, в ночь умру.
Но будет снова пробужденье…
Так день за днем, за годом год
То я огонь, то синий лед.
С самим собой веду сраженье.

Н-да… если красноглазый о себе эти стихи слагал, то жизнь его – калейдоскоп противоречий, не иначе. Хотела бы я на них посмотреть. Впрочем, а что мешает? С такими мыслями я перевернула белый лист и продолжила изучение ровных строчек, написанных немного размашистым, но довольно симпатичным почерком. Некоторые слова оказались зачеркнуты, над ними размещены другие. Но все это больше походило на авторскую задумку, нежели на небрежность. Тот, кто вел тетрадь, относился к ней с большой любовью. И для того чтобы почувствовать это, мне достаточно было всего раз взглянуть на нее. Взглянуть сейчас, после того, как она стала моей.