Марина и цыган

Затем сняла босоножки и поудобнее устроилась на диване.

– Так ты идёшь? – снова повторил Женька.

– Нет. Включи, пожалуйста, телевизор!

Дядька перестал, наконец, пилить ногти:

– Почему, Марина? Лично я, как старший, советую тебе пойти!

– А ты для меня не авторитет! – заявила я с нахальной улыбкой.

– Э… это почему? – от волнения дядька даже стал заикаться.

– Куришь, пьёшь и бабник!

Женька снова подскочил:

– Я, я!..

– Ты, Женя, ты!

– Да я и курить-то не умею!

– Хочешь, научу?

Поймав на себе его оценивающий взгляд, я добавила:

– Ты, что, сомневаешься в моих способностях?

– Нет, – подчёркнуто спокойным тоном ответил Женька. – В твоих способностях я не сомневаюсь!

– Так почему ты считаешь, что мне нужно пойти? – после паузы поинтересовалась я у дядьки, который вновь принялся за прежнее занятие.

– Потому что деревенским не мешало бы у тебя кое-чему поучиться.

– Например, курить?

– Я совершенно серьёзно говорю.

– Я тоже.

Женька наморщил лоб:

– Вот тебе интересно общаться с человеком, который много знает?

– Конечно.

– Вот и деревенским интересно. К тому же, им такая возможность предоставляется редко.

– Ладно, убедил!

Я поднялась с дивана и, прихватив босоножки, удалилась в спальню. Там критически рассмотрела свою физиономию в зеркале и нашла в ней кучу недостатков: во-первых, брови и ресницы недостаточно тёмные, во-вторых, нос хоть и прямой, но отнюдь не греческий, в-третьих, рот чересчур велик. В связи с тем, что у меня не было с собой никакой косметики, я решила попросить у Женьки чёрный карандаш, которым он подкрашивал шрам на щеке, чтобы тот не выделялся на загорелой коже.

Выглянув из спальни, я увидела, что дядька как раз стоит перед висевшим на стене зеркалом и старательно маскирует шрам (он делал это всякий раз перед тем, как выходил из дома).

– Куда это ты собрался? – спросила я, подкравшись сзади.

– С тобой, конечно!

– Так это потому ты и ногти подпиливал?

– Хотя бы.

– Ну, ну, – сказала я и выхватила у него из рук карандашик.

Через секунду Женька ворвался вслед за мной в спальню:

– Зачем тебе мой карандаш? Отдай!

– Шрам подкрашивать, – буркнула я, старательно рисуя «стрелки» на веках.

Спустя некоторое время я сунула карандаш в карман дядькиного пиджака, прихватив взамен серебряную цепочку.

– Марина, возьми меня с собой! – сказал мне вслед Женька.

– Детям после шестнадцати запрещается выходить из дома до девяти, – произнесла в ответ я назидательным тоном и захлопнула дверь.

Небо уже начало темнеть. Над лесом стояла полная луна. Звонко стрекотали кузнечики. Люблю ночь: нежно обволакивая тебя своим покрывалом, она скроет от нескромного взора, убережёт от опасности. Человек может выдать, а ночь – никогда. Ночью у меня словно все чувства обостряются.

Над деревней плыла музыка. Я пошла на звук и, наконец, увидела дом, откуда она доносилась. Он стоял на другой стороне улицы, через овраг, и все его окна были ярко освещены. Спустившись по откосу, я приблизилась к дому. На светлой дорожке у меня под ногами мелькали тени. Однако фундамент дома был слишком высок, чтобы я могла заглянуть в окно. Тогда, толкнув калитку, я вошла во двор. Возле стены стояла небольшая садовая лестница. Подтащив её к окну, я забралась наверх и раздвинула ветви сирени. Перед моим взором предстала большая комната с танцующими на середине парами. Верхний свет был выключен, однако с двух сторон горели настольные лампы с белым и голубым абажурами. Одна из них находилась напротив окна, и я всё видела в голубом свете. Как раз неподалёку танцевала одна парочка. Меня удивило то, что она была в тапочках, а он, как мне показалось вначале, по пояс голый. Но, присмотревшись, я заметила, что парень был одет в футболку телесного цвета. Они так тесно прижимались друг к другу, что, казалось, не танцевали, а обнимались у всех на виду. Из-за того, что парень держался спиной к окну, мне хорошо были видны только его потёртые джинсы и светлые волосы. Однако спустя мгновение блондин повернулся в профиль и я подумала, что где-то его видела. Ещё один поворот – и по моей спине невольно пробежал холодок: его глаза в голубом свете лампы приобрели какой-то фосфорический блеск.

Внезапно парень остановился. Музыка продолжала играть, все продолжали танцевать, партнёрша нетерпеливо дёргала его за руку, а он словно впал в транс. Наконец, присутствующие обратили внимание на его поведение. Магнитофон выключили и вокруг парня собралась толпа. Только тогда я поняла, что он смотрит на меня.

Первым догадался проследить направление его взгляда Димка. Но когда мой сосед подбежал к окну, то увидел лишь качающиеся ветки. Поставив лестницу на место, я спряталась за дерево, пережидая. Но вокруг всё было спокойно. Через минуту вновь зазвучала музыка и замелькали тени. Наверно, деревенские решили, что их товарищу просто что-то померещилось.

Поднявшись по каменным ступеням, я остановилась, не решаясь переступить порог, и тут впервые пожалела, что не взяла с собой Женьку, так как за этой дверью у меня ещё не было друзей. Колеблясь, я оглянулась в ночь. «Останься, там кончается моя власть и я ничем не смогу тебе помочь», – безмолвно говорила тьма. Но я не последовала её совету и, толкнув дверь, очутилась в длинном освещённом коридоре. В этот момент откуда-то вышла высокая полная женщина. При виде меня на её губах возникла радушная улыбка:

– Марина? Наконец-то!

Сообразив, что это хозяйка дома, я сказала:

– Здравствуйте! А разве Вы меня ждали?

Женщина улыбнулась ещё шире:

– Вся молодёжь обычно собирается у нас в доме и когда-нибудь ты всё равно должна была прийти.

Затем она прибавила: