– Господи, какой скучный разговор, – сказала Брет. – Не попробовать ли шампанского?
Граф наклонился и встряхнул бутылки в блестящем ведре.
– Оно еще недостаточно холодное. Вы все время пьете, дорогая. Почему вы не хотите просто поболтать?
– Я и так наболталась. Я всю себя выболтала Джейку.
– Мне бы хотелось, дорогая, послушать, как вы по-настоящему разговариваете. Когда вы говорите со мной, вы даже не кончаете фраз.
– Предоставляю вам кончать их. Пусть каждый кончает их по своему усмотрению.
– Это очень любопытный способ. – Граф наклонился и встряхнул бутылки. – Все же мне бы хотелось послушать, как вы разговариваете.
– Вот дурень, правда? – сказала Брет.
– Ну вот. – Граф вытащил бутылку из ведра. – Теперь, должно быть, холодное.
Я принес полотенце, и он насухо вытер бутылку и поднял ее.
– Я предпочитаю пить шампанское из больших бутылок. Оно лучше, но его трудно заморозить. – Он держал бутылку и смотрел на нее.
Я поставил стаканы.
– Не откупорить ли? – предложила Брет.
– Да, дорогая. Сейчас я откупорю.
Шампанское было изумительное.
– Вот это вино! – Брет подняла свой стакан. – Надо выпить за что-нибудь. «За здоровье его величества».
– Это вино слишком хорошо для тостов, дорогая. Не следует примешивать чувства к такому вину. Вкус теряется.
Стакан Брет был пуст.
– Вы должны написать книгу о винах, граф, – сказал я.
– Мистер Барнс, – ответил граф, – все, что я требую от вин, – это наслаждаться ими.
– Давайте насладимся еще немного. – Брет подставила свой стакан. Граф осторожно наполнил его.
– Пожалуйста, дорогая. Насладитесь этим медленно, а потом можете напиться.
– Что-о? Напиться?
– Дорогая, вы очаровательны, когда напьетесь.
– Вы слышите, что он говорит?
– Мистер Барнс, – граф наполнил мой стакан, – это единственная женщина из всех, кого я знавал на своем веку, которая так же очаровательна пьяная, как и трезвая.
– Вы не много, должно быть, видели на своем веку.
– Ошибаетесь, дорогая. Я очень много видел на своем веку, очень, очень много.
– Пейте и не разговаривайте, – сказала Брет. – Мы все много видели на своем веку. Не сомневаюсь, что Джейк видел ничуть не меньше вашего.
– Дорогая, я уверен, что мистер Барнс очень много видел. Не думайте, сэр, что я этого не думаю. Но я тоже много видел.
– Конечно, видели, милый, – сказала Брет. – Я просто пошутила.
– Я участвовал в семи войнах и четырех революциях, – сказал граф.
– Воевали? – спросила Брет.
– Случалось, дорогая. И был ранен стрелами. Вам приходилось видеть раны от стрел?
– Покажите.
Граф встал, расстегнул жилет и распахнул верхнюю рубашку. Он задрал нижнюю до подбородка, открыв черную грудь и могучие брюшные мышцы, вздувавшиеся в свете газовой лампы.
– Видите?
Пониже того места, где кончались ребра, было два белых бугорка.
– Посмотрите сзади, где они вышли.
Повыше поясницы было два таких же шрама, в палец толщиной.
– Ну-ну! Вот это действительно.
– Насквозь.
Граф засовывал рубашку в брюки.
– Где это вас? – спросил я.
– В Абиссинии. Мне был тогда двадцать один год.
– А что вы делали? – спросила Брет. – Вы были в армии?
– Я ездил по делам, дорогая.
– Я же вам говорила, что он свой. – Брет повернулась ко мне. – Я люблю вас, граф. Вы прелесть.
– Я счастлив, дорогая. Но только это неправда.
– Не будьте идиотом.