– Ха-ха-ха – рассмеялась она.
– Хочешь я добьюсь всего сразу и сейчас.
– Каким же образом.
– Женюсь на тебе. Надеюсь ты наслышана о моих похождениях – сказал я.
– Еще как, наслышана.
– Ну и что ты на это скажешь?
– Долго я ждала этого. Ты не представляешь, какое это наслаждение сбить с тебя спесь и самонадеянность. Я вынуждена тебе отказать – сказала она.
– Я рад, что тебе это нравится, можно сказать, ты торжествуешь победу надо мной, над собой, над всеми. Это прекрасно, торжествуй торжествуй – сказал я слегка ее обнимая.
– С каким бы удовольствием я бы выцарапала твои нахальные глаза.
– Ну зачем же так. Ты посмотри, как вокруг хорошо. Как прекрасно можно бы было жить, если конечно же захотеть.
Олухи
– Как ты могла жить с этим болваном, этим олухом царя небесного, серой лошадкой. Это какое-то мерзкое сожительство, а не семейная жизнь. Если ты конечно утверждаешь, что ни капельки не любила его – возмутился я, встречая ее в собственной прихожей.
– Он – мой муж и этим все сказано – возразила она.
– Сейчас ты утверждаешь, что воспылала ко мне какой-то неземной страстью, возвышенной, романтической любовью ни с того ни с сего. А где гарантия, что через два дня, все это не превратится в самое заурядное времяпрепровождение. И потом, откуда взялась эта романтическая любовь?
– Скучными вечерами, наедине с ним, я думала – Неужели это и есть счастье?
– Ну и что? – спросил я.
– Неужели это тот человек, ради которого я пожертвовала всем?
– Конечно не тот, тут и думать нечего – сказал я.
– Он – такой скромный, незаметный, порядочный, наивный. Он даже не догадывается, не подозревает, что я ему изменяю.
– Таких вокруг пруд пруди, что от них толку. Серые людишки, которые не совершают ничего предосудительного, потому что не умеют.
– Он – добродушный, ленивый, инфантильный слегка – сказала она.
– Да как ты могла любить такого или даже позволять любить. На что ты надеялась?
– Что ты кричишь – удивилась она.
– Я, в конце концов, у себя дома. И могу позволить себе говорить все, что считаю нужным – сказал я.
– Если тебе нужно выговориться – сказала она, делая мне какие-то непонятные знаки. Она стояла в прихожей, не снимая пальто. Только тогда до меня дошло, что кто-то скребется под дверью. И мне пришлось впустить того, о ком мы так горячо и проникновенно спорили.
– Люсенька, прости меня – захныкал он.
– За что прощать? – удивилась она.
– За то, что я подозревал тебя в неверности – сказал он – За то, что я так посмел о тебе подумать.
– А чего тут думать – сказал я – Тут и думать нечего.
– Я, конечно, тебя не стою – сказал он – И ты можешь полюбить кого тебе вздумается.
– Ты сам виноват в том, что произошло – сказала она.
– Я понимаю понимаю – пролепетал он.
– Нашли место для выяснения семейных отношений – удивился я.
– Мы сейчас уходим уходим – сказал он – Смогу ли я надеяться.
– Я так устала от всего этого – сказала она.
– Люсенька, я тебя умоляю.
Он повернулся ко мне спиной, пытаясь ее погладить, приласкаться. Она смотрела мне прямо в глаза и выражение ее лица постоянно менялось, как будто снимали и одевали разные маски – недоумение, высокомерие, хитрость.
– Да я и сам тоже хорош, связался с такой, нет слов. Значит я и сам ничем их не лучше – такой же болван и придурок.
Загадочный тип
К чему все эти разговоры, когда не в чем упрекнуть
– Я лечу к нему на крыльях любви, вся из себя, накрасилась, причесалась, а ему хоть бы что – набросилась на меня Вероника.
– Тебя интересует, почему я так себя веду? – удивился я.
– Да, неплохо было бы узнать.
– Потому что иначе ты решишь, что всего уже добилась чего хотела и перестанешь обращать на меня внимание.
– Интересно, что же такого я от тебя добивалась? – спросила она.
– Ничего особенного – прибрать к рукам, а потом уже и вить веревки.
– Ах как остроумно, неподражаемо.
Ты думаешь, что я такой остроумный, веселый, беспечный. Ничего подобного.
– А кто же ты на самом деле, кто? – спросила она.
– Ни за что не догадаешься, а когда узнаешь, сразу перестанешь хихикать, потому что тебя обуяет настоящий ужас.