Я поплотнее натянула кепку. То, что произошло, не имело никакого значения. Мысленно стерев ластиком слова Томми, я направилась домой.
Войдя в прихожую, я взглядом уткнулась в сумки миссис Ларк. Они стояли у стены уже несколько дней. Поневоле вспомнились стенания Мейсона о том, что я разбрасываю повсюду свои вещи. Да, похоже, пора посмотреть на подарки нашей доброй соседки.
В комнате я скинула босоножки и кепку. Струя холодного воздуха приятно освежала лоб, принося облегчение. Сев на пол посреди комнаты, я открыла сумки и начала вынимать одежду, раскладывая ее перед собой.
Кажется, там было все: коротенькие юбки, разноцветные парео, пара поясков со стразами – непонятно, с чем их носить. Я взяла в руки футболку с двумя пикантно расположенными кексами и бесконечно долго на нее смотрела.
Порывшись, я нашла пару темных футболок вроде бы моего размера. Отложила их в сторону вместе с двумя белыми майками в рубчик и полосатой рубашкой. Затем выудила тот самый купальник, о котором говорила миссис Ларк.
Очевидно, из деликатности она не заметила, что я не отвечаю требованиям этой красивой вещицы: я не заполнила бы две эти чашки, даже если бы приложила их к ягодицам. Купальник вернулся в сумку.
Последними были туфли: несколько сандалий с длиннющими шнурками, которые я не смогла бы правильно завязать, и пара старых пыльных конверсов. Наверное, когда-то они были черными. Я их примерила – на полразмера больше моих, но решила, что эти кедики мне подойдут.
Только тогда я заметила, что в сумке еще что-то осталось. Коробка! Я вынула и осмотрела ее. Белая, с названием магазина, напечатанным серебряными буквами. Внутри под несколькими слоями тонкой розовой бумаги лежало что-то мягкое. Я замерла на секунду, когда поняла, что щупаю ткань – очень гладкую, деликатную, как внутренняя сторона цветочного лепестка.
Я потянула за краешек и вытащила изысканное платье благородного оттенка нежной глицинии. Гладкая ткань поблескивала, я поняла, что это сатин.
В детстве у меня был бантик из того же материала. И с тех пор я не держала в руках ничего столь же шелковистого и блестящего.
Боже, это платье было… было…
– Айви?
Я ахнула и сунула платье обратно в коробку.
На пороге комнаты стоял Джон.
– У тебя все в порядке?
– Да, – сказала я, торопливо укутывая платье розовой бумагой и закрывая коробку.
Такое платье мне точно не подойдет…
– Ну как, нашлось что-нибудь симпатичное? – спросил Джон таким же довольным тоном, как тогда, когда я сообщила ему, что в сумках в прихожей – одежда от миссис Ларк, которую я никак не соберусь разобрать.
– Да, – тихо ответила я, Джон улыбнулся. – Пара вещей.
Я взяла коробку с платьем и сунула ее в шкаф под стопку свитеров.
– У меня сегодня свободный день.
Я подняла глаза и увидела на его лице нерешительное выражение.
– Ты голодная? – спросил Джон с надеждой.
Я кивнула, хотя это было неправдой. Последнее время у меня не было аппетита, но я не простила бы себе, если бы огорчила Джона, ответив отказом на его предложение побыть вместе.
Я видела все, что он делал для меня, и чувствовала его заботу и поддержку. Но каждый его добрый жест по отношению ко мне был как цветок, который вял в моих руках.
Мейсон предупредил по телефону, что домой придет, как всегда, ближе к вечеру.
Джон привез меня к маленькой закусочной на холме, обласканной ветром и прохладой от пальм. Он припарковал машину в тени ветвей и попросил подождать его за столиком.
– Вот, попробуй! – радостно сказал он, протягивая мне сосиску в панировке на палочке. – Их фирменная.
– Что это такое? – спросила я, покосившись на сосиску.
– «Корн-дог». – Он засмеялся, когда увидел, с каким подозрением я изучаю угощение. – Кусай, не бойся! – И отхватил кусочек от своей.
Сосиска была мягкой и мясистой, но довольно острой.
– Ну как тебе?
Пока я осторожно жевала, Джон смотрел на меня в ожидании вердикта.
– Странная начинка, – пробормотала я, и Джон поджал губы, приняв мои слова за похвалу.
Мы ели молча, сидя на столике для пикника и поставив ноги на скамейку. Ветер шевелил пальмовые ветви, и в этот доверительный момент я рассказала Джону об арт-проекте.
Выбор у меня невелик: либо я участвую – и все в порядке, либо отказываюсь – и не добираю часов для выполнения плана обучения.
– И что, ты в игре? – спросил Джон, комкая салфетку.
Я кивнула.
– Мне кажется, это прекрасно. У тебя будет шанс показать, на что ты способна, верно? Сколько тебя помню, ты все время рисуешь, и у тебя здорово получается! – Джон улыбнулся, но я посмотрела на него недоверчиво, без улыбки. – По крайней мере, попробуешь свои силы.
Я шумно выдохнула, ломая палочку от корн-дога в нескольких местах. Ох уж мне этот крестный Джон с его заботливостью! Ох уж мне этот мистер Брингли с его кружком рисования!
Я хотела, чтобы все оставили меня в покое. Разве я многого просила?
– Понимаю, – продолжил Джон, – тебе страшновато раскрываться перед людьми… Но у тебя есть время подготовиться к этой выставке. Я уверен, что ты придумаешь что-то невероятное.
В ресницах, казалось, застрял солнечный зайчик.
– Произошло и еще кое-что…
И я рассказала про Фицджеральда. Может, и не стоило, но я все равно это сделала. Краем глаза я чувствовала на себе внимательный взгляд Джона.
– Значит, Фицджеральду знакома эта фамилия? – спросил он наконец, выдавая свое замешательство.
– Не знаю. Возможно.
– Он связал тебя с ним?
Я молчала, а Джон отвел глаза, как будто охваченный беспокойством.
– Он простой учитель, – сказала я, пытаясь его урезонить, – учитель старшей школы.