Мелочи жизни

Мелочи жизни
Эрик Абенович

Берик доживает свое в некогда богатом поселке, который приходит в запустение: жители его спиваются, уезжают куда подальше, просто умирают от старости. Арман, вернувшись из армии, узнает, что убит его старший брат, и может думать только о мести. Алия безмерно устала писать и читать ерунду, разочаровалась в журналистике и больше не видит себя в профессии. Очень разные люди идут по жизни каждый своим собственным трудным путем, чтобы однажды встретиться… нет, не в конце: в самом начале новой жизни.

Содержит нецензурную брань.

Эрик Абенович

Мелочи жизни

Старый тулуп

– Кто-то в дверь стучится, выйди, посмотри! Ты что, оглох? – сквозь сон услышал Берик голос Галии. Он так сладко спал! И какой-то сон ему привиделся, а тут, – вставай, ты что, вдруг что случилось, Берик?! – жена уже настойчиво толкала его в бок.

– Ладно, ладно, встаю! – недовольно огрызнулся Берик и с полузакрытыми глазами пошёл к двери, на ходу сняв с вешалки и накинув на себя свой тулуп. Выйдя на веранду, он ясно слышал настойчивый стук в дверь и Тарлана, уже охрипшего: видать, давно лает.

– Кто там? Чего надо?! – крикнул Берик, подойдя к двери.

– Это я, Света! Открой, Боря, слышишь! Открой срочно!

«Какая, к чёрту, Света, и который час?» – думал Берик, но голос был знакомый, и поэтому он открыл. Как только дверь распахнулась, в неё ворвалась женщина, закутанная в шубу, и вся в клубах морозного пара с улицы прямиком побежала к печке:

– Полчаса стучусь, аж окоченела вся! Ну ты спишь! – бормотала она, грея у печи руки и растирая ими лицо и уши. По шепелявости Берик теперь узнал Светлану, жену Калтая.

– Ты чего, Светка, который час? Ты что? Что стряслось-то? – наконец придя в себя, начал расспрашивать Берик.

– Коленька мой умер, Боря, Коля умер! – и Света залилась слезами, рыдая во весь голос – Как жить-то теперь? Господи, за что? Ой Боря, Боря, помоги нам! – причитала она, вытирая слёзы грязным от сажи рукавом старой шубы.

На плач вышла встревоженная Галия и, услышав новость, застыла, широко распахнув глаза и прикрыв ладонью рот:

– Как? Сегодня же видела его в магазине, ужас какой! – налив воды, Галия поднесла кружку Светлане – на, попей и садись, сейчас я чай подогрею.

Светлана немного успокоилась. От неё как всегда несло перегаром. Отёкшая, с растрёпанными волосами, она достала из кармана потушенную половинку сигареты и, зажав фильтр дрожащими губами, начала искать спички. Берик дотянулся до коробка, постоянно лежащего возле печки, и подал ей. Света закурила, и, глубоко вдохнув, выпустила тонкую струйку табачного дыма.

– Как это случилось? – начал разговор Берик, пока жена ставила на стол хлеб и масло.

– Да быстро как-то получилось всё. Серёжа же приехал, вот они попарились в бане, потом он прилёг, сказал, что устал, и мы с сыном немножко выпили, – после баньки же святое! – ну я и зашла его к чаю позвать и смотрю, он лежит как-то странно. Подхожу, а он не дышит! Я давай орать, вызвали скорую, а она разве приедет с райцентра-то? Я к бабе Маше, она ж медсестрой тут работала, когда поликлиника здесь была. В общем, пока то да сё – потеряли мы Кольку нашего… Ой, что теперь делать-то! Что делать?

– Ничего, Света, что-нибудь придумаем, похороним по-человечески. Родственникам сообщили? – включилась Галия.

– Ой, Галя, о чём ты! Дочка сразу же приехала с мужем, Андрюша должен к утру подъехать. Буранит ведь, трасса закрыта, чёрт бы её побрал!

– Ладно, Светка, главное – крепись! С деньгами у нас туговато, сама знаешь, но чем можем – поможем, – попытался успокоить соседку Берик.

– Да какие деньги, Боря? У кого тут они есть? Все живём кто на что. Пенсии да пособия. Я не за этим пришла к тебе. Коля ведь с тобой общался часто. Вот он мне всегда говорил: умру, позовите Берика и похороните меня по мусульманским традициям или обычаям, хрен его знает, как правильно. Я всегда его материла за такие слова, вот и накаркал! Вот и пришла к тебе по просьбе твоего дружка, Боря, помоги теперь. У нас в посёлке кроме тебя-то никого из мусульман не осталось.

– Я тебя понял, Светка, сейчас, подожди, я переоденусь – ответил Берик и пошёл в свою комнату.

Они шли к дому Калтая – так по-настоящему звали Колю. Посёлок давно уже умирал, и жили в нём всего 17 семей. Освещая дорогу фонариками, они двигались по тёмной улице. Стоял трескучий мороз, и в темноте был слышен лишь громкий скрип снега под ногами. Дорогу совсем замело, ориентиром служил еле заметный след единственного трактора в посёлке. Слава богу, всё ещё есть свет, и то каждый раз приезжают с райцентра люди и грозятся отрезать за долги. А чем платить-то? Иногда удаётся оплатить часть долга, а так – всегда приходится просить и умолять. Многие давно уже отказались платить и живут при свечках да керосиновых лампах.

Они зашли в дом Калтая. Тот был хорошим хозяйственником. Всегда чистый двор, в гараже каждый инструмент на своём месте. Его машине было уже чуть ли не 20 лет, а она всё ездила и выглядела как новая. Все дразнили его, называя «Колей-немцем» за его аккуратность.

С порога Берик почувствовал резкий запах алкоголя и табачного дыма. Зайдя на кухню, даже не смог разглядеть, кто сидит за столом.

– Вот, привела Борьку, как он просил, еле разбудила! – сказала Света.

– Заходи, дядя Боря, как жизть? – спросил знакомый пьяный голос сына Калтая. По документам он был Сержан, но в посёлке все его звали Серёжей. Да и он сам всегда представлялся так.

– Заходите, дядя Боря, как вы? – поздоровалась дочь Калтая – Акмарал.

– Вы бы хоть проветрили, а то дышать нечем! Хоть топор вешай! – возмущённо выругалась Света и открыла форточку.

Берик поздоровался со всеми и попросил Свету проводить его к покойнику. Они пошли в зал, где у них стоял старый диван. Калтай лежал на спине, накрытый одеялом.

– Света, мне нужны вода, тазик и белая простыня, а лучше две. Найдётся у тебя? – обратился он к Свете.

– Алка! Ты помнишь, где чистые простыни наши? Белая нужна! – через весь дом крикнула Света.

– Там, в шкафу, мам, в нашей комнате! А кому надо? – крикнула дочь в ответ.

– Да кому, кому?! Отцу твоему надо! – зло выкрикнула Света.

– Мать, ты чё, они же новые! 2000 тенге стоят! Бери старые!

Света взглянула на Берика. Он молча покачал головой.

– Нельзя, дочка! Надо, хотя бы одну! – всё кричала Света.

На кухне возник какой-то спор, после чего недовольная дочка, громко протопав через весь коридор, зашла в свою комнату и принесла белую простыню в упаковке.

Берик набрал в тазик воды, взял чистые тряпочки и, проходя через кухню, взглянул на сидящих там. Серёжа и зять были пьяны и о чём-то спорили, стуча кулаками по столу, дочь копалась в своём сотовом телефоне, Света допивала рюмку водки.

«Тут, значит, у меня помощников не будет» – подумал он и зашёл к покойнику один. Надо было по всем законам произвести омовение тела усопшего, прочитать все необходимые молитвы. Он вышел на улицу. Мороз обжигал лицо, глаза моментально покрывались инеем. Зайдя в амбар, Берик собрал охапку сена и вернулся в дом.

– Это ещё на хрена? – еле выговаривая слова, спросил Сержан – ты чё, дядь Боря, сено бате хочешь дать? – и начал смеяться, хлопая по плечу зятя, который подхватил шутку и стал противно хихикать.

Берик молча зашёл в комнату, постелил сено на пол, поверх которого положил одеяло и, подняв Калтая на руки, бережно уложил на его последнее ложе. Берик много раз помогал имамам совершать этот обряд, когда хоронили друзей и близких, и поэтому знал практически всё. Но самостоятельно делал это впервые. Прочитав молитву и раздев догола Калтая, он присел у его изголовья. Лицо соседа было спокойным, и казалось, что он просто спит, улыбаясь.

– Ну привет, Калтай, вот я и пришёл к тебе, как ты просил, – начал разговаривать Берик, поливая из кувшина водой и омывая лицо и волосы друга, – что ж ты так решил уйти-то? Ты же любил всё планировать заранее и быть готовым ко всему? А тут вот взял и умер внезапно. Ну ты даёшь! – Берик тщательно омывал водой тело Калтая, периодически набирая воду в кувшин из тазика. – В этом году тебе исполнилось бы 62 года, если не ошибаюсь? Планировали отпраздновать на природе, помнишь? На рыбалке… А теперь вот что произошло, эх, Калтай, Калтай… Считай, мы прожили всю свою жизнь на глазах друг у друга. Сколько мы пережили вместе! Много чего можно вспомнить.

Помню, как впервые приехал сюда по направлению. Молодая семья, такие радужные перспективы были! Тогда тут был процветающий колхоз. Имелись даже свой кинотеатр и музей. Тут жили немцы, русские, чеченцы, татары, казахи – много кого ещё. Колхоз-то передовой. Сколько скота тут было! А техники сколько, помнишь, Калтай? Вся страна приезжала убирать урожай. С Кавказа, России и даже из Москвы студенты приезжали, чтобы помочь сельчанам. Жизнь ведь совсем другая была тогда, совсем другая… Я был молодым зоотехником, только что женился на Галиюше, и она работала в школе учительницей начальных классов. Хорошо было, скажи? Кто тогда делился на нации или на что-то ещё? Ну обзывались дети, случалось, когда играли в войнушку или подерутся… И всё. А так всё было общее: и праздники, и беды. Дети наши учились вместе. Ты у нас был начальником тогда, помнишь? Целый управляющий колхоза! Мы часто встречались на собраниях. Тогда и познакомились. Ты был старше меня на 2 года, вот и взялся учить меня уму-разуму. Сейчас смешно вспоминать про это. Но я тебя слушался, ведь ты был партийный! Вечно в своей кепке и с папкой. Сажал кукурузу, разводил канадских бычков, мотался по участкам с утра до ночи. Мы и виделись изредка – на свадьбе у кого-то или на похоронах. И то так – привет, как дела и всё. Лишь изредка мы вырывались на рыбалку или охоту и там, сидя у костра, прикуривая сигаретку от искрящейся сухой веточки, после сытного супчика из утки или фазана, долго беседовали с тобой обо всём на свете. Ты как всегда ругал своё начальство от председателя колхоза до генерального секретаря в Кремле, а я всегда смеялся над твоими идеями и планами. Да, было время…

Потом началась перестройка, всё стало разваливаться. Всё, что было в колхозе, продали, и мы остались с тобой у разбитого корыта, помнишь? Ты оказался прав, друг мой. Откуда нам было знать, что делать? Как зарабатывать? Ты начал заниматься землёй, я стал разводить скот. И что? Становилось всё хуже и хуже. Уехали все наши друзья и знакомые. Кто в Россию, кто в Германию или Израиль, а кому некуда было – те махнули в город.

Я бы тоже уехал, если бы не сын. Эх, сыночек, мой бедный сыночек! Помнишь его? Спортсмен, активист, постоянно выступал на концертах. Мой Талгатик… Поехал учиться в город вместе с твоим Сержаном, ведь они были не разлей вода, и всё, пропали там. Изредка звонил и всегда говорил, что всё у них хорошо. Пару раз в год приезжал с дружками. Машины новые, всегда при деньгах. Говорили, что работают в какой-то фирме. Я всегда замечал у них в багажнике оружие. Наверное, охранная фирма, думал я. Тогда мы с тобой в первый раз купили цветные телевизоры, помнишь? Обмывали сколько дней! Потом холодильники они привезли – это было чудо! Беззвучные. А мы с тобой всё работали и работали. То пахали, то сеяли, то за скотом ухаживали. Остальные дети тоже разъехались кто куда. Колхоз-то наш совсем обезлюдел. Я уже было собрался тоже переехать ближе к городу, и тут тот самый случай… Тот самый случай…

Не знаю, что произошло и как. Я теперь только понимаю, что он был рэкетиром или чёрт его знает, как они назывались. Что-то не поделили, и в него выстрелили. Прямо в сердце.

Я с имамом омывал его тело, точно так же, как тебя сейчас. Молодой совсем и красивый мой сынок лежал на моих руках с простреленным сердцем. Ему бы жить да жить… И всё как-то оборвалось у меня тогда внутри, Калтай. Ты, наверное, помнишь, как я начал заливать своё горе проклятой водкой. Я пил без перерыва! Не помню ни одного дня тех лет, когда бы я не пил! Вроде становилось хорошо сначала, боль отпускала. Галия начала ругать, а мне было плевать, я пил и пил. Да и водка какая тогда была, вспомни? Вонючая, китайская какая-то, и спирт этот «Ройяль» вроде. Сколько людей тогда померло! Просто-напросто травились и умирали. Кто-то гнал самогон дома, и в этих «точках» мы брали это пойло по ночам. Пить же запрещали тогда! Пропаганда. А что было нам делать? Работы нет, жить не на что. Когда спиваешься, всегда находишь повод. Каждый день. Это вроде как свой кружок по интересам. Ищешь членов своего клуба, находишь и ставишь цель – выпить. Я же был комсомольским лидером, помнишь? Мог любого уболтать. Вот моя команда и слонялась по колхозу целыми днями… Я стал лидером наших алкашей. Вожаком! Я распределял, кому и сколько надо наливать, замучил бедную Галию, требуя закуски. А где её брать-то ей? Я же ничего не зарабатывал!