Земля обетованная

– Дай и мне две, – попросил я, когда он вернулся. – Почему она всегда берет их у тебя поштучно? – полюбопытствовал я. – Почему бы ей не держать весь пузырек у себя в ночном столике?

– Она себе не доверяет. Боится, что как-нибудь ночью выпьет все.

– Несмотря на все свои воспоминания?

– Тут не в воспоминаниях дело. Она страшится нищеты. Хочет жить, покуда живется. Но боится внезапных приступов отчаяния. Отсюда и меры предосторожности. Но она заставила меня пообещать, что как только попросит, я ей достану большой пузырек снотворного.

– И ты сдержишь слово?

Мойков посмотрел на меня своими выпуклыми, будто вовсе без век, глазами.

– А ты бы не сдержал?

Он медленно раскрыл свою большую, сильную ладонь. На ней лежало изящное, явно старинной работы, кольцо с рубином.

– Просила продать. Камень небольшой, но ты только посмотри на него.

– Да я ничего в этом не смыслю.

– Это звездный рубин. Большая редкость.

Я посмотрел на рубин внимательней. Он был очень чистого и глубокого темно-красного тона, а если держать на просвет, в нем начинала лучиться крохотная шестиконечная звездочка.

– Жаль, купить не могу, – сказал я неожиданно для себя.

Мойков засмеялся.

– Зачем тебе?

– Так просто, – ответил я. – Потому что это вещь, не сделанная людьми. Чистая и неподкупная в своей чистоте. Это вовсе не для Марии Фиолы, как ты, верно, подумал. Та и так носит изумруды с ноготь величиной в диадемах императриц. Императрицы, где они все? Куда они пропали? – процитировал я, в свою очередь. – Это, часом, не ты сочинил? Графиня тебя поэтом назвала. Может, ты и вправду был поэтом?

Мойков покачал головой.

– Профессии мои, куда они пропали? – напел он все на тот же мотив. – В первые двадцать лет эмиграции все русские только о том и рассказывали, кем они были на родине. И врали страшно. С каждым годом все больше. А потом все меньше. Пока вовсе не забыли о своем прошлом. Ты еще очень молодой эмигрант со всеми недугами этого нелегкого ремесла. В тебе еще все взывает к отмщению, и ты считаешь, что это глас справедливости, а не эгоизм и безмерное самомнение. Наши вопли об отмщении! Как хорошо я их помню. Куда они пропали? Все развеяно ветром и быльем поросло.

– У вас просто случая не было, – сказал я.

– Был, был у нас случай, и не один, ты, приготовишка несчастный, мечтающий выучиться на гражданина мира. Чего ты от меня хотел? Ты же не просто так пришел?

– Того же, что и графиня. Две таблетки снотворного.

– А не весь пузырек?

– Нет, – ответил я. – Пока нет. Не в Америке.

XIV

Реджинальд Блэк послал меня к Куперу – тому самому, что купил у нас Дега: надо было повесить у него картину.

– Посмотрите на его апартаменты, вам будет интересно взглянуть, – заметил Блэк. – Там вообще много интересного. Только обязательно возьмите такси: рама у танцовщицы хрупкая и к тому же подлинная.

Купер жил на десятом этаже дома на Парк-авеню. Это были двухэтажные апартаменты с выходом в расположенный на крыше сад. Я ожидал увидеть слугу, но Купер встретил меня лично – по-домашнему и без пиджака.

– Входите, входите, – галантно пробасил он. – Торопиться не будем, эту прелестную зелено-голубую даму надо разместить с толком. Хотите виски? Или лучше кофе?

– Спасибо. Кофе с удовольствием выпью.

– А я виски. В такую жару это единственно разумное решение.

Я не стал ему возражать. В квартире было очень прохладно – здесь царила искусственная, слегка отдающая могильной стылостью атмосфера, создаваемая воздушным охлаждением. Окна были плотно закрыты.

Купер осторожно вызволил картину из бумаги. Я осмотрелся. Обстановка в комнате по преимуществу французская, Людовик XV, почти сплошь миниатюрные и очень добротные вещи, изящные, много позолоты, плюс к тому два кресла итальянской работы и небольшой, но великолепный, желтого дерева, венецианский комод. На стенах полотна импрессионистов. Я был поражен. Вот уж не думал, что у Купера столь изысканный вкус.

Он установил Дега на стул. Я приготовился к нападению; кофе был предложен неспроста, это я понял сразу.

– Вы действительно были ассистентом в Лувре? – начал он.

Я кивнул – не мог же я подвести Блэка.

– А прежде? – допытывался он.

– Прежде я работал в одном брюссельском музее. Почему вас интересует мое прошлое?

Купер хохотнул.

– Этим торгашам ни в чем верить нельзя. Насчет того, что сей Дега принадлежал госпоже Блэк, – это ведь чистой воды блеф!

– Почему? К тому же картина-то от этого ни лучше, ни хуже.

Купер стрельнул в меня хитрым взглядом.

– Разумеется, нет. Потому я ее и купил. Вы ведь знаете, сколько Блэк с меня за нее содрал?

– Понятия не имею, – сказал я.

– А как вы думаете?

– Я правда не знаю.

– Тридцать тысяч долларов!

Купер не спускал с меня глаз. Я тотчас же понял, что он врет и хочет проверить мою реакцию.

– Большие деньги, верно? – наседал он.

– Для кого как. Для меня, конечно, это очень большие деньги.

– А сколько бы отдали вы? – мгновенно спросил он.